е было очень элегантно, и другие дамы рядом с ней выглядели заурядными.
После ужина Валентина подошла к ней и попросила позволения повидать Роксану. Когда сестра Тибо помогала своей подопечной готовиться ко сну, в комнату вошел доктор Ламуан и остановился в дальнем углу, дожидаясь, пока Валентина пожелает своей подруге спокойной ночи.
— Приходи проведать меня сразу, как встанешь, ладно? — попросила ее Роксана. Она бросила взгляд в сторону высокой фигуры в углу комнаты, потом перевела его на сиделку в накрахмаленном платье. — Я чувствую себя под неусыпным оком двух тюремщиков. Лучше бы я осталась в твоем коттедже, Валентина, — криво усмехнулась она.
Утром она выглядела отдохнувшей, но вялой и подавленной.
— Они мне сказали, что сегодня я могу встать с постели, — сообщила она. — Мне разрешено посидеть в кресле, а если завтра выдастся хороший день — выйти на террасу. Награда за хорошее поведение! — И ее ярко накрашенные губы сложились в горькую усмешку.
Однако назавтра погода не улучшилась, поэтому Роксана осталась в своей комнате. Ее проведал Ричард, а Валентина просидела у нее большую часть дня, дав сестре передышку на несколько часов. Роксана воспользовалась отсутствием сиделки, чтобы признаться Валентине, что ей не нравится эта француженка. Валентину неприятно поразило предположение Роксаны, что сиделка и доктор Ламуан — близкие знакомые.
— Иначе зачем бы ему привозить ее сюда? — заявила она. — Я не дышу на ладан, вовсе нет. Мне с каждым днем становится лучше, и я уже могу выходить на прогулки. Но они предпочитают держать меня на положении инвалида как можно дольше. Это в их интересах, личных интересах сестры Тибо и Гастона Ламуана…
Валентина отложила в сторону шитье и недоверчиво покачала головой.
— Доктор Ламуан не рискнул бы так поступить, — возразила она. — Он не стал бы привозить сюда сиделку, если бы ты в этом не нуждалась. Он лондонский врач с прекрасной репутацией, а не какой-нибудь шарлатан!
Роксана передернула плечами:
— Будь она на десять лет старше и не такая миловидная, я бы еще могла согласиться с тобой. Но она не старше тебя. Когда она среди ночи заходила проведать меня, я не спала, хотя притворилась спящей, и видела, какой на ней был потрясающий пеньюар — никак не предназначенный для больничных палат. А эту форму она носит специально для того, чтобы продемонстрировать свой французский шик. Вдобавок ко всему она работает в лондонской частной клинике для весьма состоятельных пациентов. И по-моему, заведует этой клиникой доктор Ламуан.
— Тогда тем более понятно, почему он выбрал тебе в сиделки именно сестру Тибо. Это же естественно: так было проще и быстрее все организовать.
— Только ты забыла о том, что я отнюдь не нуждалась в сиделке настолько остро, чтобы надо было с этим торопиться. — Роксана откинула голову на спинку мягкого кресла, в зеленых глазах появились задумчивость и скука. — Хотелось бы мне позаимствовать твоего простодушия, Вал, чтобы и меня можно было так же легко обмануть. Но я поколесила по свету и узнала, что представляют собой мужчины. Гастон Ламуан не интересуется женщинами или хочет, чтобы так считали все окружающие, но сестра Тибо обращается к нему по имени — Гастон, а он ее называет Мари. Я слышала это, когда они полагали, что я сплю.
Брови Валентины поднялись.
— Но даже это обстоятельство не позволяет сделать окончательных выводов, — усомнилась она.
— Вот как? — Роксана взглянула на подругу с пренебрежением. — Тогда ты совершенно не знаешь об этике отношений между врачами и медсестрами. Врач никогда не обращается к медсестре по имени, а она тем более не называет по имени врача. Разве что случайно оговорится, если, работая вместе, они общаются друг с другом еще и вне службы.
Валентина отодвинула от себя шитье, и ей показалось, что в душе у нее что-то умерло. Однако она спокойно проговорила:
— Какое это имеет значение? За тобой хорошо ухаживают, а это самое главное.
Но Роксана резко выпрямилась в кресле. В ее голосе послышались визгливые ноты, когда она воскликнула:
— Ты просто дурочка! Это имеет огромное значение! Через столько лет — точнее, почти через пять — снова встретиться с Гастоном при таких обстоятельствах, когда он вынужден смириться с моим существованием, и видеть, как он на моих глазах занимается любовью с какой-то жалкой медсестрой!
— Роксана! — ужаснулась Валентина. — Ты отлично знаешь, что это неправда!
— Да, пока. — Взгляд зеленых глаз Роксаны, казалось, окаменел. — Это лишь вопрос времени. Пусть он никогда не будет моим, но я не допущу, чтобы им завладела какая-то другая женщина. Не допущу, даю тебе слово!
