— И вообще, очкастенькая, ты на нее похожа… На мою бабушку… Ты трубку, случаем, не куришь? Если б курила, прямо сейчас бы на тебе женился, вот те крест!
И Таганский истово перекрестился на белеющее у входа меню. Наталья смутилась, зарумянилась и нарочито грубо оборвала своего собеседника:
— Хватит мне зубы заговаривать! Давайте, колитесь, уважаемый, за что Круглову убили!
И не без гордости добавила:
— Лично я насчитала целых четыре преступных мотива, по которым вы могли бы свести с ней счеты. Во-первых, вас мог подослать к Светлане Гиви Дантария, чтобы отомстить своей любовнице за измену с Игорьком.
Выпалив эту фразу, Оганезова замолчала и выжидательно уставилась в горбатую переносицу пьяненького артиста. Но ни один мускул не дрогнул на небритом мужественном лице. Таганский только покачивался всем телом из стороны в сторону и, закатив глаза под потолок, выстукивал пальцами по столешнице замысловатую дробь.
— Тот же самый Гиви Дантария мог попросить вас помочь Бабарыкину поддерживать порядок в банде, — пытливо поглядывая на собеседника, продолжала подруга. — Круглова проявила неповиновение, и за это вы ее прикончили на стоянке у магазина «Ашан».
В процессе Наташкиного рассказа блатной бард перестал стучать по столу, развалился на стуле, откинувшись на высокую пластиковую спинку, и, ковыряя в зубе, без особого интереса слушал инсинуации собеседницы. Лицо его при этом выражало покой и полную безмятежность. Но нарочитым безразличием Наташку было не обмануть. Оганезова перегнулась через стол и таинственным голосом прошептала:
— Признайтесь, Таганский, ведь вы родной брат Светланы, которого разыскала передача «Жди меня». И, убив Круглову, вы задумали сбагрить куда-нибудь вдовца-биохимика Ефима Владимировича и наложить лапу на богатства сестренки…
— Ну да, его, пожалуй, сбагришь… — усмехнулся певец. — Думаешь, что говоришь? Фима сам кого хочешь за Можай загонит…
— И наконец, вы, уважаемый, могли оказаться банальным совратителем малолеток и, втершись в доверие к Кругловой, припугнуть Светлану соблазнением ее молоденькой неопытной сестры Дарьи, — сурово заявила Оганезова. — И потребовать в качестве отступных десять тысяч долларов на этот свой бай-ин. Круглова вам денег не дала, за это вы ее и придушили.
На заключительной Наташкиной версии предполагаемый убийца отбросил зубочистку, недобро прищурился и, перегнувшись через стол, интимно прошептал прямо своей обличительнице в лицо:
— Да ты, как я погляжу, фантазерка…
Бард произнес эту фразу с такой интонацией и так посмотрел на Оганезову, что от его голоса у Наташки побежали мурашки по спине и противно заныло под ложечкой.
— Я тебя сейчас зарежу… — пообещал совратитель молоденьких девиц, выдавая себя с головой неадекватной реакцией на последнюю версию правдоискательницы.
— За что? — жалобно хныкнула Оганезова, почувствовав, как ей в коленку уперлось что-то холодное и острое.
— А за то, что суешь свой нос в чужие дела! — сурово сдвинул брови к переносице бывший уголовник.
Не смея шевельнуться, Наташка проникновенно заговорила, обращаясь к гремящей медью буфетчице:
— Девушка, миленькая, сходите, пожалуйста, за милицией! Я журналистка, веду расследование одного убийства и даю вам честное слово, что этот вот человек — и есть убийца.
— Дура ты, дура, — усмехнулась рыжая тетка в нечистом фартуке. — Я вас, таких вот журналисток, у нас на вокзале мильен перевидала. Мужик на тебя не клюнул, а ты его сразу ментурой пугать. А я вот сейчас возьму, да и тебя в милицию сдам. Потому что я своими глазами видела, как ты к нему приставала. Мужик сидел, водку пил, тебя не трогал, а ты подсела к нему и давай цепляться, как репей. Ничего, один раз в обезьяннике переночуешь, будет тебе наука, как ночами по вокзалам шляться.
И не успела Наталья опомниться, как буфетчица выскочила из-за прилавка, подбежала к выходу и, распахнув дверь на улицу, крикнула в ночную темноту:
— Леша! Алексей, иди-ка сюда! Тут твой контингент озорует!
А еще через минуту в задымленный зал кафешки вошел рыхлый молодой милиционер, очень похожий на жабиного сына из сказки про Дюймовочку.
— Где тут мои девулечки? — игриво осведомился он, обводя помещение сальным взглядом.
Но, наткнувшись глазами на насупленную Наталью, у которой от обиды даже запотели очки, он брезгливо сморщился и, цыкнув зубом, грозно скомандовал:
— А ну, тюлениха, пшла вон отсюда!
Наташка мужественно пережила унижение и, решив разоблачить преступника прямо на глазах у сотрудника милиции, рывком откинула край скатерти, отчаянно крикнув: «Осторожно, у него нож!» Но это оказался вовсе не нож, а черенок вилки, которой убийца до этого ел свой салат.
Милиционер Леша радостно заржал, а коварный Таганский, как ни в чем не бывало, убрал вилку от колена Оганезовой и применил по назначению. Подцепив на зубец кружочек лука и тщательно прожевав его, бард продолжил пить горькую.
