Нет, я не был Христом и не мог им стать.
Я был лучше.
Безусловно.
Несомненно.
Ведь я люблю хорошо поесть, люблю красивых женщин, люблю дорогие магазины, люблю хорошенько отоспаться в просторной и тёплой постели, люблю посмотреть киношку…
Но самое главное, я не проповедую другим своё странное экзистенциальное мнение. Я живу с ним, справляюсь с внутренним зудом своими собственными силами. Я не перекладываю своё дерьмо на других людей. И пускай так было не всегда. Главное, что сейчас. А то, что было когда-то, осталось в прошлом. От того прошлого я убежал.
Успешно?
Мне так казалось.
Тем временем судья продолжала говорить:
– Я пристально рассмотрела все материалы этого дела…
Она смотрела прямо на меня. И я пытался понять, чего ждать.
К добру ли всё это?
Осудят ли меня?
Ведь запросто могут. В профилактических целях. Или забавы ради.
Я боялся. Я очень сильно боялся.
– В этом зале прозвучало много очень спорных моментов…
Ну? Ну? Ну?
Что произойдёт в следующее мгновение?
Я ждал. И нетерпение мое росло.
Волнение в крови зашкаливало. Я осторожно глянул направо, налево, на своего адвоката. Я надеялся, что другие люди предложат мне спасение и защиту. Но судя по их лицам, им и самим не помешала бы пресловутая защита. Они тоже с трепетом ждали.
– Стойте!
Неожиданно. Грубо. Нескромно.
Этому хриплому крику предшествовали громко распахнутые двери.
Все посмотрели туда, где произошло это непонятное нечто из ряда вон.
– Стойте!
Большие тяжелые двери зияли пустотой, а по багровой ковровой дорожке, расстеленной между рядами, нёсся сломя голову неожиданный гость особо крупных размеров.
– Кто вы такой?! Что вы себе позволяете?! – воскликнула судья в его адрес.
Судья не любила беспорядок у себя в зале. Она встала со своего сидячего места, схватила всемогущий молоток и тотчас метнула его в нарушителя спокойствия.
Деревянный молоток попал в плечо. Но гость никак не среагировал. Слишком толстая кожа и жир как амортизатор. Он не остановился и не поморщился. Он не перестал бежать. И чем ближе он становился ко мне, тем отчетливее ко мне приходило понимание, как тяжело ему даётся этот его подвиг.
– Стойте! Подождите немного! – кричал он.
И ручьи пота стекали по его чрезмерно упитанному лицу.
В конце концов, он прибежал туда, куда хотел. Этим местом оказалось подножие судейского трона.
– Я дико извиняюсь, ваша честь, – превозмогая тяжелую одышку, сказал этот человек.
Но судью было невозможно вот так просто замаслить. Она была в ярости. Она кричала и плевалась:
– Охрана! Где охрана?! Срочно выведите это уродище из помещения!
Две крупные женщины в фиолетовой форме тотчас появились в нужном месте вместе со своими дубинками. Они бегали гораздо быстрее толстяка.
– Ну, наконец-то, – судья всё равно была зла, – Совсем не выполняете свои обязанности. Будто служба вам какая-то прогулка.
Находясь под градом критики, женщины не стали растягивать процедуру ареста. Они сделали всё быстро.
– Согласно законам города Спинтауна вы арестованы за нарушение общественного порядка. Вы можете…
Пока одна из дам резво читала права и обязанности, вторая ловко защелкивала наручники. Но толстяка это не заботило. Он всё ещё пытался донести свои слова до судьи.
– Ваша честь, всё в этой папке!
Чуть ранее в прочей суматохе кожаная папка черного цвета выпала из его взмокшей подмышки и упала на пол.
– Вы не должны выносить приговор без этого. В этих бумагах описано мерзкое преступление этого негодяя.
– Что?..
Я едва не подскочил со своего места и едва не вцепился в того, кто посмел попытаться испортить мне жизнь.
Кто он такой?
Как посмел?
Я не знал.
Я видел лишь человека, страдающего ожирением, при этом одетого в ладно скроенный костюм. Сиреневый цвет плюс коричневый галстук и белая рубашка. Выглядело неплохо. Был свой запоминающийся стиль. А ещё были уродские усики. Мои приятели из далекого детства называли нечто подобное довольно уместно и лаконично – «пидаристические».
Как вы уже поняли, в свете выше изложенных заявлений мое толерантное сочувствие приказало долго жить. Ему на смену пришли злость и негодование.
– Как?..
Я почувствовал, что мягкая женская рука сжимает мое запястье.
– Сиди смирно, – прошептала Женя.
Мой адвокат знал, как будет лучше. И я тоже постарался мыслить здраво и цивилизованно. Однако же мозг мой не мог успокоиться. Он шарил внутри себя в поисках ответов, которых не было. И тогда я сжал свободной рукой руку адвоката.
– Надеюсь, ты найдёшь выход из этой задницы.
– Будем верить.
Этот короткий обмен фразами остался незамеченным для судьи. Ей и других дел хватало.
– Уведите! Уведите! Уведите!.. – кричала она.
