й шапочке набекрень.
— Привет, дорогая супруга. — Его толстые губы расплылись с слащавой улыбке. — Как себя чувствуешь?
Марция смотрела на Пизона, и тошнота подкатывала к горлу. Она уже успела позабыть, как он противен.
— Что тебе надо? Почему ты здесь?
— Потому что я твой супруг, дорогая, — кому же еще быть подле тебя в этот страшный час? Или ты забыла, что мы так и не развелись? — Он уселся на выкрашенный зеленой краской больничный стул и сложил руки на животе. — К тому же мне пришлось сдать кое-какие анализы…
— Что?..
— Ведь. мы встречались с тобой этой ночью, дорогуша. Прежде, чем Цезарь тебя изнасиловал. Почему ты не рассказала об этом вигилам? Ах да, не хотела, чтобы Элий узнал об этом.
— Что за бред?
— Я — твой супруг. Пришел к тебе, и ты исполнила свой супружеский долг. Ты можешь жить отдельно. Но это не мешает нам сохранять брак…
— Но…
— Группа спермы совпала, дорогая… А ты, как я погляжу, мне не рада. И не оценила, как всегда. Ты не представляешь, как мне тебя жаль.
— Где Элий? — Марция отвернулась — видеть лицо Пизона не было сил.
— Не знаю. Сбежал куда-то. Представь — его все ищут и не могут найти.
Неуловимый Элий. Может, завел любовную интрижку на стороне? — Пизон хихикнул. — Ты не ревнуешь? Кстати, почему бы тебе не вернуться в лоно семьи? Я бы тебя простил… А вот Элию нанесен непоправимый удар. Над ним будет смеяться весь Рим.
— Не говори за весь Рим! — огрызнулась Марция.
— Ну так все избиратели в трибе. Твоему любовнику придется расстаться с надеждой пройти в сенат на второй срок. Или сделаться консулом. Он, конечно, будет дерьмовым консулом, но у него есть шанс. Во всяком случае, был. О нет, разумеется, он не бросит тебя. Благородный Элий на такое не способен. Он даже женится на тебе, если я дам развод. Но как вы будете жить?
— Не мог бы ты убраться?
— Ты устала, дорогая, — голос Пизона сделался слащав до приторности. — Тебе надо отдохнуть. У тебя отличная палата. Седьмой этаж. Окна выходят в сад. Я специально велел не закрывать их, чтобы ты. могла дышать чистым воздухом. Отдыхай, дорогая.
Он наклонился и чмокнул ее в губы. Поцелуй влажного и холодного рта напоминал прикосновение слизняка. Марция содрогнулась от отвращения.
— Тебе должно льстить, что после всего, что было, мужчине не противно тебя целовать. — Пизон вновь хихикнул. — Кстати, Бенит хочет поговорить с тобою.
— Бенит? — Марции показалось, что она ослышалась. — Да кто… Почему… — у нее перехватило дыхание. — Ты знаешь этого подонка?!
— Марция, дорогая, прошу тебя, не нервничай. Бенит лишь хочет тебе помочь.
И Пизон поспешно вышел. Марция не знала, как себя вести, — настолько происходящее выглядело диким. Бенит надругался над ней, а теперь пришел еще и поглумиться. Позвать кого-нибудь… Но кого? Оказывается, совершенно некого позвать на помощь. Где Элий? Где он шляется, когда так нужен?!
Бенит вошел — довольный, самоуверенно ухмыляющийся, в белой тоге. Белое — символ чистоты его помыслов. Наглость этого типа обезоруживала.
— Приветствую тебя, дорогая Марция! Ты неважно выглядишь. Но зато я принес тебе радостную весть: завтра папаша меня усыновит. Я буду зваться Пизоном. Жаль только, что тебя не будет на этой потрясающей церемонии.
Бенит — сын Пизона? Невероятно! Банкир никогда не рассказывал о своем отцовстве. Но какое дело Марции до того, кто кому приходится сыном или внуком!
— Ты такой же мерзавец, как и твой отец… — вы дохнула она.
— Дорогуша, тебе не понять глубину моего замысла. Иначе ты бы рыдала от восторга! Скажу одно: все, сделано для нашего общего блага.
Она стиснула зубы, решив не отвечать. «Ну, подойди ближе! — мысленно попросила Марция. — Чтобы я могла плюнуть в твою мерзкую харю».
— Все вышло, как мы задумали: в изнасиловании обвинили Цезаря, — продолжал болтать будущий Пизон. — Какой интригующий поворот дела! Здорово будет, если Цезаря признают виновным! Его лишат титула Цезаря. Руфин будет в ярости, но не сможет этому помешать. Сенат вычеркнет имя Александра из списка императорской семьи и из патрицианских списков. Умница, Марция! Не ожидал от тебя такой ловкости. Думал, ты всего лишь заманишь Цезаря в комнату, а ты умудрилась усадить его на себя верхом. Марция слушала пошлости Бенита, но не злилась… Сейчас главное, чтобы Цезаря признали виновным. Тогда наследником императора станет Элий. Сначала наследником, а после смерти Руфина — Августом. А Марция — Августой. Она будет править Империей. Да, да, именно она, а не Элий, потому что Элий слишком печется о судьбе каждого, чтобы понимать интересы Империи. Августа… Она Августа, носящая драгоценный пурпур. Марция поймала себя на том, что улыбается.
Она спешно нахмурилась и гневно — хотя гнев был наигранный — глянула на Бенита.
— Одного не пойму — какой тебе в этом интерес? Бенит самодовольно усмехнулся:
— Как только Элий станет Цезарем, Пизон будет вынужден дать тебе развод. И я сделаюсь единственным его наследником. Видишь, как ловко я все поделил. Тебе — власть, мне — деньги. Ты довольна?