Вспыхнув от перенесенных унижений, Оганезова гордо вылезла из-за стола и, вскинув голову так, что очки подпрыгнули на переносице, покинула негостеприимное заведение, в душе клянясь себе, что эти люди еще горько пожалеют о нанесенной ей обиде.
Утро следующего дня я встретила непроходящей головной болью. Словно докучливые пчелы, у меня над ухом звенели голоса. Некоторое время я пыталась избавиться от них, накрывая голову подушкой, но тщетно. Звуки продолжали назойливо лезть в уши. Я приоткрыла глаза и нашла себя лежащей на полу, прямо под столом, за которым сидели Наталья и Илянка. Обе девицы пили чай из основательных литровых кружек. Отправляя в рот сдобренное вареньем печенье, Иляна пронзительным голосом говорила:
— А я так думаю, что Светлану тот тип с седым ежиком убил. Она его еще родственником называла, помнишь?
— Тебе тоже его рожа не понравилась? — оживилась Наташка. — Скажи ведь, типичный убийца?
— Угу, вылитый уголовник, — кивнула Илянка, хрустя сухариком. — Это любовник Светин был, а никакой не родственник, точно тебе говорю. У моей двоюродной сестры в Кишиневе тоже такой вот родственник с Урала объявился. Поселился у них на квартире, стал в маленькой комнате жить. Муж Марийкин до последнего момента ничего даже не подозревал, он дальнобойщиком работает, дома почти не бывает. А потом этот родственничек смылся в неизвестном направлении, прихватив с собой компьютер, телевизор, музыкальный центр и утюг. Муж, конечно, кинулся к Марийке — мол, давай адрес своего уральского родственника, я сейчас поеду на Урал, найду его и ноги повырываю. Марийка тогда заплакала и призналась, что никакой это не родственник, а самый что ни на есть настоящий любовник. Досталось ей, конечно, по первое число. Но я так считаю, что Марийке еще повезло, этот хмырь их только обокрал, а мог бы и убить, вот как эту Светлану. Ведь у Светы муж — ученый, а они все с прибабахом, в упор ничего не замечают. Я так думаю, что уголовнику надоело делить свою любимую с законным супругом, он стал настаивать, чтобы Светлана бросила ученого мужа и ушла к нему. А Круглова, как порядочная, наотрез отказалась. А уголовники знаешь, Наташ, какие ревнивые? Просто ужас! Вот этот тип, с седым ежиком, и задушил несчастную. А теперь делает вид, что это вовсе и не он, и изображает сочувствие к их горю.
Оганезова молчала, о чем-то напряженно раздумывая, и Иляна, так и не дождавшись ответного отклика, заговорила снова:
— Слушай, Наташ, а может, мне попробовать стать донором Светиному отцу? А вдруг у меня окажется такая же группа крови, что и у Руслана Ножкина? Хоть я и боюсь кровь сдавать, мне человека жалко…
— Да нет, Илян, там не в крови дело. Там все гораздо сложнее. При заболевании Ножкина пересаживают костный мозг, и донором ему может стать только кровный родственник, да и то при условии полной совместимости определенных показателей.
— Да ты что? — изумилась сердобольная молдаванка. — А я и не знала, что все так плохо. Думала, надо просто кровь сдать. Слушай, Наташ, а может, тогда позвонить брату Руслана? Ну, тому, Никите, который в свое время калининградскую квартиру Ножкиных заграбастал? Может, этого гада жизнь так потрепала, что он уже сделался порядочным человеком?
— Наивная ты, Илянка, — усмехнулась Оганезова. — Но мыслишь в правильном направлении.
Соседка польщенно хмыкнула, с грохотом отодвинула чашку и поднялась из-за стола.
— Ну ладно, Наташ, спасибо за чай, я побежала, — заторопилась девушка и выпорхнула из комнаты, громко стукнув дверью.
А Наташка заглянула ко мне под стол и настоятельно попросила встать с пола и занять место на стуле. Я, хватаясь за разные предметы, со стоном приняла вертикальное положение. Болело все тело, начиная с головы и заканчивая пальцами ног, но что-что, а осанка у меня была отменная.
Я уселась на стул, держась так прямо, словно проглотила кол, и потребовала объяснить, что все это значит. Почему я сплю в одежде и с чего это вдруг Илянка надумала податься в доноры.
И вот тогда-то Оганезова дала волю своему гневу. Она высказала мне все, что думает по поводу моих гулянок с криминальными молодыми людьми, которые воруют у меня бриллиантовые платья, и про то, что я позволяю себе напиваться как сапожник, когда надо искать настоящего преступника, а между делом поведала о своем ночном приключении на Ленинградском вокзале.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — уныло спросила я, двумя руками держась за свою многострадальную голову, чтобы она не разваливалась на куски, как перезрелый арбуз.
Оганезова смерила меня холодным взглядом и, маскируя скепсис в голосе под дружеское участие, уточнила:
— Ты как, способна воспринимать информацию?
— Таблетка аспирина и пачка активированного угля, и я свежа, как майская роза, — противным голосом проскрипела я.
— Аспирин у нас, допустим, есть, но где ж я тебе, Гришечкина, угля-то возьму? — удивилась Наташка.
— Ты дай мне денег, я сама схожу, — предложила я, болезненно щурясь на свет.