И, придерживаясь за стеночку и ставя ноги как можно ровнее, отправилась следом за подругой.
Закурив у подоконника, Оганезова сосредоточенно проговорила:
— Слушай, значит, меня сюда. Ты хоть слушать-то в состоянии?
Я отлепилась от стенки, мужественно кивнула головой и снова припала к спасительной вертикали.
— Звонила твоя тетка, Зоя Ивановна, сказала, следователь Чечулин тебя разыскивает, — понизив голос до шепота, проговорила Наташка. — Но тетя Зоя у тебя молоток, не дала моего адреса. А, наоборот, услала следака в Белый Городок, типа ты давно к родне собиралась. Так что еще один день у нас есть, а потом Чечулин все-таки выяснит, где ты обитаешь. И тогда пиши пропало. И поэтому убийцу Кругловой нужно найти как можно скорее. Но меня беспокоит другое. Как Чечулин узнал твою фамилию и прописку?
— А я сегодня доброе дело сделала, — улыбаясь, сообщила я. — Дала Бегункову телефон изобретателя Круглова. А тот, наверное, как начал ныть и приставать к Максим Сергеичу, дескать, подтвердите следователю Чечулину, что приходила ваша журналистка, а не наемная убийца моей жены, чтобы получить с меня денежки за заказное убийство… Вот главный и позвонил следаку, чтобы подтвердить… Он, должно быть, и рассказал, кто я такая и как моя фамилия.
Наташка воззрилась на меня таким взглядом, будто я призналась ей, что состою в тайном браке с Усамой бен Ладеном.
— Ты дала Максиму Сергеевичу телефон Круглова? — недоверчиво переспросила она.
— Ну да, дала. А что мне оставалось делать? У Бегункова любимый суккулент сломался… — забормотала я в свое оправдание. — Ксюшка бедром махнула, вот он и не удержался, упал и обломился прямо у основания… Мы с Одинокой к главному в кабинет пришли, а суккулент на столе лежит, и сам Максим Сергеич чуть не плачет. «Повадилась, — говорит, — шастать, зараза, бедрами своими размахалась… Проветривает… Дай, — говорит, — родная, телефон цветовода-любителя». Ну, я и дала. Жалко же суккулент. Может, на место приклеить еще можно?
— Суккуленты — они такие. Всегда ломаются в самый неподходящий момент, — с отвращением поглядывая на меня, проговорила подруга. — В общем, Гришечкина, с тобой все ясно. Нет ума — считай, калека. Свою голову не приставишь. Я чего тебя звала-то? — вдруг спохватилась Оганезова. — Тут такое дело про Круглову выяснилось…
Наташка взгромоздилась на подоконник и с интонациями былинной сказительницы затянула:
— Выросла, значит, Светлана, как ты уже знаешь, в детдоме. И всю свою жизнь мечтала о крепкой семье. И вот создатели передачи «Жди меня» разыскали ее родных. В прошлом году нашли отца Руслана Ножкина и сестренку Дашу. Ну, да что я тебе рассказываю, Илянка и так уже все выложила. Так вот. Сегодня показывали продолжение этой истории. Как недавно обретенные родственники Кругловой убиваются по поводу ее безвременной кончины. Ситуация осложняется тем, что сестренка-то не родная, а папашке, который буквально не вылезает из Семашко, нужен донор для проведения операции. Светлана вроде бы вызвалась сделать доброе дело, стать отцу донором, да не успела — убили ее. Девчонка эта приемная, Дашка, плачет-убивается. А вокруг малолетки вьется какой-то мужик, типа друга семьи, с седым ежиком. Честно тебе скажу — не понравился он мне. Стремный какой-то. Педофил, наверное. Этой Дашке лет семнадцать, не больше, она хорошенькая, розовенькая такая, а тут какой-то потасканный Казанова с лицом терминатора…
— Таганский его фамилия, — обнаружила я хорошее знание предмета.
— Ну, не знаю, насколько он Таганский, только подозрителен мне этот перец, — почесала бровь Наташка. — Да, кстати, а с чего ты взяла, что фамилия этого кренделя Таганский?
— Да ты что, Оганезова, не знаешь Таганского? — спросила я таким тоном, словно была осведомлена об исполнителе блатных баллад всю жизнь, а не услышала впервые его песни только сегодня утром. — У него есть такая потрясающая песенка! «Отвести от тебя чтоб беду» называется. Вот послушай, я спою…
И я, не особенно заботясь о мелодии, начала близко к тексту петь запев, в основном рассчитывая поразить подругу припевом, который, с тех пор как я его прослушала в машине, назойливо крутился в голове.
— Потом допоешь, — зажмуривая глаза, оборвала меня Оганезова, хотя я успела исполнить совсем немного, только первый куплет, который звучал приблизительно так:
Дом отчий, словно ты — козырный туз,
Не часто выпадет такая карта.
Рассказывать вам буду, пацаны,
Как стала Лелька жертвою азарта…
— Подожди, уже немножечко осталось, — взмолилась я и с упоением принялась выводить припев.
— Слушай, Алис, при чем здесь вообще этот Таганский? — не выдержала Наташка.
— Как это при чем? — опешила я, подбирая под себя ноги, запахивая полы шубы и поудобнее устраиваясь на бетонном полу лестничной клетки. — Он же почти что родственник. И это он убил Стервозу.
