– Как бы тебе сказать… Понимаешь, я, наверное, большая реалистка, чем ты… А ты – мистик… – замявшись, ответила та.
– То есть не веришь? Но ведь они есть!
– Ну какие знаки? Что может быть ожидаемее и банальнее парня с красными розами на дне рождения у девушки?
– Ну и не верь! Ну и ладно! – почему-то еще больше разволновалась Лиса. – Тогда просто помоги мне. Сделай что-нибудь, чтобы мы с Морозовым остались одни, без Филимоновой, которая от него ни на шаг не отходит…
– Да почему я-то все время должна устраивать ваши отношения! Я…
Не понятно, что хотела дальше сказать Танчик, как из комнаты вдруг ясно донеслось:
– Ты – краб-сваха.
Там продолжали петь.
– Что? – не поняла та.
Подруги переглянулись.
– Ты тоже это услышала? – уточнила Лиса. – Ты – «краб-сваха»?
– Я не краб-сваха! – рассмеялась Танчик. – Что-то я не помню у «Арии» песню про краба-сваху.
Лиса хотела было ответить, как из комнаты снова донеслись несколько голосов, старательно выводящих: «Ты – краб-сваха!»
Подружки теперь уже хором рассмеялись.
– Интересно, а как выглядит краб-сваха? Представляешь, свадьба идет, а за столом, на самом почетном месте, сидит краб-сваха, благодаря которому молодые нашли друг друга, – начала фантазировать Танчик.
– И клешней поднимает тост «За молодых!», – подхватила Лиса, почти истерично хохоча: напряжение, копившееся весь вечер, вылилось в смехе, – ей стало значительно легче.
– Ладно, раз уж я – краб-сваха, пойду попробую куда-нибудь увести Филимонову, – отсмеявшись, сказала Танчик и добавила: – До меня дошло. Это песня не «Краб-сваха», а «Раб страха». Это «Ария», их древний альбом «Игра с огнем».
– Тогда почему они два раза спели «краб-сваха»? – не поняла Лиса.
– Это был знак .
Лиса не заметила, как и куда увела Танчик Филимонову, да ей это было и не важно. Она снова попросила музыкантов сыграть песню «Белая гвардия» одноименной группы и предложила всем:
– Давайте танцевать!
Ее охотно поддержали. Только танцевать пришлось в коридоре, потому что все пары в ее комнате не поместились. Морозов прижимал к себе Лису, а она прижимала к себе Морозова, потихоньку успокаиваясь. «Это мой день рождения, и я не буду думать ни о какой Филимоновой, не буду, не буду», – убеждала себя Лиса, и неприятные мысли оставили ее.
Потом еще танцевали, пели, ели и говорили. И в конце концов, как и следовало ожидать, заговорили о футболе. Лиса радостно включилась в разговор, но… но быстро заметила, что Морозов откровенно скучает и злится. Она сначала испугалась, а потом… Потом решила: момент настал. Настал тот момент, когда надо было поговорить с Лешей о футболе. О том, что она жить не может без этой игры. О том, что она тренируется и собирается стать великой футболисткой. О том, что ей нужны его поддержка и понимание. Лиса позвала Морозова на балкон.
– И что ты мне хочешь сказать? – всем своим видом демонстрируя равнодушие, спросил он.
– Я хочу сказать тебе, что мы снова стали тренироваться. Команда «Мармелад» снова существует. Я играю в футбол, – волнуясь все больше и больше, начала Лиса.
– Я знаю.
– И?.. Ты не хочешь меня поддержать? Поверить в меня? Порадоваться за меня, ведь я нашла дело всей своей жизни! Свое увлечение! Свою будущую профессию!
– Солнце, ты тупая или прикидываешься? Я сколько раз еще должен повторить, что девчонки и футбол – вещи несовместимые? До тебя не доходит? – Он смотрел на нее сверху вниз с выражением скуки и усталости на лице.
– А я сколько раз должна тебе сказать, что футбол для меня – очень важно! – Лиса моментально, от одного его вида, почувствовала себя маленьким обиженным ребенком и готова была расплакаться. – Почему ты не слышишь, не понимаешь меня?
– Малыш, сколько ты будешь играть в эти игры?
– Всю жизнь!
– Всю жизнь позориться?
– Я буду выигрывать! – Лиса хотела это сказать сильно, решительно, громко, но от обиды голос сорвался, и получился какой-то невнятный писк.
– Ой, какие мы уверенные.
Лиса три раза шумно вдохнула и выдохнула, чтобы не разреветься. Она ненавидела себя за эту обиду, за слезы, предательски наворачивающиеся на глаза. Она хотела быть сильной, смелой, решительной, но рядом с Морозовым она неизменно чувствовала себя какой-то… убогой. Дурочкой. Ребенком. И ей это очень не нравилось.
– Что, опять с вами матч сыграть? С первого раза не дошло, так, может, хоть со второго дойдет? – между тем издевательским тоном поинтересовался он.
Морозов стоял напротив нее такой же красивый. Родной. Любимый… Любимый? Лиса вдруг ясно поняла, что она его… ненавидит. НЕНАВИДИТ. Почему-то так сильно ненавидит, что готова убить. Разорвать на мелкие кусочки. Развеять по ветру с балкона.
– Я. БУДУ. ИГРАТЬ. В ФУТБОЛ. И МЫ СЫГРАЕМ С ВАМИ МАТЧ. ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ. В ВОСКРЕСЕНЬЕ. НА ТОМ ЖЕ ПОЛЕ. МЫ УДЕЛАЕМ ВАС НА БАЛАЛАЙКУ. МЫ ПОРВЕМ ВАС В КЛОЧКИ. МЫ ВЫИГРАЕМ! – Лиса сама не заметила, как стала кричать.