Судья бегала глазами туда-сюда, искала молоток, чтобы запустить им в того, кто даже со скованными за спиной руками продолжал требовать от неё справедливости. Но молоток уже был использован ранее. Другого не было. Это разозлило судью ещё больше.
– Врежьте по башке этому олуху! – потребовала судья от женщин в форме.
– Но…
– Плевать я хотела на устав! Просто делайте, что я говорю или вас всех уволят к чёртовой матери!
Две женщины переглянулись. На их лицах были моральные сомнения и колебания. Но им нравилась их работа. На ней они чувствовали себя частью чего-то важного. А кем для них был мужчина в наручниках? Никем. Незнакомец и только. Его дрянная папка не была никому не нужна. Валялась на полу брошенной.
– Ваша честь, это важно! – не сдавался толстяк.
Он продолжал надеяться переубедить судью.
– Вам нужно об этом знать!
Только вот старательные удары резиновых дубинок по спине и по голове стали тем отрезвляющим душем, который заставил его одуматься и заткнуться.
– Знай это, тварь! – крикнула судья в такт ударам дубинок.
Через мгновение толстяка увели из зала в состоянии обмякшего разочарования.
– И так будет с каждым, кто посмеет мне перечить! – грозно пообещала разгоряченная гневом женщина, когда большие двери закрылись с другой стороны.
Теперь, избавившись от наглого смутьяна, она медленно опустилась на своё коронное место и обвела всех присутствующих директивным взглядом.
– Продолжим! – скомандовала она.
Все молча согласились.
Но вдруг спокойствие в зале судебных заседаний вновь оказалось под угрозой. На этот раз зазвучала популярная мелодия телефонного звонка.
– Дам-бу-да-бу-да!..
Я посмотрел по сторонам.
Все остальные люди среагировали точно также. Ведь все мы маленькие обезьянки, которые реагируют на громкие звуки и яркие обертки. В этом мы недалеко ушли от наших предков, прыгавших с ветки на ветку.
Итак, каждый сидевший в зале с некоторым испугом посмотрел первым делом на себя, пошарил по карманам, убедился в отсутствии вибрации. Затем взгляд переключился на соседа. Новый отрицательный результат поиска привел к следующему человеку, потом к ещё одному, пока, наконец, взгляд не добрался до высоко стоящего тяжелого деревянного трона судьи. Так стало ясно, что зрители в данном случае не причём.
– Да-да, – сменив гнев на милость, заявила судья, – это я. Каюсь.
Но жестикуляция этой отвратительной женщины говорила о другом. Она не раскаивалась. Просто испытывала некоторую внутреннюю вину за то, что позволила уличить себя в лицемерии.
– Сейчас выключу, – пообещала она.
Однако вытащив звонящий телефон из-под мантии, женщина резко передумала.
– Это моя дочь. Что-то важное.
Взмахом руки судья дала знак той, что стучала в углу по клавишам пишущей машинки, прекратить.
– Это личное, – коротко пояснила судья.
И тогда, нажав на кнопку приема, она поднесла телефон к уху.
– Зина! Лапуля… Что случилось? Зачем ты мне звонишь? Ты же знаешь, что я на работе…
Я откинулся на спинку сиденья, вынужденно наблюдая со стороны. Естественно, мне хотелось закончить со всем этим дерьмом как можно быстрее. А личные звонки и толстые мужики с криками и папками меня вымораживали.
Кстати…
В суматохе прочего я неряшливо позабыл про то, что упало.
Оно упало, но не пропало.
Папка! Чёрная кожаная папка, которой толстый мужик обещал меня разоблачить.
Кем он был? Зачем ему это было нужно? Был ли он психом? Или же имел реальные задокументированные факты?
Я не знал. Толстяка уволокла прочь охрана. Его крики прекратились. Только вот папка сохранилась. Она так и лежала реальной материальной угрозой у подножия судейского кресла.
В моей голове мигом припомнилась череда возможных оплошностей. Я много чего натворил. И каждую из них можно было начать трактовать как крайность, если так удобно.
Но какая именно?
Мне снова стало страшно.
Я попытался отвести взгляд, который так и стремился к угрожавшему мне объекту. Я предположил, что если я перестану замечать проблему, то и другие поступят также. Я ошибся.
– Что ты такое говоришь?
Продолжая разговаривать по телефону, судья стала медленно спускаться по ступенькам вниз.
– Ты уверена?
На этой реплике судья посмотрела на меня изогнутой бровью.
Я тотчас промерз насквозь.
– Зачем?
Ещё один шаг вниз.
– Зачем они это делают?
Невыносимо.
– И что?
Всё ещё страшно.
– Поверить не могу.
А я могу? Обо мне она подумала?
Судья всё же закончила свой путь сверху вниз. Здесь, у подножия своего трона или кресла (да как не назови, это неважно), некогда выпиленного из добротного бревна, отполированного и покрытого красками и лаком, она остановилась, нагнулась и подняла с пола чертов опасный предмет.
Он был опасен не для неё. Для меня.
– Я держу её…
Отлично.
Мне захотелось сползти под стол. Но проклятый адвокат был тут как тут.
– Что там? – озабоченным тоном прошептала Женя.
– О, если бы я только знал.