Доколупался.
И ещё его безумное предложение заставило меня посмотреть ему в глаза.
– Ты шутишь? – спросил я.
Я должен был убедиться. Ведь возможно мой последний друг в этом городе сбрендил, как и все остальные горожане.
И мне станет ещё сложнее жить?
– Нет.
Вид у санитара был вполне серьезный. Было видно, что он не шутит. И, тем не менее, из его рта только что вылетела самая настоящая чушь.
– Считаешь, меня спасут иголки и электрофорез?
Санитар замер. Моя реплика парализовала его разум на одну секунду. А потом он внезапно согнулся пополам и очень звонко хохотал целых две минуты.
– А вы весельчак.
– В смысле?
– Вы не знаете?
– О чем?
Не спеша с ответом, Костян полез в карман медицинской формы и достал оттуда серый клетчатый блокнот. Открыв его и перелистнув несколько страниц, он сделал пометку своей именной шариковой ручкой. Затем он вырвал помеченный листок и протянул мне.
– Это вам. Обязательно сходите. Вам это нужно.
Не знаю, зачем и почему, но я принял предложенный презент. Без колебаний.
«ФИЗИОТЕРАПИЯ» – двойной сеанс; продолжительность – 1 час» – именно это я прочитал на вручённой мне бумаге, прежде чем снова взглянуть в глаза санитару.
А у него уже были готовы объяснения.
– В нашей конторе под физиотерапией понимается совсем другое.
– Что именно?
– Ласки разные… Интимного характера.
– Секс что ли?
– Нет. Что вы… Руководство этого не допустило бы. Но некоторое послабление от спермотоксикоза всё-таки было одобрено, а затем внедрено.
– Хрень какая-то, – предположил я.
– Всё нормально.
– Ну не знаю…
– Отвечаю. Моя жена работает в физиотерапии.
– Жена?
Да уж. Чем дальше в лес, тем больше кучи.
– У тебя есть жена?
Хотя чему я удивлялся?
В мире, несомненно, существуют миллионы жён. Наверное, одна из них как проклятие досталась санитару Костику. Вполне логично. Дерьмо случается.
И всё же я был удивлён.
Ведь я совсем чуть-чуть прикипел душой и сердцем к этому человеку, к этому мужчине. А теперь выясняется…
– Да ты гонишь…
Нет, я не верил. Не мог поверить.
Костян лукаво улыбнулся и приторно произнёс:
– Зина.
Он не обиделся на мою реакцию. Видимо длительное общение всё же сглаживает острые края.
– Вот ведь…
– Да.
– Черт возьми…
Мне было сложно поверить. Ведь мы столько времени провели вместе, столько тем перетерли на гребаной крыше…
Мой любимый санитар немного выждал, а затем вынул из кармана бумажник. Его рука аккуратно извлекла из кожаного кармашка маленькую фотографию и протянула мне.
– Это она.
Впрочем, можно было не объяснять. И так уже стало ясно.
– Красивая.
А это-то я зачем сказал?
Не знаю.
Я забрал у него фотографию и долго смотрел на женское лицо, на длинные волосы, на грудь, проступающую из-под платья.
– Значит, это она засунула тебе в это заведение?
Неожиданно. Прямо в лоб. Я поднял взгляд с глянцевых глаз на глаза настоящие. И тут же вернул фотографию.
– Да.
– И ты боишься в этом признаться?
– Да.
Честно.
Даже неожиданно.
Бесподобно.
Мой мозг фонтанировал аффектами шокирующих впечатлений.
И всё же главное состояло в том, что у меня появилась ещё одна проблема. Эта проблема стояла передо мной. Это был мужчина. Такой же, как я, и в то же время совсем не такой. Кардинально не такой. И поэтому у меня не было понимания, могу ли я и дальше доверять очередному обессиленному и уставшему от жизни мужчине или же мне стоило ударить его посильнее, а потом сбросить с крыши?
Трудный выбор. Непростой.
С другой стороны хруст костей упавшего с большой высоты тела мог бы меня позабавить. Это подняло бы мне настроение. А может и скрасило бы грядущие унылые дни больничного заключения. Но я сделал другой выбор.
– И что я должен сделать? – спросил я, сотрясая воздух талоном на физиотерапию.
– Ты хочешь сейчас?
– Ну, ты же предложил.
– Отлично.
– Веди.
– Идём.
И мы пошли. Мы оставили звездное небо, ночь и шумный город за широкими спинами, неторопливо спустились по лестнице в служебное помещение, являющееся, по сути, чердаком. Но освещения здесь было предостаточно.
– Здравствуйте!
– Добрый вечер!
– Уже ночь.
– И то верно.
Ранее, поднимаясь на крышу, мы не застали Михаила в его скромном убежище. Однако теперь он был на месте, хотя и не нужен был по своему прямому назначению. Нам нужно было просто пройти мимо. Однако люди есть люди. Человеку свойственно скучать. Вот у нас и спросили от самой банальной скуки:
– Задержитесь на чай?
Чай, физиотерапия…
Это я раньше с диким усердием пытался разобраться в чужих желаниях и игнорировал собственное чутье.
Глупо. И непрактично.
С тех давних пор в моем мире мало что изменилось. Изменилось только главное – сейчас мне было не плевать на самого себя.
Что воля, что неволя…
Это в прошлом!