Подруга посмотрела на меня такими глазами, что я думала, она меня стукнет. Но ничего, вроде обошлось. Наташка только громко сглотнула, поправила очки и строго велела:
— Выкладывай, с чего это ты вдруг пришла к такому потрясающему выводу.
И я рассказала Оганезовой, что у нас почти закончилась зубная паста и что нормальные люди, как известно, не бегут за предметами первой необходимости в ближайший магазин, а едут туда, где все продается дешевле. Вот и я отправилась за «Лакалютом» в «Ашан». А там меня подкараулила курносая кассирша Катерина, которая, умирая от чувства вины и раскаяния, поведала мне о браслете от «Макути», который валялся рядом с машиной Кругловой. Именно этот браслет и стал причиной ее нежелания общаться со следователем Чечулиным. Рассказала я и о том, что сообщил мне охранник Юрик, слышавший ссору Стервозы с человеком, очень похожим на певца Таганского, из-за денег и сестры. А уже после этого Юрик увидел Круглову задушенной.
— Ну и как он выглядел? — поинтересовалась Оганезова.
Я припомнила обложку диска, брутальное лицо за решеткой с суровыми складками, залегшими в уголках рта, и, набрав в грудь побольше воздуха, вдохновенно начала:
— Он, знаешь, такой весь мужественный, на гладиатора похож…
— Да не Таганский как выглядел, а браслет, — осадила меня подруга.
— А что браслет? — пожала я плечами. — Браслет как браслет. Серебряный такой, с висюльками. Твой напоминает, тот, который с янтарем, только, конечно, у Стервозы украшение покруче будет.
— А с Таганским что?
— Ты же слышала, как он классно поет, хоть и убийца.
— Где это я слышала, как поет Таганский? — не поняла Наташка.
— Я же тебе только что пела, — ответила я, пытаясь прикурить упрямую сигарету, которая ну никак не хотела прикуриваться.
— Ну да, конечно… — мрачно проговорила Наташка. И, понаблюдав за моими манипуляциями с зажигалкой, посоветовала: — Ты попробуй фильтром в рот перевернуть, я слышала, что со стороны табака сигареты лучше прикуриваются…
И задумчиво добавила:
— По всему выходит, что менестрель Круглову и убил…
— Кто, говоришь, убил Круглову? — справившись с сигаретой, переспросила я.
— Да были, знаешь ли, в Средние века такие клоуны, которые бродили по Европе и распевали песни своего сочинения, — принялась просвещать меня Оганезова. — Назывались они миннезингеры, трубадуры, менестрели и ваганты. «Бременские музыканты» смотрела? Вот что-то типа того.
— А чего им дома-то не сиделось? — не поняла я.
— Зачем им дома сидеть, если люди этим клоунам приплатили хорошие деньги, чтобы только сочинители не мучили их своими виршами, прекращали петь и шли бы себе дальше…
Только я начала припоминать мультик про бременских музыкантов, примеривая суровый лик Таганского на роль трубадура, как дверь нашей квартиры приоткрылась, и на лестничную площадку высунулась голова Богдана Осиповича. За головой последовала рука с зажатой в ней телефонной трубкой.
— Наташ, тут тебе из органов звонят, — недоумевая, сказал прораб, и это меня насторожило.
Насторожило это и Наташку. Подруга взбежала на несколько ступенек вверх, приняла из крепких рук отчима трубку и сухо сказала в нее:
— Але.
Помолчала немного, бросая в мою сторону недружелюбные взгляды, и сердито ответила:
— Я не знаю никакой Эллы, и с Эльвирой я тоже незнакома. А мобильный телефон потеряла еще вчера. Что значит «где потеряла»? Да если бы я знала где, я бы вернулась в это самое место и немедленно забрала его оттуда! Да проверяйте сколько хотите, это ваше право.
Оганезова дала отбой и хмуро сообщила:
— Интерполовцы звонили. Они тряханули как следует твоего Игорька, и он сдал им тебя, моя ты девочка, со всеми потрохами. Да, кстати, а почему это ты вдруг у нас Эльвира?
И я рассказала Наташке про зимнюю дорогу к роддому, про пьяненького папку и про его сумасбродную, но так и не увенчавшуюся успехом идею назвать меня Елей.
Пока я вела свой неторопливый рассказ, укладываясь поудобнее в уголочке и подтыкая под себя шубу, чтобы не дуло, Наташка вытаскивала из мобильника сим-карту, приговаривая: «Хорошо, хоть мобильник разрядился еще ночью. Пускай поищут гаденыша, который спер мой «Сони Эрикссон»».
— Значит, так, — отправляя пластиковый прямоугольник симки в открытую форточку, решительно сказала Наташка. — Рано или поздно менты все равно на тебя выйдут. Игорек молчать не станет, он расскажет про настоящего курьера — задушенную в «Ашане» Круглову. Интерполовцы свяжутся с Чечулиным и узнают, что перед смертью Светлану мордовала посреди магазина какая-то девица, наведаются к безутешному вдовцу, и он с дорогой душой выложит компетентным органам, что продал платье с бриллиантами странной корреспондентке из газеты «Зеленый листок», которая приперлась к нему брать интервью аккурат на следующий день после смерти его обожаемой супруги. Сыщики совместными усилиями сложат два и два и выйдут, Алисочка, на тебя. Тем более что следователь Чечулин взял твой след. Так что надо срочно действовать и притащить в милицию Таганского прежде, чем тебя засадят в каталажку. Эй, Гришечкина, ты меня слышишь?