Она выкрикивала эти слова ему в лицо. Она не хотела больше быть ни ребенком, ни дурочкой. Не хотела быть Солнцем и Малышом. Она хотела быть Лисой, Ириной Лисицыной, капитаншей футбольной команды.
Лиса не заметила, что голоса в комнате давно затихли, что Тимка – самый любопытный из всех – тихонько приоткрыл дверь, чтобы получше слышать. Что девчонки, старательно делая вид, что им это неинтересно, тоже подслушивают…
– Мы обыграем вас! – кричала Лиса.
– Ты больная! Истеричка! – тоже стал кричать ей в ответ Морозов. – Ты меня уже задолбала. Ты вот где у меня сидишь! – Он показал на горло.У Лисы внутри все оборвалось: он назвал ее больной! И как же это было больно! Она испугалась! Ей снова захотелось выскочить с балкона, из комнаты и бежать, бежать, бежать прочь, домой, спрятаться от всех… Домой! Но ведь она была дома!
Лиса пришла в себя и с удивлением огляделась вокруг. Она была дома! Это был ее день рождения!
– Уходи! – вместо того чтобы убегать самой, сказала она. – У-хо-ди.
Глава 17, заканчивающаяся неожиданным для Лисы событием
– Это футбол, футбол во всем виноват! – неистовствовала Лиса, когда они остались наедине с Танчиком. – И зачем мне все это было нужно?! И с чего я решила в него играть?! Это все та пятница тринадцатое! Все пошло наперекосяк!
– Нет повести печальнее на свете… [10] – откликнулась та.
– Я тебя убью с твоим Шекспиром!
– Прости, сорвалось. Но сама подумай, при чем тут футбол? И почему обязательно кто-то в чем-то должен быть виноват?
– Но ведь кто-то должен быть виноват в том, что Морозов ушел! При всех! Все это видели! Какой позор!
– Но ведь ты сама, помнишь, рассуждала о лидерстве. Лидер – тот, кто берет ответственность на себя. Кто не оглядывается каждую минуту на других: а что они подумают?
– То есть это я во всем виновата? Сама?! И никто ничего не видел?!
– Да при чем тут «виновата»? Вина и ответственность – разные вещи. Чем самоубиваться веником, лучше, мне кажется, подумать, попробовать понять, что происходит. Разобраться. Понять, что можно исправить. Как исправить. Чего ты вообще хочешь.
– Я хочу играть в футбол и хочу, чтобы меня любил Морозов! Я не хочу выбирать между футболом и любовью!
– Мне кажется, тут в чем-то есть логическая ошибка… – задумалась Танчик.
– Конечно, ошибка! Как я могла выгнать Морозова?! Почему он ушел?! – Лиса почти что плакала.
– Я поняла! – вдруг вскрикнула Танчик. – Я поняла, в чем ошибка. Ты пытаешься сделать выбор между любовью и футболом, но ты подменяешь понятия. На самом деле ты мечешься между футболом и Морозовым, который запрещает тебе играть в футбол. Но Морозов и любовь – это разные вещи! Любовь и футбол совместимы, просто…
Но Лиса ее перебила:
– Просто я люблю Морозова! И любовь и футбол несовместимы! Боже, какой кошмар! Почему надо выбирать?! Я не хочу, не хочу, не хочу!
– Нет, подожди, послушай меня. Если бы у тебя был другой парень, который бы тоже любил футбол и поддерживал тебя в твоем увлечении, этого выбора бы не было! Ведь не мучается же этим выбором Машка Прохорова – Игнат только «за». И Тимка тоже верит, что у меня с футболом – серьезно, и он не запрещает мне играть. Поэтому любовь и футбол совместимы! Просто Морозов – не тот парень.
– Что?
– То! Ты меня слышишь?
– Слышу. – Лиса старательно пыталась успокоиться и понять, что ей хочет втолковать подруга. – Как это не тот? Разве у меня есть еще кто-то, кроме Морозова? Я же люблю Морозова! И любовь и футбол несовместимы!
– Ежик Женя! – взвыла Танчик. —
Что есть любовь?
Безумье от угара.
Игра огнем, ведущая к пожару.
Воспламенившееся море слез [11] …
– Игра с огнем? Краб-сваха! – неожиданно вспомнила Лиса и истерически расхохоталась. – Опять этот краб-сваха. И чего он мне вспомнился? Не могу больше…
Поневоле Танчик тоже рассмеялась:
– Если в отношения вмешивается краб-сваха, то, такое ощущение, ничего из этого хорошего не получается…
– Да, тут точно без краба-свахи не обошлось. Я про меня и Морозова.
– Гнать его в шею, краба-сваху. Из меня, слава богу, краба-свахи не вышло.
– Не, ты не краб-сваха, – согласилась Лиса. – И прости, что я тебя попыталась в это во все впутать.
Она, просмеявшись, немного успокоилась. И теперь обе наконец стали разговаривать спокойно.
– А куда ты, кстати, дела Филимонову?
– Как тебе сказать… Из меня, как ты понимаешь, дипломат никакой. Я… Я просто случайно на нее на кухне соус вылила, – потупив глаза, призналась Танчик. – Вот ей и пришлось уйти.
– Так ей и надо.
– Только… знаешь, что она мне сказала? Ты ведь все равно его уже послала, так что я тебе скажу, хорошо? Она сказала, что Морозов любит ее. А тебя бросить собирался. Что он с тобой встречался, только чтобы ты его по английскому поднатаскала. И все. Только непонятно, верить ей или нет. Хотя, мне кажется…