[111]».
Здесь же была помещена фотография, сделанная на заседании сената – Элий был в тоге и тунике с широкой пурпурной полосой. У Элия на фото был расстроенный вид – в тот день он наверняка неудачно выступил в курии. Веру не понравилось объявление, хотя ничего предосудительного в тексте не было. Почему-то Элия разыскивали фрументарии, а не вигилы. Выходящий следом за Вером из табулярия пожилой ученый в темной шапочке и в пестром плаще, прочитал розыскной титул Элия и сокрушенно покачал головой.
– И куда только катится Рим! То Цезарь изнасиловал замужнюю женщину, теперь сенатора и родственника императора ищут фрументарии. О, времена! О, нравы!
– Цезарь изнасиловал женщину? – ошарашено переспросил Вер.
– Ну да. Разве ты не читал вчерашних вечерок? Или сегодня «Акту диурну»? Хотя «Акта диурна» пытается все сгладить и убедить читателей, что Цезарь вроде как не виноват…
Вер побежал к ближайшему киоску и купил вчерашний вечерний вестник и сегодняшний номер «Акты диурны».
Он почти сразу же отыскал нужную заметку.
«Вчера рано утром Марция Пизон…»
О боги! Это же Марция!
Сегодня Элий тоже мог увидеть этот номер «Акты диурны». Но представить, что будет в этом случае чувствовать Элий, Юний Вер не мог. Так же, как и то, что будет делать сенатор.
Марции сообщили, что ей придется провести пару дней в больнице – запястья были слишком долго перетянуты веревками. Чтобы Орк сожрал этого Бенита с его богатой фантазией. Впрочем, Марции не на что было сейчас жаловаться. Она находилась в больничной палате с огромным окном, в которое можно было разглядеть синее небо и несколько завитков белых, неведомо откуда и зачем приплывших облаков. Прозрачная трубочка тянулась к сгибу локтя, капельница услужливо впрыскивала лекарства в вену. Утром явился Пизон. Ее муж был в зеленой форменной одежде медика, в форменной шапочке набекрень.
– Привет, дорогая супруга. – Его толстые губы расплылись в слащавой улыбке. – Как себя чувствуешь?
Марция смотрела на Пизона, и тошнота подкатывала к горлу. Она уже успела позабыть, как он противен.
– Что тебе надо? Почему ты здесь?
– Потому что я твой супруг, дорогая, – кому же еще быть подле тебя в этот страшный час? Или ты забыла, что мы с тобой так и не развелись? – Он уселся на выкрашенный зеленой краской больничный стул и сложил руки на животе. – К тому же мне пришлось сдать кое-какие анализы…
– Что?…
– Ведь мы встречались с тобой этой ночью, дорогуша. Прежде, чем Цезарь тебя изнасиловал. Почему ты не рассказала об этом вигилам? Ах да, не хотела, чтобы Элий узнал об этом.
– Что за бред?
– Я – твой супруг. Пришел к тебе, и ты исполнила свой супружеский долг. Ты можешь жить отдельно. Но это не мешает нам продолжать сохранять брак…
– Но…
– Группа спермы совпала, дорогая… А ты, как я погляжу, мне не рада. И не оценила, как всегда. Ты не представляешь, как мне тебя жаль.
– Где Элий? – Марция отвернулась – видеть лицо Пизона не было сил.
– Не знаю. Сбежал куда-то. Представь – его все ищут и не могут найти. Неуловимый Элий. Может, завел любовную интрижку на стороне? – Банкир хихикнул. – Ты не ревнуешь? Кстати, почему бы тебе не вернуться к нашим пенатам? Я бы тебя простил… А вот Элию вся эта история нанесла непоправимый удар. Над ним будет смеяться весь Рим.
– Не говори за весь Рим! – огрызнулась Марция.
– Ну, так все избиратели в его трибе. Твоему любовнику придется расстаться с надеждой пройти в сенат на второй срок. Или сделаться консулом. Он, конечно, будет дерьмовым консулом, но у него есть шанс. Во всяком случае, был. О нет, разумеется, он не бросит тебя. Благородный Элий на такое не способен. Он даже женится на тебе, если я дам развод. Но как вы будете жить?
– Не мог бы ты убраться?
– Ты устала, дорогая. – Голос Пизона сделался слащав до приторности. – Тебе надо отдохнуть. У тебя отличная палата. Седьмой этаж. Окна выходят в сад. Я специально велел не закрывать их, чтобы ты могла дышать чистым воздухом. Отдыхай, дорогая.
Он наклонился и чмокнул ее в губы. Поцелуй влажного и холодного рта напоминал прикосновение слизняка. Марция содрогнулась от отвращения.
– Тебе должно льстить, что после всего, что было, мужчине не противно тебя целовать. – Пизон вновь хихикнул. – Кстати, Бенит хочет поговорить с тобой.
– Бенит? – Марции показалось, что она ослышалась. – Да кто… Почему… – У нее перехватило дыхание. – Ты знаешь этого подонка?!
– Марция, дорогая, прошу тебя, не нервничай. Бенит хочет тебе помочь.
И банкир поспешно вышел. Марция не знала, как себя вести, настолько происходящее выглядело диким. Бенит надругался над ней, а теперь пришел еще и поглумиться. Позвать кого-нибудь… Но кого? Оказывается, совершенно некого позвать на помощь. Где Элий? Чтобы его Орк пожрал, где он шляется, когда так ей нужен?!
Бенит вошел, довольный, самоуверенно ухмыляющийся, в белой тоге. Наглость этого типа обезоруживала.
