Впрочем, что тогда?
Что бы я сделал, если бы знал содержание чёрной кожаной папки?
Всё то же самое – ничего.
– Хорошо.
Судья и папка встретились. Но мир при этом не остановился. Конец света не наступил.
Только лишь пока?
Возможно.
Мое сердце то бешено билось, то замирало. Судья же в свойственной ей манере вычурной медлительности развернулась и пошла наверх. Её телефонный разговор не прекращался.
– И что мне в этом случае делать?
Что тут думать?
Спички. Это естественно.
Почему она не спросила меня?
У меня всегда были хорошие способы для решения любых проблем: сжечь, уничтожить, запереть, забыть и так далее. В этом я был главным специалистом. Но меня она не спрашивала. Она спрашивала голос в телефоне:
– И ты думаешь, это поможет?
Пауза. Ожидание.
– Хорошо.
Я думал, треп будет долгим, возможно бесконечным, а также спасительным. Но вдруг судья отстранила телефон от уха и спрятала его под мантией. Оставшиеся пять ступенек она преодолела молча. Правда, тишины не получилось. Её каблуки чеканили свой крайне невеселый ритм. А все люди в зале сопели и ждали, что же будет дальше, что же произойдёт?
– Да уж!
Судья оказалась наверху, но садиться не стала. Её мерзкая прыщавая рожа скривилась в уродливой попытке улыбнуться.
– У нас большая проблема, дорогие граждане.
На этих словах она демонстративно швырнула папку на стол перед собой.
Её взгляд стал вызывающе изучать всех тех, кто сегодня собрался в тесном зале забавы ради.
– И это печально, – угрюмо пояснила судья.
Она не торопилась вскрывать папку и демонстрировать её содержимое. Очевидно, она и так уже знала спрятанный в ней секрет. И в связи с этим, мне было непонятно в чем причина задержки.
Давай уже! Ударь молотком! Это же так просто.
Нет молотка?
Да. Беда. Молоток всё ещё валялся на багровой ковровой дорожке.
Тогда вмажь со всей дури кулаком. У тебя получится.
– Дзынь…
Совсем не то.
Я мысленно просил о другом. Мне нужен был конец мучительному ожиданию, а не…
– Дзынь…
Оказалось, на судейском столе есть не только место для ударов молотком. Был также и небольшой полированный звоночек. А служил он, как тут же выяснилось, для вызова из кулуаров усатого коренастого мужичка.
– Ваша честь, что прикажите? – спросил он, явившись перед лицом судьи.
– Нужна наша аппаратура для видеотрансляции.
– Будет сделано, – услужливо отрапортовал мужичок.
Он исчез также быстро, как и появился.
Мой адвокат поднял руку. Однако в противовес протоколу не стал дожидаться разрешения. Она встала со своего места и спросила:
– Ваша честь, что происходит?
– Немного терпения и узнаете.
Мерзкой роже было весело.
Мне нет.
Секунд через пять из-за зеленой шторы, которой были отгорожены кулуары от собственно зала судебных заседаний, появились два крепких парня в белых майках и спортивных штанах. Они вывезли большой белый экран на колёсах. Большой – это два метра в диагонали. Его поставили в правом углу, загородив тем самым и скрыв с глаз долой усердную стенографистку.
Впрочем, вряд ли кто-то расстроился. Смотреть было не на что. Другое дело большой белый экран.
Едва экран был установлен, парни в майках вернулись туда, откуда пришли, а в руке судьи появился миниатюрный пульт – маленький серый параллелепипед с тремя кнопками: красной, желтой и чёрной.
Я был впечатлён.
Мне-то казалось, что со времён Древнего Рима ничего не изменилось. Мантия и молоток воспринимались мной как самодостаточные инструменты для того, чтобы обосновать несправедливость. Но сегодня я узнал о существовании звоночка и дистанционного пульта. И мои открытия только начинались.
Судья нажала на чёрную кнопку, и освещение в зале снизилось на треть. Далее уже было плохо видно, но судья точно продолжала нажимать на кнопки. В результате из выдвижного люка в потолке появился проектор. Во включённом состоянии он бросил луч изображения на большой белый экран.
– Полюбуйтесь, дорогие граждане! – потребовала судья.
И все посмотрели на экран.
– Довольны?
Никто не осмелился ответить. Да и понять движущуюся картинку мало кто попытался.
– Не понятно? Сейчас включу звук.
Судья пообещала, но перестаралась.
– Бр-р-р-р-р-р!!!..
Слишком громко. Мозг не способен такое распознать.
– Простите. Сейчас-сейчас.
Громкость медленно пошла на убыль и тогда голоса из динамиков стали различимы. Это были крики:
– Сколько можно?!.. Мы не собираемся это терпеть!.. Пусть сгниет за решеткой!.. Ебанный урод!.. Гад ползучий!.. Пусть подавится своим дерьмом!..
– Это они вам, – пояснил саркастичный голос судьи.
При сниженном освещении он звучал убаюкивающе. Но когда движущаяся картинка замерла, а освещение вернулось к нормальному уровню, мне стало не до сна и не до смеха.
– И как вы это объясните?
Это прежде судья изредка поглядывала на меня. Теперь же она сверлила меня яростным негодованием.
