По пути Журналист сломал длинную хворостину, которой, войдя в лес, стал сбивать мешающие пройти мочала. Остальные шли за ним, вытянувшись в колонну.
Далеко в лес Журналист заходить не стал – остановился на первой же небольшой поляне.
– Ну вот, хорошее место.
Пока остальные разгружали свои рюкзаки и пристраивали оружие так, чтобы легко можно было дотянуться, Журналист обошел поляну по кругу, сбил самые длинные бороды мочал и даже пару бревнышек подтащил, чтобы костерок развести. И при этом ни разу не выпростал из-под плаща левую руку. Это приметил все тот же Гупи, краем глаза внимательно наблюдавший за Журналистом. Что-то не в порядке у него было с этой рукой. Но, раз говорить не хочет, значит, никого, кроме него самого, это не касается.
Своего провианта у Журналиста не было, и от предложенной Вервольфом банки бобов с говядиной он не отказался. Дернул кольцо, подождал, пока еда разогреется, снял крышку, поставил банку перед собой и стал есть, держа ложку в руке, а банку придерживая краем ступни.
– Так что у тебя с рукой? – снова приступил к расспросам неуемный Рикошет.
– Все в порядке, – глядя в банку ответил Журналист.
– Может, у тебя ее вообще нет? – грубовато и совсем уж не смешно пошутил Вервольф.
Журналист и не стал смеяться.
– Может, и нет, – ответил он. – Тебе-то что за дело?
Гупи ел молча. Без настроения. У него закончился кофе. А без кофе – какая ж это еда? Так, одна физиология. Продукт – туда, продукт – сюда… В общем, круговорот веществ в природе – и не более того.
Первые зомби потянулись, когда почти все подзаправились. Один только Муха все еще ковырялся палочками в пакете с лапшой. Мертвяки шли быстро, двумя группами, не обращая внимания на свисающие с веток мочала.
– Знаешь, почему хорошо быть мертвяком? – спросил Вервольф у Шрека.
– Разве это хорошо? – удивился американец.
– Я тебя спрашиваю не хорошо это или плохо, а знаешь ли ты, почему это хорошо?
– Не знаю, – покачал головой Шрек.
– Потому, что тебе уже все пофигу, – выдал дежурную шутку Вервольф. – И сам же рассмеялся.
А вот Шрек, похоже, шутку не понял.
Он поднял винтовку и тщательно прицелился.
– Погоди! – остановил его Журналист. – Эти идут в Дэд-Сити. Может, пройдут мимо. Стреляйте только в тех, кто станет проявлять к нам интерес. Вот если зомбированные сталкеры появятся – тех нельзя близко подпускать.
– Слушай, – обратился к Журналисту Вервольф. – А мертвяки сексом занимаются?
– А почему тебя это интересует? – спросил Журналист.
– Ну, так просто, – смутился Вервольф. – Любопытно…
– Просто любопытно? – Журналист даже и не подумал скрывать недоверие.
– Ну, тут дело такое… – Вервольф коснулся пальцами края каски, вроде как поправить хотел. – В общем, один мой дружок… Сало, тот самый, что на растяжку Гупи налетел… В общем, он мне рассказывал, что как-то раз с одной зомби сексом занимался. Она совсем свежая была, только с дыркой в голове. И, вроде как, сама тоже была не прочь… Это Сало так говорил…
– Подобные действия называются некрофилией, проходят по разряду сексуальных извращений и, между прочим, караются законом, – назидательно заметил Гейтс.
Один из мертвяков отделился от группы и, то и дело вскидывая руки вверх, направился в сторону поляны, на которой обосновались сталкеры.
Вервольф поднял дробовик и одним выстрелом снес мертвяку голову.
Потеряв способность ориентироваться в пространстве, зомби налетел на дерево, упал, да так и остался лежать. Только, как и прежде, время от времени руки вверх вскидывал.
– Ты не прав, Билл, – Вервольф передернул затвор. – Некрофилия – это когда с настоящим покойником. А тут – живой.
– Кто живой? – переспросил Гейтс.
– Мертвец.
– Раз мертвец – значит, некрофилия.
– Слушайте, вам, что, больше поговорить не о чем? – презрительно скривился Муха.
– А о чем? – посмотрел на него «грешник».
– Да из тебя, Вервольф, раньше вообще двух слов не вытянуть. А тут вдруг поговорить потянуло. И не о чем-нибудь, а о сексе с покойниками.
– Ну, значит, настроение у меня такое, – благостно улыбнулся «грешник» и полез в карман за сигаретой.
– Ну, Вервольф…
– Все нормально, – успокоил Муху Журналист. – Это – «Дятел».
– И что, – Муха с опаской посмотрел на «грешника», – Вервольф совсем свихнуться может?
– Нет, – сделал отрицательный жест рукой Журналист. – На таком расстоянии Радар для человека не опасен. Но некоторые изменения в поведении происходить могут. Кто-то может слышать голоса…
– Серьезно? – вскинул голову Рикошет.
– А ты уже слышишь?
– Ну, вроде того…
– Чьи?
– Не знаю… Да и говорят они неразборчиво.
– Ну, надо же! – в сердцах хлопнул ладонью по коленке Муха. – Попали!
– Тихо! – вскинул руку Гупи. – Идет кто-то!
Все затаились и затихли.
Чем хорош Ржавый лес – тем, что просматривается далеко. Свисающие с веток космы ржавого мочала почти не закрывают обзора.
Метрах в пятидесяти от поляны качнулась ветка.
Из-за дерева вышел человек.
