Я, дядя и двое жрецов вышли из дома и прошлись до церкви Грифона. Никодим сильно устал, поэтому нам приходилось тащить его под руки. Всё-таки мужчина ещё не до конца восстановился после двухлетней одержимости демоном.
Однако свежий январский воздух неплохо нас освежил.
— Как думаешь, Никодим, с проклятьем покончено? — спросил Олег Мечников, когда мы усадили старшего жреца на его койку.
Всю дорогу он молчал, обдумывал произошедшее.
— Могу сказать одно, господа Мечниковы, — отпив из кувшина студёной воды, ответил он. — В доме его больше нет. Теперь властью над этим зданием обладает только его хозяин и домовой. То есть, если будете хорошо обращаться с Доброхотом, быть может, он даже поможет вам улучшить поместье. Как я понял, проклятье из-за моих печатей сразу же переметнулось в домового, но господин Мечников излечил беднягу и тем самым положил конец его распространению.
— То есть — всё? — обрадовался дядя. — Мы теперь полностью свободны от этой дряни?
Никодим тяжело вздохнул.
— Не совсем. Но дальше я уже вам помочь не могу, — заявил он.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Я чувствую его прямо сейчас. Его остатки. Оно очень умело маскируется под болезни. И прямо сейчас эта тёмная сила скрылась в вашей ноге, Олег Сергеевич, — сказал жрец.
— Только не говорите… Это всё начнётся сначала⁈ — испугался дядя. — Я ведь только-только хотел снова перевести свою семью назад! После небольшого ремонта, разумеется.
— Я сейчас скажу вам кое-что, но прошу, не воспринимайте мои слова буквально. Я могу ошибаться, — сказал Никодим. — Иногда Грифон посылает мне знаки. Трактовать их можно по-разному, но… Исходя из того, что я сейчас вижу его глазами, ваша нога, Олег Сергеевич, примерно через тридцать дней вернёт проклятье в дом.
Как я и думал. Адаптация, эволюция. Всё, как описывал Асклепий в своём трактате. Признаки живого проклятья.
— Другими словами, мы должны за этот месяц найти способ излечить ногу дяди. Тогда проклятье сгинет навсегда, — подытожил я.
— Всё верно, господин Мечников, — кивнул Никодим. — Именно поэтому я и сказал, что больше ничего сделать не смогу. Дальше — дело за лекарями.
Я заплатил Никодиму, хоть тот и отпирался. Убеждал меня, что помогал в качестве благодарности за спасения от демона. Однако я всё равно вручил ему деньги лично в руки. Михаилу я их отдать не мог — пропьёт.
Мы с дядей не спеша брели домой. С неба повалили густые хлопья снега. Мне приходилось поддерживать хромающего Олега, чтобы он не поскользнулся на льду, который уже успело припорошить тонким слоем снежка.
— Проклятье… — выругался он. — Лопни моя селезёнка! Тридцать дней, чтобы излечить ногу! Да я двадцать лет не мог вылечить этот бесполезный кусок окаменевшего мяса, а теперь срок сократился до месяца⁈
— Я давно должен был заняться твоей ногой, — признался я. — Эта мысль меня посетила сразу, как я приехал в Хопёрск. Но потом началось… То Кособоков, то Рокотов! Не беспокойся, теперь мы займёмся твоим здоровьем. Кстати, ты ведь говорил, что…
— Чёрт! — перебив меня, вновь выругался дядя.
— Ты чего?
— Смотри, дом не восстановился! Весь перекошенный, зараза, так и остался! — разозлился дядя. — А я надеялся, что он снова восстановится, как в прошлый раз.
— Доброхот заболел. Может, как выздоровеет, приведёт нашу халупу в порядок, — объяснил я.
— Посмотрим, — кивнул Олег. — Прости, племянник, я тебя перебил. Ты что-то хотел спросить?
— Да. Ты упоминал, что твою ногу осматривали многие лекари, — сказал я. — И местные, и Саратовские. До Санкт-Петербурга ты не добирался?
— Нет, меня на тот момент уже изгнали из клана, — вздохнул он. — Так к чему ты клонишь?
— А ткани у тебя с ноги брали? — поинтересовался я. — Через микроскоп смотрели?
— Через какой «скоп»? — нахмурился он.
Да быть того не может… Ну это уже перебор! Микроскоп создали примерно в семнадцатом веке. Двести лет назад! Неужто и до этого прибора у местных лекарей и учёных руки не дошли?
— Хочешь сказать, такой штуки с линзами, которая увеличивает изображение с предметного стекла, никто тебе не показывал? — поинтересовался я.
— Нет, — удивился дядя. — А что, в столице уже и такое есть?
— Есть, — солгал я. — Но в Санкт-Петербург ради этого мы не поедем. Пойдём покопаемся в нашей мастерской, дядь. Создадим свой микроскоп.
— А зачем он нам? — не понял Олег.
Я хитро ухмыльнулся и ответил:
— Будем делать тебе биопсию.
Глава 18
На Хопёрск уже опустилась ночь, но мы с дядей решили немного задержаться в мастерской, чтобы разобраться, что нам ещё нужно докупить для создания микроскопа.
— Лёша, а что нам вообще нужно-то для твоего аппарата? — спросил Олег. — Ты про трубы какие-то говорил, вот такая пойдёт?
Дядя, громко пыхтя, вытащил из груды мусора толстую длинную трубу от самовара.
