— Вы имеете ввиду «перелечивание»⁈ — удивился он. — Но ведь так мы можем его убить!
— Он в любом случае умрёт, если мы ему не поможем, — сказал я. — Придётся рискнуть, господин Кастрицын.
Я уже отметил для себя две полезные функции, на которые способно «перелечивание». Во-первых, с помощью него можно наносить урон в тех ситуациях, когда обратный виток не доступен мне из-за клятвы лекаря. Во-вторых, бывают случаи такие, как сейчас. Когда обычная лекарская магия ничего не может противопоставить болезнетворной силе. В данном случае, когда человека вылечить почти невозможно, «перелечивание» служит в качестве козыря. А если мы вдвоём вместе с Кастрицыным попытаемся дать бой гемофилии, думаю, у нас должно получиться.
Пока Роман Васильевич старательно заращивал сосудистую стенку, останавливая венозное кровотечение, я уже залатал все капилляры и принялся работать над свойствами самой крови.
И тут важно понимание заболевания. Ведь без понимания лекарская магия работать отказывается. Нельзя просто дать ей приказ: «Лечи кровь! Пусть кровотечение остановится!»
Нет. Приказ должен быть максимально конкретным. Главным оружием лекаря является не его магия, а его головной мозг. Его понимание патологических процессов.
Главным принципом гемофилии является отказ всех или некоторых компонентов свёртывающей системы крови образовывать тромб. Люди привыкли думать, будто тромб — это что-то плохое. Но вообще-то именно для этого тромбоциты и существуют, чтобы останавливать кровотечение. А в данном случае активации тромбоцитов не происходит.
К сожалению, наш организм гораздо сложнее, чем может показаться. Конкретно я, обучаясь в медицинском университете, пришёл в шок. Ведь работа нашего тела до ужаса сложна. Я бы сравнил все эти хитросплетения сигнальных веществ, клеток, тканей, органов и их систем с какой-нибудь сложной программой. Никогда не разбирался в компьютерах и программировании, но думаю, люди, которые занимаются этим профессионально, поняли бы моё сравнение.
Чтобы процесс свёртывания крови запустился, нужно чтобы двенадцать веществ провзаимодействовали между собой и привели к активации тромбоцитов. Только у больных гемофилией есть проблема. Некоторые факторы перестают работать из-за генетической поломки. И это, как правило, не излечимо.
В моём мире генная инженерия ещё не дошла до момента, когда появится возможность исправлять с помощью специальной аппаратуры поломки в хромосомах и генетическом материале. Здесь есть лекарская магия, которая способна на большее, но что-то мне подсказывает, будто и магия не сможет забраться в гены. Их уже ничем не исправить. Если человек родился с болезнью или приобрёл болезнь из-за мутации, как Евгений Балашов, вернуть всё на свои места уже не выйдет.
Если мы спасём Евгения, ему придётся внимательно следить за собой. Не допускать никаких ранений. Даже кровотечение из дёсен, геморроидальные узлы или содранный заусенец могут привести к неприятным последствиям.
Пока Кастрицын сдерживал по моему приказу сосудистую стенку, я буквально спаивал края раны, как сварщик, вот только пользовался при этом не паяльником, а клетками крови. Активированные тромбоциты, которые тут же встроились в стенку вены, начали перекрывать рану.
— Я больше не могу, Алексей Александрович, — простонал Кастрицын. — Сил почти не осталось. Ещё немного — и я сдамся.
— А больше и не надо, — сказал я и отступил от Евгения. — Я как раз закончил. Мы справились.
Стоит отметить, магии у нас было по нулям. «Перелечивание» очень прожорливо. Мы с Кастрицыным растратили последние крупицы, которые у нас остались после схватки с последователями Чернобога.
— У нас получилось? Он теперь будет жить? — спросил Кастрицын.
— Да, если будет аккуратен, — ответил я.
— Аккуратен? Ха-ха! — рассмеялся Роман Васильевич. — О какой аккуратности может идти речь? Он — настоящий воин. Израненный, ослабевший, он всё-таки накинулся на одного из сектантов и зубами вырвал нам победу! Вы ведь это видели? Я, если честно, впервые узрел, как человек до смерти загрызает другого человека.
Да уж, есть чем гордиться. Хорошо, что это картину увидело не так уж много людей. Только я, Кастрицын и Углов. Последний — крайне нежелательный свидетель, но мне кажется, что он не придал этому особого значения.
Не хотелось бы, чтобы Евгения Балашова считали зверем в теле человека только из-за каких-то слухов.
Хотя чего уж тут скрывать, он именно зверем пока что и является. Чёртов Полкан отказывается подчиняться. Собака есть собака. Её повиновения можно достигнуть только посредством дрессировки.
— Не понимаю, что сегодня случилось, — прошептал Кастрицын. — Мне казалось, что мы их всех уже давно истребили.
— Кого? Вы про этих Чернобожцев? — поинтересовался я.
— Про некромантов, — ответил Роман Васильевич. — За такими, как они, всегда стоит человек, управляющий некротикой без помощи артефактов. Не знаю, откуда они взялись. Я ведь всю свою жизнь положил на то, чтобы навсегда избавиться от этих уродов. Но они всё равно выползли. Как тараканы на крошки хлеба. Почему-то мне кажется, что они пришли за мной, Алексей Александрович. Решили отомстить за то, что я десятилетиями истреблял подобных им. Наверное, это я виноват в произошедшем.
