Честно говоря, у меня давно уже чесались руки приступить к Игорьку. Только я совершенно не понимала, с какой стороны подступиться. Вот что я, позвоню ему и скажу: привет, Игорек, помнишь, в «Ашане» у твоей подружки Кругловой перед смертью из-под носа увели журнал «Космополитен»? Так вот, это была я, Алиса Гришечкина. Не желаешь ли встретиться? Мне кажется, нам есть о чем поболтать…
— Он может нас вывести на реальный след, — возбужденно хрустя пальцами, между тем волновалась подруга.
Оставив руки в покое, Оганезова глубоко затянулась наполовину выкуренной сигаретой, выпустила дым через нос и, склонив голову набок, поверх очков пристально посмотрела на меня.
— А ты не задумывалась, откуда у простого директора туристической фирмы, которая, заметь, особых звезд с неба не хватает, дорогущая машина? Мебель там антикварная, бронза раритетная, рояли всякие… Да и одежда, насколько я успела понять, у нее не самая дешевая. Взять хотя бы то платье, которое ты притащила с интервью.
— Да, платьице что надо, — польщенно улыбнулась я.
— Да не о том сейчас речь, — поморщилась Наташка. — Откуда, я тебя спрашиваю, у Кругловой столько денег?
— Ты думаешь, она воровка? — понизив голос до шепота, догадалась я. — Подворовывала в бутиках и торговых центрах?
Наташка задумчиво пожала плечами, поправила очки и, раздавив окурок в жестянке от кофе «Пеле», с сомнением в голосе протянула:
— Ну почему сразу воровка? Может, она содержанка какого-нибудь богатого папика. Например, этого самого Бабарыкина. Любовник покупал Кругловой наряды, дарил машины и вообще, может быть, души в ней не чаял.
— Ну да, не чаял души, — саркастически хмыкнула я. — Ты бы видела эту Круглову…
— Не скажи-и, — авторитетно протянула Оганезова. — Никогда не знаешь, какая мартышка может приглянуться мужикам. Вот помнишь, я на свой день рождения Владика пригласила? Я, между прочим, имела на него самые серьезные виды, а он, гаденыш, взял и начал за тобой ухлестывать…
— Да ладно, потом он мне признался, что просто запал на мои духи, так что дело тут вовсе не во мне, — ловко выкрутилась я.
Наташка прошлась по лестничной клетке и, остановившись у окна, стала смотреть во двор, продолжая строить предположения:
— Допустим, Игорек — сводник, который познакомил наших любовников и теперь паразитирует на несчастном Бабарыкине, пугая мужика тем, что все расскажет бабарыкинской жене. Тогда от Кругловой могли избавиться как сам Бабарыкин, так и его ревнивая супруга, которой каким-то образом стало известно про любовницу мужа.
— А Игорек не мог ее грохнуть? — с замиранием сердца спросила я.
Мне бы очень не хотелось, чтобы это было так. Потому что дружить с убийцей, пусть даже с таким симпатичным, было все-таки страшновато. Но Наташка тут же успокоила меня, решительно отметя на корню мое робкое предположение.
— Игорек не мог, — рубанула ладонью воздух подруга. — Что же он, дурак, что ли, резать курочку, несущую золотые яйца?
Подруга окинула меня придирчивым взглядом с головы до ног, словно прицениваясь, и строго спросила, как на экзамене:
— Ну-ка, девочка моя, скажи, что правит миром?
Я приняла оценивающий взгляд на свой счет, предположив, что по родившемуся у Оганезовой плану я должна буду сыграть роль роковой женщины, сводящей с ума мужчин и выпытывающей под гипнотическим наркозом своих чар правду об их преступных знакомых, опустила глаза, поправила крутой завиток челочки, вложила в голос всю скромность, отпущенную мне создателем, и чуть слышно ответила:
— Красота?
— Да какая, к чертям собачьим, красота, — досадливо отмахнулась Оганезова, усаживаясь на подоконник. — Я тебя умоляю! Миром правит любопытство. Этого Игорька надо заинтриговать. Сделать так, чтобы он побежал на встречу с тобой, роняя тапки. И потом выложил нам все, что ему известно о Кругловой и Бабарыкине.
— И как это сделать? — спросила я, пристраиваясь на подоконник рядом с Оганезовой и уже понимая, что роковая женщина в моем исполнении отпадает сама собой. — У тебя есть план?
Наташка самодовольно хмыкнула и голосом Фикса из мультика «80 дней вокруг света» просипела:
— Есть ли у меня план? Х-ха, есть ли у меня план!
И уже своим обычным хрипловатым сопрано сообщила:
— Да сколько хочешь. Вот смотри. Ты прямо сейчас позвонишь Игорьку и, не давая ему опомниться, выдашь следующий текст: «Игоречек, родной мой, встреть меня завтра у театра, а то Бабарыкин прохода не дает. Репетиция заканчивается в два, я буду ждать тебя в пять минут третьего перед «Современником». Сказала — и сразу же даешь отбой. И тут же вырубаешь телефон, чтобы он не смог тебе перезвонить и спросить, что за чушь ты порола. Вот поверь мне, всю ночь он промучается, снедаемый всевозможными догадками и предположениями, а к двум часам дня как миленький прибежит к «Современнику» выяснять, кто это в курсе его делишек с Бабарыкиным. А там у первой колонны стоишь ты в пятисотрублевом платье со стразами. Игорек сначала удивляется, потом все же подходит к колонне и спрашивает, не ты ли звонила ему по этому вот номеру. И с выражением декламирует номер собственного мобильника, краем глаза поглядывая на тебя, потому что признал на твоей сногсшибательной фигуре наряд своей погибшей подружки Кругловой. Ну, как тебе план?
