Секундой позже дым рассеялся, град из щепок прекратился. Из обугленного дверного проёма появилась фигура. Я узнал её. Это была та самая девушка, которая так и не назвала мне своего имени. Она была со мной очень грубой. Она издевалась надо мной. Но при всём при этом я не желал ей зла. И поэтому когда я увидел её худощавое тело в светло-синем комбинезоне и очки, и черты лица, которые меня чем-то тронули и заинтересовали, из меня вырвались слова искреннего беспокойства:
– Что случилось?
Голубоглазая девушка не ответила. Она подалась вперёд, и из густой пелены дыма показалось поблёскивающее лезвие широкого ножа. Это лезвие было плотно прижато к её горлу.
– Что происходит? – повторил я.
Ещё немного движения вперед и из дыма показалась сжимавшая нож рука, потом появилась голова.
– Всем стоять! Не двигаться! – закричала голова.
Она была одета в розовый чулок. Голос определился как мужской.
– Это захват! Исполняйте приказы и с вами ничего плохого не случиться!..
Ситуация была внезапной, нежданно-негаданной. Понятное дело, что нервы тотчас взвинтились.
– Какие ваши оправдания?
Голова повернулась в сторону вопроса. Его задала женщина в большой фуражке. Её крючковатый нос выглядел недовольным.
– Никаких!
Чётко и ясно. Затем голова обратила взор на меня.
– Мне нужен он!
Я не удивился. Неприятности снова нашли меня.
– Что? Опять? Не нужно меня снова похищать. Мне прошлого раза хватило…
Интуитивно и логически я прекрасно понимал, что мои слова и доводы не имеют силы в данном контексте. Однако же не сказать своего «фу!!!» мне мешала моя гордость. И я ждал, что мне скажут:
«Закрой хлебало!»
Сильно и властно. От такого гордость обычно затыкается. Она начинает понимать кто в доме хозяин.
Но таких слов не последовало. Не было грубости и авторитарного приказа. Был лишь тихий шаркающий звук. Пронзительно-скоротечный. А потом на пол рухнуло худощавое тело в светло-синем комбинезоне.
– Пах…
Глухой удар костей о мраморную плитку.
Мне сразу стало не до гордости. Мои широко раскрытые глаза источали недоумение.
– Что?..
– Лови!
Я поймал. Получилось словно в пионерболе. Мной был перехвачен отличный бросок с восьми метров. В других обстоятельствах захотелось бы грамоту или медаль. Но сейчас в моих руках была отсечённая женская голова.
– Ты поймал! Поздравляю!
Я потерянно смотрел то на человека в розовом чулке, то на голову в руках.
Я пытался понять.
– Зачем? – спрашивал я, – Зачем?
И внутри меня что-то рушилось.
– Ты идиот?
Вот о чем волновался человек в розовом чулке. Он не хотел говорить о высших материях.
– Нет.
Я смотрел на него и не видел сожаления. Я видел кривую розовую маску на лице. Отверстия вырезались поспешно, без предварительной разметки. И потому получились неровными и слишком большими. Из-за этого обнаженной оставалась добрая треть лица, а то и больше. Отверстия для глаз сползали до середины носа. А отверстие для рта – на подбородок, обнажая редкую козлиную поросль.
Ещё я смотрел на голову в своих руках. Кровь стекала с кровоточащего обрубка шеи мне на живот, капала на гениталии. Не знал, зачем я снял с головы очки, а потом сложил их аккуратно. Наверное, я следовал некой внутренней примете, древней традиции «не разбей очки, а то…»
– Что?
Кого я спрашивал? Человека в розовом чулке? Или кого-то другого? Мир? Вселенную?
– А вы почему молчите?
Я словно обвинял.
– Да! Почему?
Человек с ножом не был моим союзником. Он издевался: надо мной, над двадцатью женщинами, парализованными страхом его присутствия, над комнатой для обедов и завтраков…
Все женщины молчали. Одна прежде что-то пикнула и на этом всё. И более того, они даже не смотрели в мою сторону. Период экстаза закончился. Они теперь вообще никуда не смотрели. Их зрение играло в странную игру, фиксировалось в самых бессмысленных точках мироздания. Это была причудливо-глупая зрительная гимнастика, которая преследовала единственно возможную цель – отрицание.
– Они не видят ни тебя, ни меня. Для них такой образ мира безопасен.
– О чем ты?
Мы перешли на «ты». Человек с ножом сорвал со своей головы чулок. Я отбросил мертвую голову в сторону. Прекрасные голубые глаза приземлились на один из столиков, а потом скатились вниз.
– Оставь их себе на память, – сказал человек, лишенный маски.
Он имел в виду очки в моей руке. Я посмотрел на очки, потом на того, кто мне их подарил.
– Ты – убийца, – обвинительно бросил я.
– И что?
На меня смотрел обычный молодой мужчина с короткими русыми волосами, с красивыми зелёными глазами, с прекрасной улыбкой.
– Спите!
Он приказал, но не мне. И уснул не я. Уснули женщины. Все они, словно мертвые, упали. Кто-то рухнул головой на стол, кто-то вместе со стулом завалился на пол. Совсем рядом одна из женщин расшибла себе голову при падении, и тонкая струйка крови потекла по мраморному полу крошечным ручейком.