— Дядь, ты чего? Эта рухлядь нам не нужна, — отмахнулся я. — Я сказал не труба, а трубка! Две небольшие трубочки. Лучше из крепкого материала. Тонкие, чтобы в них только один палец мог поместиться.
— Так-с, — кивнул дядя. — А кроме трубок?
— Линзы… — задумался я. — Но их ты вряд ли здесь сможешь найти.
С линзами имеет смысл обратиться к местному кузнецу. Он — ещё и стеклодув. Правда, помогать мне с изготовлением оборудования для лаборатории он отказался, но с линзами вряд ли возникнут проблемы. Я слышал, что он обучен даже линзы для очков производить. Это изобретение не ново. А вот микроскоп из всех этих запчастей так никто ни разу и не собрал.
В этом мире магия замедляла развитие технологий, и так было во всех отраслях: медицина тоже не стала исключением.
Вскоре мы нашли довольно много подходящих металлических деталей, из которых можно было бы изготовить основу, штатив, предметный столик и фокусировочный механизм. Первые три компонента будут выполнять опорную функцию, а последний — изменять расстояние между линзами, чтобы настраивать чёткость картинки и степень увеличения.
Я привык пользоваться стандартным микроскопом с револьверной головкой, которая позволяла движением руки менять три объектива с разным уровнем увеличения.
Сейчас мне это не нужно. Достаточно сделать всего один объектив, но с мощной разрешающей способностью. Нужно добиться увеличения в восемьдесят или сто раз, чтобы я мог разглядеть клетки.
— Всё дядь, этого достаточно, — сказал Олегу я, когда мы свалили на стол нескольких килограммов металлического барахла. — Основу из этого я возьму. Остальные компоненты добуду в городе. Но остаётся нерешённым ещё один вопрос…
— Ты про эту свою… биопсию? — напрягся он. — Ты так и не объяснил, что это такое.
— Смотри, чтобы разобраться в сути твоего заболевания, мы делаем микроскоп. Через него можно будет осмотреть мельчайшие структуры твоей ноги. Вот только перед этим придётся изготовить препарат — то, что мы и будем изучать — тонкий слой кожи, — объяснил я. — Понимаешь?
— О-о-о… — протянул он. — Я-то уж думал, что ты хочешь мне половину ноги отпилить. Если только кожу — тогда это мелочи.
— Вот только проблема в том, что нога у тебя каменная. Как снять с неё образец я пока себе даже представить не могу. Эта задача явно не из лёгких, — произнёс я.
— Так, может, отложим это на завтра? — пожал плечами Олег. — Утро вечера мудренее. Выспимся, а там — и идея хорошая придёт!
— Нельзя нам медлить, дядь, — помотал головой я. — Никодим лишь примерно сказал, что у нас осталось тридцать дней. Их может оказаться, как больше, так и меньше. Кто знает, какая погрешность у его чутья? Возможно, он ошибается на две-три недели!
— Твоя правда, но что ты предлагаешь?
— Предлагаю попытаться взять образец прямо сейчас, — сказал я. — Микроскоп я подготовлю завтра. Думаю, у меня получится подобрать оставшиеся компоненты в городе.
— Погоди, а зачем тебе моя кожа тогда сейчас нужна? — не понял дядя. — Если ещё даже микроскоп не готов.
— Потому что, во-первых, мне ещё из неё готовить специальный срез. Долго рассказывать, просто поверь на слово. С этим ещё предстоит повозиться, поскольку у меня может не получиться с первого раза, — объяснил я. — А, во-вторых, нужно понять, можем ли мы вообще отнять у тебя кусок кожи или она намертво окаменела!
— Слушай, а помнишь, как меня куснул этот чёртов упырь в Красногривовском лесу? — задумался дядя. — Он ведь зубы себе все переломал! А на ноге осталось лишь несколько вмятин. И они, кстати, потом полностью исчезли!
— Ого… — улыбнулся я. — А это очень хорошо! Прекрасно, что ты это заметил. Это мне тоже поможет.
Если бы вмятины на ноге остались, то всю микроскопию в целом можно было бы отменять. Это бы означало, что поверхностные ткани ноги мертвы и действительно теперь неотличимы от камня.
А раз ранки от укуса зажили, то в твёрдой коже дяди всё ещё идут жизненные процессы. А значит, я точно смогу найти там клетки и разобраться, что за чертовщина в них происходит.
И когда мы с Олегом приступили к делу, до нас дошло, что ранее мы даже не догадывались, насколько предстоящая задача окажется трудновыполнимой.
— Да выкинь ты этот наждак, бесполезно! — воскликнул дядя. — Ножом давай!
— Уверен? Ты боль вообще чувствуешь? — уточнил я.
— Не чувствую я этой ногой ни черта. Иногда кости ломит, но по коже хоть молотком бей. Я даже не замечу!
Когда два ножа оказались сломаны, мы взяли за последний и попробовали протолкать его лезвие в ткань ударом молотка. Но молоток отскочил, а нож сломался аж в трёх местах.
— Давай саблю тогда! Раз уж начали — дело нужно довести до конца! — заявил Олег.
— Нет уж, саблю я уродовать не буду. Она точно сломается. Дай мне пару минут, я подумаю, что ещё можно предпринять.
Вот этого я и боялся. Микроскоп соберём, а препарат тканей ноги сделать не выйдет. В целом можно было бы отщепить часть кожи обратным витком, но тогда все клетки могут умереть, и в микроскоп я увижу кашу вместо хоть какого-то подобия тканей.