– Не…
Она не договорила. Умерла раньше.
Глава двадцать вторая
Идти пришлось долго. Только вот я не замечал усталости. Лишь брёл вперёд, перебирал ногами, гонимый бесконечным потоком мыслей, среди которых было слишком много «почему?» и «зачем?».
Но все эти мысли меня не терзали и не беспокоили. Они просто были. И я среди них.
Уже стемнело, когда на горизонте появились первые огни. Сам момент заката я упустил из виду, не заметил, оставил без внимания. Он пришёл и ушёл, не оставив в памяти ни следа, ни легкого намёка. Возможно, его исчезнувшая красота была непревзойденной, и краски играли как холст импрессиониста в один короткий одухотворяющий миг. Однако цепь событий, сохранённая в моих клеточках мозга, обошлась без него. Словно в моей реальности был свет, а потом случилась тьма, словно произошла резкая смена кадра.
Я знаю, что так не бывают. Не может так быть. Есть переходные оттенки серого. Но я устал. Ноги и спина отяжелели. И мне стало невыносимо искать привязки к надуманным причинам условностей.
Безразличие.
– Добрый вечер!
– Добрый…
Невидимый глазу человек проскрипел мимо меня, оседлав старенький велосипед. Мы двое могли легко столкнуться в окружавшей нас тьме и получить ушибы и шишки. Но тот человек видимо имел хорошие инстинкты и непревзойденную смелость. Он был отчаянным путешественником через сельскую темень. Да и удача была на его стороне.
Я оглянулся.
Свидетельством реальности существования велосипедиста продолжал быть удаляющийся скрип изношенного металла.
– Поезд из Шиферодвинска прибывает к первой платформе! – громкое оповещение, звучащее далеко впереди, заставило меня вздрогнуть.
И я тут же сообразил, что за огни ждут меня там.
– Где я? – крикнул я вдогонку велосипедисту.
– Станзевиль.
– А что это такое?
– То, что вокруг, это он и есть.
– Слишком расплывчато.
– Ну, извини…
Впрочем, объяснения были лишними. Можно было справиться без них. Но так было бы менее интересно. И мозг не смог бы найти себе отвлекающего манёвра.
Итак, в моей жизни снова появилась железная дорога. Не получилось у меня сбежать от неё так далеко, как хотелось. А ведь я очень усердно старался.
Прежде я бегал от ответственности. Потом стал бегать от людей. И вот дело дошло до неживого металлического существа.
Печально.
На пути моих могучих стараний мне довелось свалиться в глубокий овраг, прошагать по хлипкому брёвнышку через небольшую речушку и три часа бродить по лесу, отбиваясь от комаров. Но, несмотря на все эти жертвы, я так и остался связан с железной дорогой.
– Стоянка пять минут! Просим пассажиров и встречающих лиц соблюдать технику безопасности на перроне! – кричал динамик далеко впереди.
– В пизду!
Я был недоволен.
Конечно, можно было бы вновь свернуть влево или вправо. Я мог бы предпринять новую попытку и даже не одну. Но было чересчур темно и небезопасно.
– Прикурить не найдётся? – внезапно промычал некто из тьмы, кто оказался совсем рядом и практически дышал мне в лицо.
– Нет.
– Жаль.
Такое внезапное вторжение в личное пространство стало убедительным доказательством того, что мне следует идти прямо и не сворачивать. За этой мыслью последовало решение. Оно заключалось в том, чтобы как можно скорее продвинуться вперёд в сторону огней, достичь безопасной зоны и там одуматься, перегруппироваться, сделать что-то осознанное.
Только вот некое странное чувство заставило меня задержаться. Я прислушался к нему и к пространству вокруг себя. Далеко впереди чугунные колёса гремели по железным рельсам. Раздался очередной гудок. Но вовсе не это меня интересовало.
Тот второй человек из тьмы. Куда он делся?
Собрав в себе дополнительное количество старания и фокусировки, я смог добиться результата. Я услышал едва различимое трение подошв о траву и редкое столкновение ботинок со звонкими камешками. Эти звуки рождались в непроглядном вакууме между левой и задней стороной непроглядного мира.
– Курить вредно! – крикнул я прямо туда.
– Откуда знаешь?
– Это всем известно.
– Кому всем?
– Тем, кто умеет читать. Так написано на каждой упаковке твоего курева.
– Я не умею читать.
– Почему?
– Не хочу быть слишком умным.
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно.
Слова человека, гуляющего во тьме, заставили меня задуматься. А тут ещё велосипедист вернулся.
– Ты ещё здесь? – спросил он, вновь проскрипев мимо меня.
– Да, – ответил я.
Но мой ответ не нашёл адресата. Возможно, велосипедист и ездил на развалюхе, однако делал он это очень бойко. Он исчез также быстро, как и появился.
Я посмотрел вперёд в сторону огней. Они всё ещё меня ждали, переливались красным, желтым, белым…
– Ладно, – буркнул я усталым выдохом.
Мой путь был продолжен. Шагая и иногда спотыкаясь, я развлекался тем, что мысленно визуализировать скрытые темнотой объекты. Меня интересовало скрытое во тьме. А ещё привлекал разгул фантазии. Он доставлял радость, скромное удовольствие в отсутствии более значительных впечатлений.
