– Здравствуйте.
Ноль реакции. Никто даже не обернулся. Несколько очередей к разным кабинетам безмолвно перегородили собой проход коридора.
О, сегодня именно в этом состояла жизненная цель трёх-четырёх десятков людей.
И несложно было догадаться, что мне была прописана своя очередь.
– Дададзе? – спросил я у первого попавшего под руку человека.
Нет?
Снова никакой реакции. Все эти люди в коридоре не замечали меня и не замечали друг друга. Они просто стояли. Выстаивали свою очередь.
Было бы проще, если бы мои контрольные осмотры каждый раз происходили в одном и том же месте. Однако врачи и прочие специалисты, исполнявшие мое корректирующее лечение, постоянно менялись. Они появлялись и исчезали. А лечение всё шло и шло весьма загадочной дорогой.
– Посторонись.
Если уж от других я не смог добиться учтивости, то и самому мне было не до этикета. Локти были мне в помощь.
«853» – номер кабинета я ранее записал на руке, чтобы потом не забыть.
Этот кабинет я обнаружил тяжелым трудом. Под дверьми стоял седой невысокий сгорбленный старичок.
– Вы сюда? – спросил я у него.
Он медленно поднял на меня угрюмый трясущийся взгляд.
– Нет.
Его мутный от катаракты взгляд сказал многое.
Пугающая апатия!!!
И я поспешил инстинктивно отвести глаза. Мне и своей апатии хватало.
– Простите.
Я немного подвинул старичка. И в глаза смотреть больше не пытался.
Зачем бы мне хотелось это сделать? Чтобы увидеть своё будущее?
Нет уж. Дудки!
Разумнее было толкнуть дверь. Разумнее было войти в кабинет. А там меня уже ожидал сам глубокоуважаемый Руслим Магомаевич Дададзе.
Или это я его ждал?
Наверное, уже около месяца. Я как чувствовал, что скорее рано, чем поздно у меня всё-таки случиться встреча с главным специалистом по запущенным случаям.
И вот это произошло.
– Как себя сегодня чувствуете? – спросил доктор.
– Плохо.
– Для этого есть причины?
– Да.
– Какие?
– Их много.
– А подробнее?
– Серьезно?
Это был крупный мужчина. Большие руки, большие плечи, большой торс, большая голова. Всё у него было большое. Только вот ум оказался маленький. И поэтому до него доходило медленно, с опозданием.
– Мне нужно знать.
Да о чем он собственно говорил?
Он что не знал?
Сидел тут передо мной в своём распахнутом белом халатике и включал «дурочку».
– А вы не знаете?
– Нет.
– И не догадываетесь?
– Нет.
– Но разве не вы заставляете меня пить таблетки горстями и закапывать в глаза пять-шесть раз на дню одиннадцать наименований препаратов?
– Нет.
– А кто?
– Другие врачи.
– Твари!
– Это всё для вашей пользы.
– Вы уверены?
– Да. Сама суть нашей клиники помогать вам и таким как вы.
– Таким как я?
– Говоря научным языком, лицам, неспособным воспринимать мир в его истинном свете.
Этот новый разговор зашёл в свой прежний классический тупик. И я не видел смысла продолжать спорить.
– Хорошо.
– Вы согласны?
– Согласен.
– Что-то ещё?
– Я хочу знать, когда всё это закончится.
– А что? Вы куда-то торопитесь?
– Я устал.
Глаза доктора встрепенулись. Но не жизнь проснулась в них. Всего лишь блеклый интерес изможденного жизнью садиста.
– От чего? От жизни?
– Нет.
– От вашего ошибочного мировоззрения?
– Нет.
– От упрямства?
– Нет.
– Тогда что вас гнетёт?
– Вы и всё это гребаное лечение.
Доктор медленно выдохнул своё разочарование. Ведь он так отчаянно надеялся разделить со мной свои собственные чувства.
Ужас.
– Ещё месяц. А там посмотрим.
Он сделал пометку в большом журнале красными чернилами.
– Впрочем, решаю не я. У вас же завтра повторное слушание в суде?
– Так точно.
– Желаю удачи.
– Удача здесь не при чем.
Мое замечание неожиданно пробудило в докторе зачатки интеллекта. Некие призраки умных мыслей проступили на его лице. Но всё это было пустое.
– Как же… Как же…
Я скривился в злой ухмылке. Меня рассмешила моя бурная фантазия. Именно она заставила меня посмотреть на очередного мучителя с другой точки обзора. Она указала мне на его глупую карикатурность.
– Вы напоминаете мне страуса, – сказал я.
Губы доктора надулись. Однако думать губы не умели. За это отвечал другой орган.
– Пиздец как, – добавил я и откинулся на спинку стула.
Я расслабился. Уже стало ясно, что сдержанность и правильная осанка не помогают в решении проблем. А ещё я убедился, что играть по правилам совсем не мое призвание.
И потому неудивительно, что доктор Дададзе тотчас воспринял мое миронастроение как вызов.
– Вы – хам, – заявил он.
– Наверное, – ответил я.
– Это связано с вашей матерью?
– Не всё в этом мире связано с моей матерью.
– Это неправильно.
– А я думаю вот так.