И Наташка с любопытством покосилась на меня, ожидая криков радости и восторга.
— Гениально, — только и смогла выдохнуть я, вынимая новую сигарету из Наташкиной пачки. Доморощенная сыщица согласилась с высокой оценкой ее способностей, кивнув головой, отчего очки ее съехали на самый кончик носа, и, все больше воодушевляясь от собственного красноречия, продолжала:
— Ты, значит, смущаешься, говоришь, что, должно быть, ошиблась номером, когда хотела вчера вечером дозвониться до своего брата Игоря, потому что помощник режиссера Бабарыкин слишком много себе позволяет. И нашему красавчику ничего не остается, как только пригласить тебя пообедать в ресторан «Джелторанг». И за трапезой, не сводя с тебя тоскующих глаз, предаться ностальгическим воспоминаниям о душке Светочке, которая недавно приобрела себе точно такое же платье, да так и не успела его поносить всласть, потому что неожиданно погибла при странных обстоятельствах…
Я так явственно увидела нарисованную Наташкой картину, что осуществить задуманное показалось мне парой пустяков. Одно было плохо — на моем мобильнике деньги закончились. Оганезова милостиво достала свой аппарат и сунула мне в руку, велев подождать.
Пока я на лестничной клетке приканчивала очередную сигарету, подруга сбегала в квартиру и вернулась, неся в руке трофейный чек с телефоном Игорька. Я тут же набрала чуть смазанный номер и, выслушав пару гудков, радостно выпалила в ответ на неприветливое «Алле!»:
— Здравствуй, солнышко!
Все сразу пошло не так, как надо. Потому что Игорек после этих слов, даже не поздоровавшись, сухо осведомился:
— Кто говорит?
Я перепугалась, зажала мембрану трубки, сделала круглые глаза и, умирая от ужаса, громовым шепотом оповестила Оганезову:
— Спрашивает, кто говорит!
Наташка поерзала на подоконнике и, немного подумав, нашлась:
— Скажи, что говорит его девочка!
— Говорит его девочка! — автоматически повторила я в трубку.
— Вот бестолочь! — ужаснулась Наталья. — Да не его, а твоя девочка!
— Моя девочка, — тут же поправилась я.
— Про Бабарыкина давай! — приказала Оганезова и сделала страшные глаза, взглядом пригвоздив меня к месту и окончательно подавив волю ко всякой инициативе.
И я, краснея и бледнея, в приступе панического отчаяния закричала в трубку:
— Бабарыкин мне проходу не дает! Если завтра в два у «Современника» не встретимся, всем конец!
Выпалив эту бессвязную тираду, трясущимся пальцем я нажала клавишу отбоя и дико глянула на подругу.
— Ну, ты, мать, дала! — восхищенно протянула она, вырубая аппарат. — Теперь-то он уж точно примчится на свидание как ошпаренный. Ладно, все, что могли, мы сделали. Пойдем спать.
Мы вернулись в комнату и, деликатно миновав молодоженов, в унисон посапывающих под немецкую эротику, начали думать, где я сегодня расположусь на ночлег.
— Да когда тебе спать-то, — вдруг опомнилась Наталья. — Тебе статью писать надо. Как напишешь — сразу скинем в редакцию. Михалыч просил прислать материал прямо к началу рабочего дня. Ты, Алиска, напиши, но не отправляй. Сначала дай мне посмотреть, что ты там нацарапаешь…
Наташка выключила телевизор, на экране которого разгуливали обнаженные люди, но тут же раздался заспанный голос Мирчи:
— Куда! Мы же смотрим!
Восстановив статус-кво, подруга под страстные вздохи и охи немецких артистов прошла на мою половину и завалилась на кровать с книгой в руках.
Сидя на табуретке у подоконника писать мне, конечно же, было неудобно. Но в принципе я думала, что будет хуже. Высоченная стопка книг, возводимая подругой годами, так и норовила обрушиться мне на голову. Но ничего, я справилась с трудностями. Молодожены, вопреки ожиданиям, тоже вели себя прилично. Я на всякий случай вставила в уши комочки ваты и с головой погрузилась в работу.
Время от времени я бросала тревожные взгляды на Оганезову, намереваясь по ее лицу определить, что же происходит за шкафом. Но Наташка читала, отрешенная от внешнего мира увлекательным детективом Агаты Кристи. Взглянув в очередной раз в сторону кровати, я увидела, что подруга заснула, уронив книгу на пол. Прервав свой титанический труд, я встала с табуретки, чтобы снять с Оганезовой очки, и бросила осторожный взгляд на другую половину комнаты.
Мне открылась поистине идиллическая картина. Под эротичные завывания телика Илянка и Мирча спали, отвернувшись в разные стороны. Давал себя знать трудовой день, безвозмездно подаренный работящими молдаванами туристическому агентству «Зиг-заг». Я выключила телевизор, в блаженной тишине дописала статью и тут же скинула ее в редакцию. Будить человека, будь это даже Оганезова, только для того, чтобы он спросонья взглянул на мой бред, показалось мне дурным тоном.