Шаг за шагом…
В своей голове я рисовал серые бревенчатые домики по обе стороны от себя. В этой картине мира каждый из них был окружен покосившимся забором из редких палок. Эти огораживающие сооружения уже давно не играли своей исконной роли разделения и ограничения. Калитки либо висели на честном слове, либо вовсе отсутствовали. Так что в зияющий проход мог пройти любой, даже я, если бы захотел. Но я шёл к железнодорожной станции. Я собирался найти что-то для себя там, а не здесь. К тому же меня пугала нескошенная вовремя трава, что заполонила каждый двор. В ней могли прятаться змеи, жабы или кроты. Всех их я боялся. Никогда не видел вживую, но боялся.
Я продолжал фантазировать.
Там, где был сарай, рухнула крыша. Там, где был дворовый туалет с выгребной ямой, хлипкое строение повалилось на бок. Там, где был колодец вкусной воды, остался лишь гуляющий в пустоте ветер.
Я был уверен, что таких домиков и таких дворов вокруг меня очень много. Двадцать, может быть тридцать. Я их не видел глазами, но был уверен, что они там есть. Их существование было моей насущной необходимостью. И даже более того.
Я двигался вперёд своим неторопливым шагом, откликаясь на зов гудков железнодорожной станции. А мой мозг тем временем детально прорисовывал на почерневшей черепице крыш выеденные временем зазубрины. И трещины рассохшейся древесины плели свой собственный узор из того, во что превратились безнадежно старые ставни. Я представлял, как когда-то их красили в зелёный цвет, но с тех далеких пор краска облупилась и рассыпалась в прах.
Мне хотелось верить, что жизнь за стёклами темных окон, несмотря на глобальную разруху, всё же существует. И что это не летучие мыши, и не сверчки. Я представлял солнце и день, и человека, который выходит на ещё не успевшее сгнить крыльцо, оглядывается, улыбается и спешит к двум-трём аккуратным грядкам моркови, чтобы полить эти овощи, удобрить и проредить.
Часа два я потратил на такое вот забавное мероприятие и, в конце концов, оказался от желанных огней на расстоянии вытянутой руки. Их было немного, но они были. Один из них теперь висел над моей головой и освещал приоткрытое оконце небольшой каморки с надписью «КАССА». Я подошёл ближе.
– Здравствуйте.
Мне очень хотелось хорошо разглядеть человека, скрывающегося внутри билетной кассы. Словно это имело для меня первостепенное значение. Словно я пытался убедиться в реальности этого образа и почувствовать себя живым.
– Здравствуйте.
Небольшие усы, седая чёлка, серые глаза и впалые щеки – крайне болезненная внешность. Этот человек мало спал. Но не из-за меня. Видимо были свои причины.
– Подскажите, пожалуйста, когда будет ближайший поезд?
Мужчина задумался, лениво почесал шею, нажал большую клавишу на своей чёрной пластиковой клавиатуре и, импозантно надув щеки, сообщил:
– Завтра.
– А сегодня?
– Сегодня уже ничего не будет.
– Точно?
– Нет, я не учёл десятое число после запятой!
Окошко шумно захлопнулось перед моим носом. Я расценил это как желание утомленного жизнью человека побыть наедине со своим гневом. Мне было страшно его беспокоить ещё раз. Но не иметь планов на будущее было для меня ещё страшнее.
Я осторожно постучал по стеклу.
Окошко резко распахнулось.
– Что?!
– А куда он направляется?
– А куда вам нужно?
Человек из билетной кассы был зол и неуравновешен, но он задал правильный вопрос.
– Куда вы направляетесь?
– Не знаю, – признался я, выдержав паузу.
Трагически перетирая в мозгу своё собственное признание, я отшагнул от узкого оконца и посмотрел по сторонам. Далеко вокруг всё ещё было темно и тихо. Пять минут короткого диалога погоды не сделали. Ничего кардинально не изменилось.
Я стоял в небольшом пятне света от желтого фонаря и пытался прийти в себя.
– Что я здесь делаю?
– А мне-то откуда знать?
Пожилая дама с двумя сумками в руках и рюкзаком за спиной недовольно отшатнулась от меня и поспешила удалиться.
– Шляются тут разные. Не знают чем заняться. Пьянь подзаборная…
Было что-то ещё в её сердитом бормотании. Но я и так достаточно выслушал. На остальном слух рефлекторно отключился. Вместо него включилась ненависть:
– Да пошла ты на хуй!
– Я-то пойду, а ты-то куда денешься?
И правда.
– Найду куда.
Но я врал. Потерянный в большом пугающем мире, я лишь здесь и сейчас начал ощущать шаткость и безвыходность своего положения.
Я ещё раз огляделся по сторонам. Злые, обездоленные и недовольные собой люди жили в этом мире железнодорожной платформы. И я постепенно становился таким же, как они. В моей голове и в моем испуганном взгляде неистовствовало удивление.
Что это за мир, где всё это ещё существует? Там, откуда я пришёл, такие вещи расцениваются как истлевшие атавизмы. Но может быть именно такое место я и искал?