Теперь мои слова заставили врача дергаться. Его большая голова вертелась то вправо, то влево. Так что снова на ум пришла ассоциация со страусом или с какой другой птицей, пытающейся своей маленькой головкой на тонкой шее понять большой и страшный мир. Только тут голова не была маленькой, а шея была короткой, утопающей в большом и грузном теле.
– Вы у меня нарываетесь.
– И что вы сделаете? Что ваша медицина со мной ещё не делала?
Чтобы было удобнее надсмехаться и закидывать ногу на ногу, весело покачивая в воздухе ботинком, я легонько сдвинул стул назад, подальше от врачебного стола.
– Кажется, ваш арсенал изуверства уже исчерпан. И ничего не помогает.
Я плавно перешел к издевательствам. Смотрел в глаза и издевался. Стебался над чёртовой медициной Спинтауна, которая не лечила, а черт знает чем занималась.
– Вот так.
Глаза доктора Дададзе медленно налились кровью. Но на этом весь гнев и закончился. Гнев оказался кастрированным. Не последовало ни грязных грубых ругательств, ни ударов кулаком по столу. А глаза – покрасневшее пристанище последней злости, так и остались запертыми, глубоко посаженными между мясистыми щеками и мясистым носом.
Было, конечно, ещё кое-что. Легкое скольжение ладони по короткостриженым седым волосам. Но что это было? Попытка согнать с себя эфемерные тени крамольных мыслей или что-то совершенно иное?
Я не знаю.
Да и зачем мне было знать?
Я лишь расслаблялся, отыгрывал больные темы и этим хоть немного спасал своё душевное равновесие.
Заигравшись, я даже не заметил, как Дададзе схватился за телефон.
– Алло, это девятьсот тридцать седьмой?
Пауза.
– Нина Ивановна?
Вторая пауза.
– Вы не заняты? Прошу вас срочно принять пациента.
Пауза номер три.
Затем доктор Дададзе простился с телефонной трубкой и посмотрел на меня.
– Пройдите в кабинет девятьсот тридцать семь.
– Зачем?
– Кое-какие анализы.
– Зачем?
– Есть новые методики, новые технологии.
– То есть вы всё-таки хотите меня замучить окончательно?
– Нет, что вы. Я пекусь о вашем здоровье.
Я негативно махнул рукой и встал со стула.
– Ладно, – сообщил я, – сделаю я ваши анализы.
Но особого желания во мне не было.
Закрыв за собой дверь с другой стороны, я снова оказался в коридоре полном людей. Кажется, их стало даже больше. С усами, без усов, с бородой, без бороды…
Все они, наверное, тоже сдавали анализы.
Сгорбленного старичка под дверью кабинета доктора Дададзе уже не оказалось. Но на его месте оказались другие люди. Две дамы в годах с угрюмыми лицами.
Их присутствие показалось мне весьма странным. Две женщины на краю толпы мужиков? Мимо такого парадокса я не смог пройти.
– Здравствуйте, – обратился я к ним.
Четыре испуганных глаза незамедлительно впились в меня без грамма доброты.
– Здравствуйте.
Сказали, будто оторвали от сердца.
– Вы тоже на анализы? – спросил я, стараясь исключить негативные мелочи из беглой оценки.
А ведь вся жизнь состоит из мелочей.
– Какие ещё анализы?
С наивным благодушием я продолжал развивать беседу:
– Ну, всякие. Обычные. Мне казалось все тут на анализы.
– А мы нет.
Двух дам в годах было сложно описать в деталях. Этому мешали платки, вышитые под хохлому, и длинные серые платья, прятавшие все части тел от шеи до пят.
– Мы другие.
Одна из этих дам воспринималась как пугливая, другая – как вконец озлобленная.
– Ладно.
– Что значит «ладно»?
А ведь я собирался развернуться и уйти.
– Ты точно один из этих! Гадина! Я буду требовать твоей кастрации!
Какого хера?
Ведь только спросил. А в результате произошло обильное излияние кала из ротовой полости.
– Пидор ты конченный!
Я слегка ужаснулся от таких слов.
– Гандон!
Я спешно сделал шаг к отступлению. Но дамская сумка весом в восемь килограмм меня догнала.
– Куда намылился, погань драная? – такие вот слова настигли меня вместе с ударом сумкой.
Тут я окончательно опешил. Как-никак злая дама увидела во мне своего главного врага.
А почему?
Вторая женщина тоже этого не понимала.
– Ты чего это разошлась? – спрашивала она свою подругу, – Зачем ты к нему лезешь?
Но та стояла на своём.
Упёртая.
– Нечего его защищаешь? Смотри на него! Да он же наверняка педрила.
Я слушал яростные обвинения в свой адрес и колебался в собственных импульсах между жестоким ударом в нос и позорным бегством от женщины. И у того, и у другого пути были ощутимые минусы. Но решающим стало то, что назавтра было назначено судебное заседание, а мне очень хотелось создать весь из себя положительный образ.
И злая женщина пользовалась этим. Она продолжала кричать:
– Да они все пидоры!
Да. Это было уже массовое оскорбление. И к моей радости в толпе окружавших меня мужчин нашёлся тот, кто не был целиком и полностью объят тревогой за свой рейтинг в городском суде.