А вот это уже интересно. Похоже, Кастрицын знает куда больше, чем я думал. Надо бы подробнее обсудить с ним этот вопрос.
Вот только кое-что прервало наш разговор, и мы были вынуждены отложить эту беседу. Евгений Балашов очнулся, сделал вдох, схватился за сердце, а затем ойкнул, когда почувствовал жгучую рану на своей груди.
— Алексей… — прошептал он. — Чёрт меня раздери, что это было? Я готов поклясться, что проспал несколько дней. Ж-ж-уткое чувство.
Опа! А вот это точно не Полкан. Евгения не сложно узнать по коронному «Ж-ж-жу!» Похоже, пёс на какое-то время всё же решил отступить.
— Роман Васильевич, можете нас оставить ненадолго наедине? — попросил Кастрицына я. — Мы продолжим с вами беседу. Буквально минут через пятнадцать.
— Без проблем, я всё прекрасно понимаю, господин Мечников. Боевой товарищ нуждается в добром слове. Я через это уже проходил, — кивнул он. — Подожду вас в фойе госпиталя. Там и продолжим наш разговор.
Я дождался ухода Кастрицына, а затем произнёс:
— Ты чуть не погиб. На здание суда произошло нападение. Мы с Романом Васильевичем чудом спасли тебе жизнь.
— Я ничего не помню. Будто меня на суде и не было вовсе. Я давал показания? — спросил он. — Надеюсь, не наговорил какой-нибудь ерунды, находясь в бреду?
— Вообще-то, тебя на суде не было, — объяснил я. — Тебя заменил Полкан. Но он здорово помог нам в процессе. Перегрыз глотку одному из нападавших сектантов.
— Милостивый Грифон… — прошептал Евгений. — То-то я понять не могу, почему у меня во рту такой отвратительный привкус.
— Пока что неизвестно, что будет дальше. Как раз сейчас пойду разбираться в ситуации. Но от тебя в ближайшие дни точно больше ничего не потребуют. Задача у тебя, Евгений, всего одна. Научиться контролировать своего чёртового Полкана. Ах да, ну ещё и выздороветь. Это даже важнее.
— Да я понятия не имею, откуда у него такая власть! — выругался Балашов. — Пока я был в теле клеща, он ни разу не брал меня под свой контроль. А теперь выскакивает, как только жрать захочет.
— Значит, не голодай, — посоветовал ему я.
— Ага, отъемся в итоге, как мой покойный братец. Нет уж. Мне центнер жира точно не нужен, — усмехнулся он.
И то верно. У Виктора Балашова, как мне кажется, даже мозги жиром заплыли.
— В любом случае пока что постарайся сконцентрироваться на борьбе с Полканом. Твоя задача взять тело под полный контроль. Тебя уже хотели отправить в психиатрическую лечебницу, — отметил я. — Но мы этого допустить не можем. Мне передали твой титул, Евгений. Титул барона Балашова. Как только ты выйдешь отсюда, я передам его тебе.
— Хитро ты придумал! — усмехнулся он. — Даже не стану спрашивать, как ты это провернул.
Да уж. Лучше не спрашивать. Как оказалось, новый титул мне всучили только для того, чтобы я прогнулся под Мансуровых. Столько хитрых ходов, угроз, предательств, несколько смертей, десятки нарушенных законов… И всё ради чего? Они просто хотели, чтобы я стал вассалом Аркадия. До чего же всё-таки мелочный ход. Я бы даже сказал — мелочный ход с огромным размахом.
Дать человеку дворянский титул только ради того, чтобы получить над ним контроль. Хитро и глупо одновременно.
— Ах да, Евгений, забыл у тебя спросить, — перед уходом произнёс я. — У тебя ранее не было заболеваний крови? Не случалось такого, чтобы обычная царапина кровоточила несколько суток?
— Нет, — помотал головой Балашов. — Звучит ужасно. А почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что, к сожалению, тебе теперь придётся мириться с гемофилией. Постарайся не получать даже малейших ранений.
Я кратко пояснил Евгению, что произошло из-за соединения его тела и клеток Полкана, после чего попрощался с другом и покинул его палату. Разумовский тем временем, как в задницу ужаленный, носился по госпиталю, куда уже успели доставить других пострадавших из здания суда. Я бы хотел помочь ему, но силы были уже на исходе. На Евгения ушли последние крупицы энергии.
— Александр Иванович, — позвал его я. — Понимаю, что вы сейчас перегружены, но, пожалуйста, не забудьте поставить Балашову капельницу. Ему нужно обязательно восполнить запас жидкости.
— Всё будет сделано, Алексей Александрович, скоро к нему подойдут, — ответил он. — А вы идите домой. Отдыхайте. Не могу даже себе представить, что вам пришлось пережить. Я — единственный из состава преподавателей, кто не пришёл в здание суда. Мне очень хотелось вас поддержать, но пациентов оставить было не на кого. Когда я узнал, что суд атаковали какие-то сумасшедшие сектанты… Мне стало стыдно. Жаль, что я не смог помочь вам.
— Забудьте, мы с господином Кастрицыным неплохо справились. Жертв не так уж и много, — произнёс я. — Лучше скажите, не стоит ли вам позвать кого-то на помощь? Как я понял, всех пострадавших привезли именно к вам.