Она что-то прошептала в ответ. Он не понял — что, переспросил. Она вновь шевельнула губами. Бенит наклонился ближе. И тогда она плюнула ему в лицо.
— Я согласна, дорогой Бенит. И этот плевок скрепит наш союз.
— Пусть так, дорогая. Но, когда будешь разговаривать с вигилом, побереги слюну.
«Какая он все-таки мразь, — подумала Марция. — Но я воспользуюсь его услугами. Лучше позор и власть, чем один позор».
Проигравший — всего лишь проигравший. А победитель на пьедестале, и не важно, каким способом он добился успеха. Марция должна победить. Даже если для этого придется заключить союз с Бенитом. К тому же она должна признать — он неплохо занимается любовью. Хотя и ужасно груб.
Когда Вер отворил дверь из матового стекла в палату, Марция сидела на постели, а служанка расправляла складки голубой накидки из тончайшего виссона, которая удачно гармонировала с голубыми брючками и с восточными, шитыми золотом туфлями. Вер ожидал увидеть растерянную униженную женщину, а увидел самодовольную красотку, занятую тряпками. И только повязки на запястьях напоминали о случившемся несчастье.
Напротив кровати сидел молодой человек в форме вигила. У него было чистое, будто вымытое лицо, светлые глаза и тонкогубый, очень яркий рот.
При виде гостя вигил встал.
— Центурион Проб. Очень хорошо, что ты пришел, Юний Вер. Хотя я бы предпочел, чтобы явился адвокат.
— Адвокат? — переспросил Юний Вер. — Разве Марцию в чем-то обвиняют?
— Это она обвиняет, — сказал Проб. — Но я советую взять слова назад, пока мне не пришлось предъявить ей обвинение в лжесвидетельстве.
— Да, обвиняю! — заявила Марция. — Но Проб не желает верить, потому что речь идет о Цезаре. А у меня есть свидетели. Кира, душечка, застегни браслет. Вот так совсем другое дело. Ужасные повязки, правда? — повернулась она к Веру.
Он никогда не видел ее такой прежде — болтливой, развязной и как будто пьяной. Он не узнавал ее. Да Марция ли это — надменная и дерзкая женщина, которую любил его друг Элий? Сейчас она больше походила на красотку из Субуры, которую избил и покалечил сутенер.
— Я заявляю, что Цезарь меня изнасиловал, — повторила Марция, разглядывая золотой браслет на запястье.
— Марция, ты можешь сбить Цезаря с ног одной оплеухой. Он просто физически не мог с тобой справиться, — сказал Вер.
Марция возмутилась:
— Разве вигилы не нашли его кинжал? Пятна его спермы на постели? И показания самих вигилов? Он угрожал мне кинжалом, — она повернула голову и показала Веру черную отметку на шее, похожую на змеиный укус.
— Все сходится, — подтвердил Проб. — И все же я не верю ни единому слову.
Якобы одной рукой он держал кинжал, а другой тебя связал! Ты бы могла легко вырвать у него кинжал!
— Вырвать кинжал, приставленный к сонной артерии? — насмешливо переспросила Марция. — Я, конечно, блюду свою честь. Но я, дорогой мой Проб, не Лукреция.
— Домна Марция, — сухо сказал центурион Проб, — советую тебе назвать имя настоящего насильника либо снять обвинения в изнасиловании вообще. Цезаря тебе обвинить не удастся. Надеюсь, нелепая выдумка — плод лишь твоей фантазии, а сенатор Элий в эту историю не замешан. Иначе ему не отмыться до конца дней. Подумай хорошенько, прежде чем принять окончательное решение.
— А что говорят вигилы, которые меня освободили?
— Я не могу ответить, — хмуро ответил Проб.
— Вот именно. Они говорят, что видели и половой акт, и то, что я связана. И то, что шея у меня была в крови.
— Ты затеяла опасную игру, Марция, предупреждаю. Одумайся, пока не поздно.
Если тебе кто-то угрожает, скажи. Я дам тебе охрану. Тебя будут охранять день и ночь…
— Цезарь хочет меня убить? Или Руфин? — Марция подмигнула Веру и вновь занялась браслетом.
— Ну что ж, поговорим в другой раз, — сухо отвечал Проб и вышел из палаты.
— Самовлюбленный идиот! — воскликнула Марция и показала закрытой двери язык. — Ничего, ему придется обвинить Цезаря. Парню не отвертеться. Цезаря
отстранят, наследником станет Элий. Женщины всегда правили Римом. Вспомни Ливию.
Или Агриппину младшую.
— Марция, ты с ума сошла? Неужели ты надеялась устроить Элию служебное повышение таким образом? Это подло. А Элий не выносит подлости.
— Это не подлость. Женщины видят лишь цель, средства их не интересуют… — отвечала Марция. Губы ее морщила нелепая улыбка. — Меня изнасиловали. Это вам, доблестным мужам, хорошо: машете мечами и принимаете героические позы. Но когда надо — вас никогда нет рядом. И потому женщинам приходится выкручиваться, чтобы выжить. Цезарь виновен — и он за это заплатит.
— Неужели ты сама не видишь, что поступила и глупо, и дурно?
Золотая застежка сломалась, браслет соскользнул с запястья и со звоном упал на пол. Кира кинулась его поднимать. Марция сидела неподвижно.
— Не вижу, — отвечала Марция и посмотрела Веру в глаза в упор. В этом взгляде был такой вызов, что гладиатору стало не по себе.