– Я не понимаю.
Что ещё я мог ответить?
– А это?
Судья схватила чёрную кожаную папку со своего стола и тут же швырнула её обратно как нечто мерзкое и отвратительное, недостойное прикосновения.
– Как вы это объясните?
Я смотрел на неё и удивленно таращил глаза.
– Встаньте!
Я встал.
– Зачем?
Мне удалось придумать лишь:
– Я не понимаю.
– Вы не понимаете?!
– Нет.
Она была раздражена. Но пытка взглядом не могло продолжаться вечно. Судья, в конце концов, устала и рухнула в своё кресло. В нем она обессилено растеклась, и начались свободные ассоциации:
– Знаете, а ведь мне был дан приказ сверху вас оправдать. Но теперь эта толпа разъярённых женщин снаружи здания хочет вашей крови. Они не отступят. И что мне делать?..
Я стоял. Она сидела. И был ещё целый зал других людей.
Мой адвокат снова взяла на себя инициативу. Она встала и произнесла своё пожелание:
– Ваша честь, я хочу ознакомиться с новыми уликами.
Судья посмотрела на неё как на умалишенную. На судейском лице скривился разрывной скепсис.
– Вы об этом? – спросила она, ткнув пальцем в направлении чёрной кожаной папки.
– Да.
– Это не улики.
– Тогда что это?
– Это гневная переписка вашего клиента в социальных сетях. Сегодня она стала достоянием общественности. И сегодня толпа разъярённых женщин штурмует здание суда с гневными транспарантами и тухлыми помидорами.
Молчание.
Моему адвокату потребовалось время переварить такое откровение.
Мне, кстати, тоже. Только мне его не дали. Мой адвокат посмотрел на меня с едва сдерживаемым отвращением.
– Это правда?
– Что именно?
Я так и не понял сути происходящего, но меня, тем не менее, продолжали донимать вопросами.
– Ты знаешь…
– Нет, я не знаю.
– Ты мне врешь?
– Нет.
– Тогда объясни.
– Что я должен объяснить?
Пререкания между адвокатом и клиентом нарушила судья. И чёрная кожаная папка. С шуршаще-хлюпающим звуком она шлепнулась неподалёку от меня. Это судья швырнула её в мою сторону.
– То есть вы отрицаете, что это вы создали аккаунт «лесбухи-точка-у»?
Мне пришлось поднапрячься и заставить себя понять, что здесь и сейчас всё очень серьезно, что каждое мое слово имеет значение.
– Да, – ответил я, сосредоточив внимание на судье.
Ну а вот толстая женщина в мантии с лицом, покрытым мерзкими прыщами, не особо заморачивались на стилистике разговора. Она вела себя довольно развязно. Не под стать статусу судьи. Возможно, она уже понимала, что каким бы не был исход, её карьере уже не спасти.
– И вы отрицаете, что вели себя неподобающе в переписке, называя женщин разными оскорбительными словами и прозвищами?
– Этого не было.
– Вы можете объяснить существование свидетельств обратного?
– Нет.
– Вы признаёте свою вину?
– Нет.
– Как мне выносить решение в таких обстоятельствах?
– Я не знаю.
– А кто будет знать?
Судья говорила и говорила. Но злости не было. Я же сказал, она сдалась.
– Ваша честь…
Это снова оживился мой адвокат.
Судья лениво отмахнулась от неё левой рукой:
– Отстаньте, советник.
Адвокату пришлось сесть. Но был и ещё один человек в зале, которому было что сказать. Он слишком долго молчал, опозоренный своим недавним фиаско. Однако теперь пришло его время.
– Ваша честь…
Этим человеком был обвинитель. В своём строгом чёрном одеянии она могла символизировать мою смерть, мою гибель, окончательное и бесповоротное поражение. Однако же она неожиданно для всех предложила вариант спасения.
Глава семнадцатая
Встреча была назначена на площади имени Клима Страхова. Того самого. Всем известного и всеми любимого. Обожаемого.
В Спинтауне данное место определяется как историческая достопримечательность особой важности. Несколько раз в год здесь проходят особые для города мероприятия и торжества. Деревья и фонарные столбы в подобные знаменательные дни украшают цветными гирляндами и полосатыми флагами. Играет маршевая музыка. В воздухе летают мыльные пузыри. А ещё между делом всякие высокопоставленные чиновники и прочие служители закона этого города произносят клятвенные речи. На их лицах широкие улыбки. Другие люди им хлопают, кричат:
– Ура!!!
И все счастливы.
– Ура!!!
Все всегда счастливы.
Впрочем, рано или поздно все эти хорошие люди расходятся. И поэтому позднее, тем же вечером, когда солнце сбегает к залитому багрянцем закату, на площади становится контрастно малолюдно. И тогда в этом особом месте разворачивается совершенно иной сценарий. Одинокие интуитивно сосредоточенные люди сидят на деревянных лавочках или же без малейшего стеснения прямо на зеленой траве. Они выглядят немного потерянными, а также немного уставшими. Эти люди думают. И иногда эти люди поглядывают на главный монумент площади – памятник человеку-загадке. Встретившись живыми глазами с глазами из бронзы, эти люди улыбаются, потом внезапно начинают плакать и снова улыбаться. Иногда они шепчут: