Да иду я, иду. Только вот достану из бардачка двести рублей — нычку, в смысле — заначку, предусмотрительно припасенную в день получки. Как знала, что денежки быстро закончатся, сунула в перчаточный ящик пару сотенных купюр. Я открыла бардачок и заглянула в его темные недра. Две сотки лежали сразу за разряженным навигатором, который я купила на прошлый Новый год и совсем им не пользовалась.
Нет, навигатор вещь хорошая, просто мы с теткой, которая болтает со мной из коробочки, никак не можем найти общий язык. Эта «Елена в шкатулке» все время советует мне какие-то глупости, и я постоянно с ней ругаюсь, а если слушаю ее указания, то попадаю в дурацкие ситуации. То поверну не там, где надо, то заеду под кирпич. Вот я и решила, что лучше буду как и раньше до работы добираться, тихим ходом и пристроившись за троллейбусом… А навигатор можно в бардачке хранить, ведь за ним так удобно прятать денежки…
— Ну что ты там возишься? — взбесилась Наташка, уворачиваясь от снующих перед гипермаркетом машин.
Я сунула сотки в карман стильных брючек и вылезла на стоянку.
— Одну тележку возьмем или две? — спросила я, на всякий случай подбирая по пути к магазинным дверям две пустые телеги.
— Вообще не возьмем! — отрезвила меня Наташка. — Мы же не за покупками идем, а по делу.
— Ну и глупо, — не согласилась я. — Будем очень подозрительно выделяться на фоне толпы людей, катящих перед собою наполненные продуктами телеги. Давай прихватим хотя бы для конспирации…
Мысль отнюдь не была лишена смысла, с этим не стала спорить даже поначалу скептически настроенная подруга. Мы подхватили каждая свою тележку и двинулись к эскалатору.
— Далеко от меня не отходи! — наставительно говорила Оганезова, с подозрением поглядывая на карман, в который я украдкой сунула две сотки. Откуда она только узнала, через одежду, что ли, видит?
Пастись в магазине под присмотром подруги мне показалось в высшей степени унизительно. Не было никакого размаха для творческого порыва. Стоило мне только протянуть руку по направлению к понравившейся вещичке, Наташка так зыркала на меня, что порыв сам собою пресекался на корню.
— Что, мало барахла накупила? — ядовито шипела она, глядя, как я вожделенно рассматриваю коврики для туалета. — На кой черт тебе сдался коврик?
Я и сама не знала на кой, вот просто нравились они мне, и все.
— Двигай давай к хлебному отделу, — подталкивала меня тележкой в зад Оганезова, зорко следя за тем, чтобы я ничего не брала с полок.
Вот какое ей дело, сняла я с крючка половник с пестрой ручкой или нет? Что ей, жалко, что ли, если я его немного в тележке покатаю, да и выложу у касс? Но бдительная Наталья пасла меня, как бывалая овчарка неразумную овцу, не давая сделать ни шагу без своего ведома. Так и тащилась за мной всю дорогу, пока я, воровато оглядываясь по сторонам, примеривалась к кофточкам на вешалках, принюхивалась к мыльцу на стеллажах и облизывалась на Шоколадное мороженое в морозильной камере. И вот наконец мы достигли самого дальнего угла магазина. Упершись пустой тележкой в поддон с буханками «Бородинского», Оганезова придирчиво осмотрела огромный ассортимент хлебного отдела и, выбрав самый неказистый батон, положила его в свою телегу. А затем, продолжая корректировать мои действия, погнала меня перед собой в обратный путь, то и дело тихо напоминая, чтобы я присматривалась к кассиршам и не пропустила нужную нам, ту, которая курносая.
Я заметила ее издалека. Румяная кассирша со вздернутым носом сидела, как и в прошлый раз, где-то посередине бесконечного ряда касс. Очередь к ней стояла самая длинная, но мы все равно встали именно в эту кассу, нимало не смущаясь, что у нас на двоих всего лишь один батон хлеба. К нам тут же подкатила девица на роликах и посоветовала переместиться на соседнюю кассу, где народу было почти в два раза меньше. Но мы плевать хотели на ее советы и поэтому смерили выскочку надменным взглядом и не тронулись с места. Где написано, что Алиса Гришечкина и Наталья Оганезова не могут стоять именно в ту кассу, которая им больше нравится?
Девица в недоумении пожала плечами и укатила прочь, то и дело оборачиваясь и кидая недоверчивые взгляды на Наташкину тележку с одиноким батоном на дне.
Стояли мы долго. Минут сорок, не меньше. Но вот компания перед нами упаковала в пакеты и коробки двадцать бутылок водки на березовых бруньках, банку маринованных огурчиков, два литровых пакета апельсинового сока «Добрый», три блока «Явы», и мы выложили на ленту транспортера свою покупку.
Кассирша удивленно вскинула на Наталью серые глаза и с вызовом уточнила:
— Это все?
— Это все, — многозначительно поигрывая бровями, так, что очки заходили ходуном, ответила подруга.
Кассирша непонимающе посмотрела на Оганезову, взяла в руки хлеб в целлофановой упаковке и только собралась прокатать штрих-код на считывающем устройстве, как Наташка наклонилась к ней и интимно вымолвила:
— Не узнаешь вон ту вон девушку?
И показала на меня пальцем. Я расплылась в глупой улыбке, помахала ладошкой и сказала: «Привет!» А Наташка продолжала:
— Вчера она была блондинкой и пробивала у тебя кашемировый шарф…
— Палантин, — подала голос я.
— Ну да, палантин, — согласилась Оганезова.
Заслышав про палантин, кассирша мигом переменилась в лице и пронзительно закричала:
— Ничего я не знаю! Что вы ко мне пристали!
— Нам можно доверять, — прорываясь сквозь высокий голос впавшей в панику работницы магазина, заискивающе говорила Наталья. — Мы только хотели узнать, почему ты не сдала Алиску милиции.
— Да не знаю я никакой Алиски, — билась в истерике девчонка, с ужасом переводя взгляд с меня на Оганезову и обратно.
На крик начали собираться люди. Покупатели толпились вокруг кассы и с интересом наблюдали за происходящим. Курносая кассирша испуганно кудахтала, отмахиваясь от Оганезовой руками, а та настойчиво втолковывала бедняжке, что ей, Оганезовой, можно доверять, а также призывала несчастную к благоразумию и требовала ответа на один-единственный вопрос: почему кассирша не выдала предполагаемую преступницу, то есть меня, милиции, хотя и имела для этого все основания.
Вскоре подошел охранник и неприятным голосом поинтересовался у работницы магазина, все ли у нее в порядке. Та продолжала голосить, уверяя, что никого не знает, не понимает, чего от нее хотят, и требует, чтобы ее оставили в покое. Тогда Наташка расплатилась за покупку, а я за свою, и мы, провожаемые подозрительными взглядами, двинулась на выход.
Ну да, мне все-таки удалось на минутку ускользнуть от мелочной опеки Оганезовой, и я прикупила себе очаровательного кабанчика — сладенькое рыльце. Такого, какого у меня еще не было. С резвыми копытцами и задорным хвостиком. Ведь коллекция на то коллекция и есть, чтобы ее постоянно пополнять, разве не так?
Пока я пристраивала свое приобретение у заднего стекла к остальным хрюшкам, подруга ругалась на чем свет стоит.
— Мало того, Гришечкина, что ты не могла поговорить по-человечески с этой девчонкой, напомнить ей о себе и дать понять, что ты — это ты, так опять купила какую-то ерунду! У тебя что, очень много денег?
— У меня их сейчас вообще нет, — пожаловалась я. — Но знаешь, как говорят умные люди, когда их спрашивают кредиторы, когда они отдадут долги?
— Ну и как же они говорят, твои умные люди? — сморкаясь в просторный мужской платок, без особого интереса спросила подруга.
— Деньги были, деньги будут, но сейчас денег нет, — процитировала я по памяти Сергея Минаева, прочитанного мною по совету литературной рубрики в журнале «Космополитен».
— Очень хочется посмотреть, как ты, Алисочка, будешь при помощи этой замечательной фразы отбиваться от кредитных отделов банков, которые скоро откроют на тебя сезон охоты, — невесело усмехнулась Наташка, убирая платок в карман и пристраивая буханку хлеба на приборную доску перед собой. — Ладно, Гришечкина, отвези меня домой, а то я на нервной почве что-то совсем расклеилась. А ты поезжай в туристическое агентство «Зиг-заг», где трудилась покойная Круглова, и постарайся выяснить все о ее ближайшем окружении. Разузнай там, с чем отец Светланы лежит в Семашко, в какие заведения покойная любила ходить с любовником и чем кормила на ужин мужа. Уяснила основные вопросы? Может, хоть там повезет. Ты помнишь, как я учила тебя держаться с сотрудниками фирмы?
Я кивнула и тронулась с места.
Идея махнуть на Занзибар родилась в моей голове спонтанно. То есть неожиданно даже для меня, ибо, открывая дверь туристического агентства «Зигзаг», я собиралась всего лишь прикинуться клиенткой, а не приобретать горящую путевку в жаркие страны. Но, выслушав подробный рассказ милейшей девушки — менеджера турагентства Олеси, которая только сегодня утром прилетела с этого сказочного острова, я отчетливо поняла, что мне туда надо позарез.
К тому же совершенно случайно выяснилось, что в сформированной группе оказалось свободное место — одна дамочка отказалась ехать, потому что у нее приболел шпиц. Разве могла я упустить такую замечательную возможность побывать в полной загадок и тайн стране, которую помнила еще по стихотворной саге о докторе Айболите?
Когда я пришла, Олеся сидела в офисе одна-одинешенька и что-то читала в Интернете. Девушка обрадовалась мне, как родной, вскипятила чайник, налила кофейку, и, жалуясь, что все покинули ее в связи с подготовкой к похоронам начальницы, начала рассказывать про волшебный остров в Индийском океане.
Про то, что начальница «Зиг-зага» умерла, я уже знала и потому пропустила данные сведения мимо ушей, а вот про красоты Занзибара я слышала впервые. И рассказ поразил меня в самое сердце. Как и нереально прекрасный загар рассказчицы. Слушая про белоснежные песчаные пляжи и морскую воду всех оттенков голубого, я прямо-таки физически ощущала себя бегущей по щиколотку в пушистой пене океанского прибоя, с развевающимися по ветру волосами и блаженной улыбкой на устах. А также видела свою стройную фигуру беззаботно шатающейся по базару, который раньше был крупнейшим рынком рабов в Восточной Африке, а сейчас является туристическим центром