Так вот она, тайна Роксаны, поняла Валентина, потрясенная и напуганная. Такая опасная для Ламуана, что, боясь, как бы бывшая возлюбленная не выдала ее, он силой внушения заставил Роксану молчать. У нее был с ним роман, закончившийся разрывом. Она в него влюбилась — все еще любила его, — но для него теперь Роксана — всего лишь больная, увядшая женщина, которая могла бы испортить ему будущее и к которой он теперь не питает никакой нежности. Когда он смотрел на нее, в его взгляде проскальзывала тень отвращения. И если бы ему не надо было проверять у нее пульс, он никогда не приблизился бы к ней. А теперь еще он приставил к Роксане сиделку, медсестру, с которой, возможно, находится в близких отношениях… Но может быть, Роксана просто из ревности наговаривает на него. Она сочтет за смертельного врага любую женщину, которой он мимоходом улыбнется.
Она даже начала подозревать Валентину, свою подругу с раннего детства, в том, что та мечтает снискать его расположение!
В груди Валентины словно вспыхнул огонь и опалил ей щеки, когда она вспомнила, что действительно неравнодушна к Ламуану.
В дверь негромко постучали, и Гастон вошел, не дожидаясь ответа. Он был любезен и приветлив и, подойдя к креслу Роксаны, спросил, слегка улыбаясь:
— Ну, как вы себя чувствуете? Готовы ли завтра отправиться на прогулку, о которой так мечтали?
Роксана, казалось, оттаяла под его взглядом. Когда он, как обычно, приложил пальцы к ее запястью, Валентина почти физически ощутила, как спадает напряжение Роксаны, уходят горечь и раздражение. От прикосновения его пальцев она стала сама покорность, беззащитность и женственность. Валентине было больно видеть это, а еще больнее услышать, как она своим хрипловатым голосом, когда-то сводившим с ума Ричарда, жалобно проговорила:
— Я так давно мечтаю о длительной прогулке, но вам, доктор, придется пойти со мной, чтобы я случайно не сорвалась со скалы.
— Боюсь, мне скоро предстоит снова уехать на несколько дней, — ответил Гастон, улыбаясь ей с непривычной мягкостью. — Но когда я вернусь, мы непременно с вами прогуляемся. Надеюсь, что к тому времени вы окрепнете, хорошенько окрепнете.
Валентина резко поднялась со стула и подошла к окну. Он давал пациентке обещание, которое не собирался выполнять… да это и не потребуется, он знает. Роксана еще долго будет не в состоянии совершать длительные прогулки, но его обещание дало ей надежду: однажды он, возможно, составит ей компанию.
Как это грустно, что теперь она должна называть его доктором, хотя когда-то у них был роман.
Что произошло между ними, почему он так редко бывает ласков с женщиной, которая любила его? Почему он называет свою медсестру по имени и привез ее сюда, где ее присутствие может причинить страдание пациентке, женщине, которая теперь ему безразлична?
Валентина решительно повернулась и направилась к двери.
— Я загляну к тебе попозже, Роксана, — бросила она, словно не замечая доктора Ламуана, который не постеснялся обвинить ее в том, что она ставит под угрозу будущее мисс Йоргенсен. А ведь у него не было для этого оснований, кроме поездки в машине при луне да некоторых знаков внимания, которые на правах старой дружбы оказывал ей Ричард. Валентина с удовлетворением отметила про себя, что доктор нахмурился, глядя ей вслед.
Однако, шагая по коридору, она забеспокоилась: обратила ли на это внимание Роксана?
Глава 11
На следующее утро ее разбудил громкий стук в дверь и голос Ричарда из коридора:
— Сегодня великолепное утро, и мы собираемся на пляж. Присоединяйся!
Когда она спустилась на террасу, среди собравшихся на пляж был и Ламуан, который пристально посмотрел на нее. Дана, одетая в желтый купальный костюм, устремилась вперед вместе с Ричардом, а миссис Йоргенсен, сохранившая такую же стройную, как у дочери, фигуру, двинулась вслед за ними. Валентине ничего не оставалось, как пойти рядом с доктором, и она воспользовалась этим, чтобы спросить, не глядя на него:
— А что же сестра Тибо? Она не купается? Или ее обязанности не позволяют ей столь легкомысленно проводить время?
Он ответил, помогая ей взобраться на скалу:
— Я не сомневаюсь, что, когда у сестры Тибо выдастся свободная минута, она непременно искупается. Между прочим, она большая любительница поплавать.
— Надеюсь, у нее не бывает судорог, — небрежно обронила Валентина. — Если же она подвержена такой напасти, вам, доктор, следует сопровождать ее на пляж.
Он с живым любопытством искоса взглянул на нее:
— Насколько мне известно, не подвержена!
После дождливого и ветреного дня утро выдалось замечательное. Небо и море были ярко-синими. Валентина неспешно плавала невдалеке от берега; отличную спортивную форму продемонстрировала миссис Йоргенсен, доплыв вслед за Ричардом до островка, той цели, которой так и не достигла в свое время Валентина. Ламуан учил Дану держаться на воде, совсем не шевелясь, а когда ей, первой из всех, надоело плавать, вышел вместе с ней на песок.
За завтраком Ламуан продолжал развлекать Дану Йоргенсен, хотя к столу вышла и сестра Тибо, не принимавшая участия в общем разговоре, если только к ней не обращался доктор. Сидевшая рядом с ней Валентина справилась о Роксане.
— Она спокойно провела ночь, — ответила сестра, неторопливо, с непроницаемым выражением лица потягивая черный кофе и куря сигарету. — Я бы даже сказала, очень спокойно.