– Приветствую тебя, дорогая Марция! Ты неважно выглядишь. Но зато я принес тебе радостную весть: завтра папаша меня усыновит. Я буду зваться Пизоном. Жаль только, что тебя не будет на этой потрясающей церемонии.
Бенит – сын Пизона? Невероятно! Банкир никогда не рассказывал о своем отцовстве. Но какое дело Марции до того, кто кому приходится сыном или внуком!
– Ты такой же мерзавец, как и твой отец, – выдохнула она.
– Дорогуша, тебе не понять глубину моего замысла. Иначе ты бы рыдала от восторга! Скажу одно: все сделано для нашего общего блага.
Она стиснула зубы, решив не отвечать.
«Ну, подойди ближе! – мысленно попросила Марция. – Чтобы я могла плюнуть в твою мерзкую харю».
– Все вышло, как мы задумали: в изнасиловании обвинили Цезаря, – продолжал болтать будущий Пизон. – Какой интригующий поворот дела! Здорово будет, если Цезаря признают виновным! Его лишат титула Цезаря. Руфин будет в ярости, но он не сможет этому помешать. Сенат вычеркнет имя Александра из списка императорской семьи и из патрицианских списков. Умница, Марция! Не ожидал от тебя такой ловкости. Думал, ты всего лишь заманишь Цезаря в комнату, а ты умудрилась усадить его на себя верхом.
Марция слушала пошлости Бенита, но не злилась… Сейчас главное, чтобы Цезаря признали виновным. Тогда наследником императора станет Элий. Сначала наследником, а после смерти Руфина – Августом. А Марция получит титул Августы. Она будет править Империей. Да, да именно она, а не Элий, потому что Элий слишком печется о судьбе каждого, чтобы понимать интересы Империи. Августа… Она – Августа, носящая драгоценный пурпур. Марция поймала себя на том, что улыбается.
Она спешно нахмурилась и гневно – хотя гнев был скорее наигранный – глянула на Бенита.
– Одного не пойму – какой тебе в этом интерес?
Бенит расхохотался:
– Не понимаешь, глупенькая? Как только Элий станет Цезарем, Пизон будет вынужден дать тебе развод. И я сделаюсь единственным его наследником. Видишь, как ловко я все поделил. Тебе – власть, мне – деньги. Ты довольна?
Она что-то прошептала в ответ. Он не понял, что. Переспросил. Она вновь шевельнула губами. Бенит наклонился ближе. И тогда она плюнула ему в лицо.
– Я согласна, дорогой Бенит. И этот плевок скрепит наш союз.
– Пусть так, дорогая. Но, когда будешь разговаривать с вигилом, побереги слюну.
«Какая он все-таки мразь, – подумала Марция. – Но я воспользуюсь его услугами. Лучше позор и власть, чем один позор».
Проигравший – всего лишь проигравший. А победитель на пьедестале, и неважно, каким способом он добился успеха. Марция должна победить. Даже если для этого придется заключить союз с Бенитом. К тому же она должна признать – он неплохо служит Венере. Хотя и ужасно груб.
Когда Вер отворил дверь в палату, Марция сидела на постели, а служанка расправляла складки голубой накидки из тончайшего виссона, которая удачно гармонировала с голубыми брючками и с восточными, шитыми золотом туфлями. Вер ожидал найти растерянную униженную женщину, а увидел самодовольную красотку, занятую тряпками. И только повязки на запястьях напоминали о случившемся несчастье.
Напротив кровати сидел молодой человек в форме вигила. У него было чистое, будто чересчур отмытое лица, светлые глаза и тонкогубый, очень яркий рот. Хорошо подпоясанный, – говорят о таких.
При виде гостя вигил встал.
– Центурион Проб. Очень хорошо, что ты пришел, Юний Вер. Хотя я ожидал адвоката.
– Адвокат? – переспросил Юний Вер. – Разве Марцию в чем-то обвиняют?
– Это она обвиняет, – сказал Проб. – Но я советую взять слова назад, пока мне не пришлось предъявить ей обвинение в лжесвидетельстве.
– Да, обвиняю! – заявила Марция. – Но Проб не желает верить, потому что речь идет о Цезаре. А у меня есть свидетели. Кира, душечка, застегни браслет. Вот так, совсем другое дело. Ужасные повязки, правда? – Повернулась она к Веру.
Он никогда не видел ее такой прежде – болтливой, развязной и как будто пьяной. Он не узнавал ее. Да Марция ли это – надменная и дерзкая женщина, которую любил его друг Элий? Сейчас она больше походила на красотку из Субуры, которую избил и покалечил сутенер.
– Я заявляю, что Цезарь меня изнасиловал, – повторила Марция, разглядывая золотой браслет на запястье.
– Марция, ты можешь сбить Цезаря с ног одной оплеухой. Он просто физически не мог с тобой справиться, – сказал Вер. – Как это могло произойти?!
Марция возмутилась:
– Разве вигилы не нашли его кинжал? Пятна его спермы на постели? И показания самих вигилов? Он угрожал мне кинжалом, – она повернула голову и показала Веру черную отметку на шее, похожую на змеиный укус.
– Все сходится, – подтвердил Проб. – И все же я не верю ни единому слову. Якобы одной рукой он держал кинжал, а другой тебя связал! Ты бы могла легко вырвать у него оружие!
– Вырвать кинжал, приставленный к сонной артерии? – насмешливо переспросила Марция. – Я, конечно, блюду свою честь. Но я, дорогой мой Проб, не Лукреция.