– Хочу чаю, – сказал я.
– Рад стараться.
– Нет, нет…
Санитар Константин вроде как запланировал другое. И, естественно, он решил меня одернуть, вернуть на правильный путь. Я же был твёрд и не дал ему коснуться своего локтя.
– Твоя жена подождёт.
Жёсткое выражение моего лица убедило его со мной не спорить.
Я сделал шаг в направлении человека с чайником. Он в этот самый момент заполнял электрический прибор водой из пятилитровой пластиковой тары.
– Жена?
Гостеприимный хозяин услышал знакомое слово, когда гремел чайником, однако он разминулся с контекстом и поэтому дополнил историю собственным смыслом.
– Меня тоже жена ждёт. Но я не тороплюсь.
– Замечательно.
Мне было откровенно плевать. Я не за этим задержался на чердаке. Я хотел чаю.
– Сахар-то есть?
– Есть.
Михаил – это здешний уборщик. Возраст около тридцати. Здоровый как буйвол. Из недостатков стоит отметить главный – это прическа. Её он украл у одного из диктаторов, канувших в дремучем прошлом. И этим пугал отдельную категорию граждан.
– Раньше, очень давно, я был молод и горяч.
Наполнив чайник водой, и убрав тару под стол, уборщик предложил моему слуху некое лирическое повествование, которое слегка заглушало шум греющегося чайника.
– Я думал, что семья – это мое призвание. И я всё положил на реализацию этой мечты. Сделал четверых детей. Сделал люстру. Собрал китайский столик. Очень сложная херня. Но теперь я слишком стар для этого дерьма и домой к семье мне совсем не хочется.
В расстроенных чувствах уборщик плюхнулся на старый потертый и раскоряченный диван. И он, и я всё ещё дожидались чая. Но чайник тоже был стареньким и потому не торопился вскипать.
– А моя жена меня любит, – заявил санитар Константин.
Он остался с нами. Да и куда-то ему было идти на ночь глядя? К пациентам?
Его слова ещё больше расстроили уборщика. Мина угрюмого опустошения криво растеклась по его лицу. Не пристало Великому диктатору выглядеть таким жалким.
– Меня моя тоже любит. Кажется… А может и нет. Не понимаю я её любви.
Уборщик хотел рассказать что-то своё. Но санитара уже понесло. И он не слушал. Он не хотел слушать.
– И она ждёт меня дома. Прям сейчас.
Санитар снова полез за бумажником. Он снова вытащил фото. На этот раз побольше.
Боже ж ты мой!..
Одного взгляда на фото оказалось достаточно. Оно всё объяснило. Любой мог всё понять с первого взгляда, но только не Константин. Он слишком уж сильно хотел быть слепым. Это была его собственная иллюзия, крайне странноватая мечта. И он самым глупым образом пытался нести этот свой сон в народ. Он был безумным миссионером своей назойливой религии, и его кровавая библия была сейчас у него в руках.
Я смотрел на неё.
И Великий диктатор тоже.
Мне очень хотелось верить, что хотя бы уборщик видит всё то же самое, что и я.
Женщина. Красивая, ухоженная, прилизанная. Здесь нет вопросов к её красоте. Она достойная жена. Но фото сделано так, словно она пытается выдавить себя на первый план, а то и вовсе вылезти в реальный мир через объектив камеры. А где-то на заднем
плане, почти под ней, сидит он – мужчина. И лицо у него грустное-грустное. Хотя вся обстановка натюрморта вроде как склоняет его на сторону неописуемого счастья.
Жена?.. праздничный торт?.. притянутая за уши вялая улыбка?..
Что здесь лишнее?
Становится ясно, что всё выше перечисленное, когда опускаешь взгляд, присматриваешься и внимательнее изучаешь праздничный торт.
– Ебанный ты в рот… Костик…
– Что?!
Он испуганно смотрит на фото, на меня, снова на фото.
Он не видел.
Он не понимал.
Надпись на торте «Мечты сбываются», а выше его изображение внутри окна деревянного сруба.
Тюрьма.
И он этого не понимает.
– Пиздец.
Щелчок.
Это вскипел чайник.
Уборщик Михаил лениво поднялся со своего полинявшего дивана и подошёл к самолично вытесанному из сосны столику. Там уже стояли три чашки. Их достал я. Простые такие, белые, с разными надписями: «Саша», «Даша», «Глаша». Я достал их из навесного шкафа с оранжевой дверцей. Кажется, там было ещё пять таких же.
– Ты-то с нами выпьешь чайку?
Тон голоса уборщика совсем не соответствовал теме дня. Он как бы проигнорировал её злободневность и попытался стереть из памяти как очередную мещанскую глупость, доведшую его до усталости.
– Да.
Этот тон сбил санитара с пути рассказчика, нарушил ритм и рифму саморефлексии.
– Наверное…
И он посмотрел на меня, как бы ища ответ:
«А нужен ли мне чай?»
Вряд ли.
Он и мне был не нужен. Да и уборщику, скорее всего, тоже. Не было от него никакого толка.
Вкус – скажет кто-то.
Да ну его.
Темненькая водица, которую нужно ещё и сластить. Она всегда лишь повод сесть на старый облезлый диван и рассказать о том или об этом. Причём можно быть совершенно спокойным за печень и за мозг. Это вам не алкоголь.