Я отступил.
– Не бойся!
Я поднял взгляд с пола, посмотрел вперёд.
Красивые зеленые глаза смеялись.
– Это всего лишь кровь!
Так просто!!! Человек с ножом в руке двигался вперёд лёгкой поступью, переступая через неподвижные женские тела, перегородившие проход.
Ему было всё равно.
Я хотел ещё больше отступить. Но куда мог скрыться голый человек?
Нож приближался. И я не знал, что будет потом.
Что было у меня? Чужие очки?
Я посмотрел на сжимаемый рукой трофей.
– Они теперь твои!
Что это значит? Что значат его слова?
Я не понимал. Но тело о чем-то знало. И поэтому оно отвергло чужую вещь. Оно отбросило её, словно вещь прокаженного, словно большого мерзкого паука, словно мохнатую отвратительную гусеницу.
– Ну что же ты…
Человек с ножом рассмеялся горлом. И звонкое эхо этого леденящего хохота пронзило мне душу.
– Чего ты хочешь? – спросил я, понимая, что бежать мне некуда.
– Мне нужен ты.
– Зачем?
– Ты задаёшь слишком много вопросов.
– Это плохо?
– Как сказать…
Человек с ножом замешкал с ответом. Он задумался, а пока думал, использовал нож для забавы.
– Бамц…
Металл скользнул по плоти и по дереву. И три обрубка пальцев оказались в свободном полёте.
– Не надо! Что ты делаешь?
Я пытался остановить его уговорами. Лезть на нож я не решился.
– Мне скучно.
– Ты не должен этого делать…
– Должен.
Он смотрел мне в глаза. И мне передавалась неисчерпаемая ярость его действий.
– Ты и все эти твои друзья-женщины…
– Они мне не друзья.
– Зачем врать? Ты пляшешь голым под их дудку.
– Всё не так.
– Всё именно так.
– Это был протест.
Я не собирался что-то доказывать. Мне всего лишь хотелось постоять за правду.
– Чушь!
– Тогда убей меня!
Я увидел странное движение одной из лицевых мышц. Наверное, это было междометие.
– Что? – воскликнул я, пытаясь перевести мимику в слова.
– Возможно, позже.
Глава седьмая
– Итак, народ…
– А… Привет.
– Ты не один вернулся…
За пределами разорванного взрывом дверного проёма тоже встречались люди в розовых чулках. Их было немного, всего двое, но это уже было куда больше, чем мне того хотелось.
– Знакомьтесь…
Человек с ножом стоял у меня за спиной. Он говорил. Он обращался к своим подельникам. А они интересовались мной.
– Интересная добыча, не правда ли?
Я был его добычей? Нет, скорее пленником, человеком без одежды. Добыча по определению мертва, бездушна и делима на мелкие части и органы. А я был жив.
Рука человека с ножом медленно легла мне на плечо.
– Он – наш путеводитель.
Всё остальное было и так ясно. Но не это. И всё же подельников интересовало другое:
– А почему он голый?
Здесь куда сложней. Здесь нужно было объяснять. И это требовало времени. А времени не было. Взрыв должны были слышать. Некто мог вот-вот нагрянуть. Неподвижные тела могли обнаружить. К примеру, ещё парочка женщин с выпученными глазами. Они бы спросили:
«Как вам не стыдно?»
Что бы им ответил человек с ножом? Ему бы подошла реплика:
«Пошли на хуй!»
Он бы полоснул каждой из них ножом по горлу. И кровь заструилась бы по их тонким бледным шеям. Они бы сдохли. Лежали бы на полу и не двигались, как все те женщины, что остались за спиной. Те, что с головой и без неё.
– Выбирать не приходится. Берём, что дают.
Человек с ножом выдал истину в первой инстанции. С ней нельзя было поспорить. С ней можно было только согласиться.
– Тогда годится, – сказал один.
– Ладно, – сказал второй.
Два человека, замаскированных розовыми чулками, – один повыше ростом, другой пониже – переглянулись. Тот, что был выше ростом, не стал тянуть кота за яйца. Сиюминутное желание оказалось для него превыше всего остального.
– Да ну его, – сказал он и стянул маскировку со своей головы первым, – Кожа не дышит, вспотела.
Этот человек оказался молодым пацаном в возрасте примерно девятнадцати лет. Совсем сопляк. Но даже у него была своя перчинка. В глаза сразу бросилась мелированная причёска. К ней прилагался красиво очерченный рот.
Слащавость!!!
Вот каким было кредо его внешности. И потому волосы, что свободолюбиво вырвались из-под розового чулка, вовсе не растрепались безобразным образом, а встали, как полагается, то есть красиво.
– А коды доступа? – мальчик задал вопрос.
О, говорил он тоже слащаво.
А как иначе?
Такова уж была его неискоренимая суть.
В свою очередь голос из-за моей спины давал сопоставимые ответы:
– Они у него.
– Точно?
– Отвечаю.
Человек с ножом говорил и в то же самое время игрался. Странная манера стучать мне по голове костяной рукоятью, странная манера вертеть блестящим лезвием в поле моего зрения. Всё это было демонстрацией силы и уверенности. Но именно это и вызывало подозрение: зачем?