Рикошет приложил к глазам бинокль.
– Мать честная… – едва слышно произнес он. – Это ж Живоглот.
– Точно, он, – согласился Муха.
Гейтс поднял винтовку и тщательно прицелился.
– Да ты что! – зло глянул на него Рикошет. – Это ж наш сталкер, из «Монолита»!
– Уже не ваш, – процедил сквозь зубы Журналист. – Стреляй, Гейтс.
– Я тебе выстрелю! – Рикошет прижал ствол винтовки Гейтса к земле.
– Он зомбирован Радаром.
– Да все с ним в порядке!
Сталкер, которого Рикошет назвал Живоглотом, услышал голоса и повернулся в их сторону.
– Эй, Живоглот!.. – приподнявшись, махнул рукой Рикошет. – Ты как тут оказался?
Не поднимая автомат, Живоглот нажал на курок и веером, от пояса, выпустил всю обойму.
Одна пуля чиркнула по каске Рикошета, другая угодила в бронежилет.
– Сдурел, Живоглот! – истерично завопил «монолитчик». – Это ж я! Рикошет!
– Ну, дурак, – вроде как с сочувствием даже покачал головой Журналист.
Он сидел за деревом, привалившись спиной к стволу, и ждал, чем все закончится.
Живоглот перезарядил автомат и снова открыл беспорядочную стрельбу по тому месту, где залег Рикошет.
Как только зомбированный сталкер выдернул из автомата пустую обойму и полез в подсумок за новой, Гейтс приподнялся на одно колено и выстрелил ему точно меж глаз.
– Все.
– Живой? – посмотрел на скрючившегося на земле Рикошета Журналист.
– Вроде, – не очень уверенно ответил тот.
– У дураков свое счастье, – мрачно изрек Журналист.
– Это ты про кого? – насупился Рикошет.
– Не про тебя, – заверил его Журналист.
– Жалко Живоглота, – приподнявшись, Рикошет посмотрел туда, где упал подстреленный сталкер. – Хороший был мужик.
Сказал и как-то странно двинул плечами, будто лопатки хотел вместе свести.
– Вот же… Черт…
Рикошет подхватил валявшийся на земля сучок, засунул его конец под бронежилет и принялся отчаянно скрести спину.
– Что с тобой? – почуял неладное Гупи.
– Не знаю… – Рикошет еще интенсивнее задвигал палкой. – Чешется жутко…
– Давно?
– Да нет…
– Раздевайся.
– Зачем?
– Раздевайся, тебе говорят.
– Да все в порядке.
– Ну, и иди к черту, – отвернулся Гупи.
– Ладно…
Рикошет кинул палку, расстегнул разгрузочный жилет, снял куртку и стянул через голову бронежилет.
– Ох, и не хрена себе! – только и произнес, взглянув на спину Рикошета, Вервольф.
Вся спина «монолитчика» была оплетена паутиной из толстых, едва ли не в палец толщиной, похожих на синие, распухшие вены, вздутий. Странные образования пульсировали, как будто внутри них кто-то двигался. С левой стороны подкожные вздутия перебирались на плечо и, частично, на грудь. И кровоточили в тех местах, где Рикошет скреб их палкой.
– Ну, что там, – вывернув шею, «монолитчик» попытался посмотреть себе на спину.
Муха протянул палец и осторожно надавил на одно из вздутий.
– Ты что, сдурел! – ударил его по руке Гупи.
– По-моему, это какой-то паразит, – не очень уверенно предположил Муха.
– А, по-моему, это то, что уже не лечат, – поставил свой диагноз Вервольф.
– Как ты вообще себя чувствуешь? – спросил Рикошета Шрек.
– Да, нормально, – ответил тот. – Только чешется…
– Еще бы, – мрачно хмыкнул Вервольф. – Чтобы такое – и не чесалось…
– Да что там, в конце-то концов? – воскликнул уже всерьез напуганный Рикошет.
– Тихо, тихо, – успокаивающе похлопал его по плечу Гупи. – Ща во всем разберемся, – он посмотрел на Журналиста. – Что ты об этом думаешь?
– Я согласен с Вервольфом, – ответил тот. – Попытайся вспомнить, где и в какое дерьмо ты вляпался.
– Да не было ничего!
– Ну, значит, ты с этим родился.
– Он к стене спиной прислонился, – вспомнил Гупи.
– К какой стене?
– Ну, там, в Дэд-Сити… Мне сразу она не понравилась, нехорошая квартира.
– Та, из окна которой Гейтс снайперов снимал?
– Нет, та что за стеной. Дверь в которую не открывалась.
– А при чем тут дверь?
– Не знаю… Но это нехорошо.
– А еще кто-то долбился в дверь с другой стороны, – напомнил Вервольф.
– Полтергейст, – сказал Журналист.
– Но, полтергейст-то, вроде бы, не заразный, – не очень уверенно заметил Муха.
– Зато злой, как зараза, – усмехнулся Вервольф.
– Не заразный, но порчу навести может, – сказал Журналист.
– Так, значит, у Рикошета на спине – это порча?
– Не знаю, – покачал головой Журналист. – Но, точно, какая-то гадость.
– Чешется жутко, – снова пожаловался Рикошет.
Гупи тяжело вздохнул и полез в рюкзак.
– Откуда это у тебя? – спросил Гейтс, увидев в руках Гупи диагностическую аптечку-инъектор.
– Оттуда же, откуда у тебя защитный шлем, – вставив в инъектор картридж, сталкер прилепил его на изуродованную безобразными вздутиями спину «монолитчика».