— Что вы имеете в виду? — вскинула брови Неля.
— Что имею в виду? — переспросил доктор Кушнир. — Какое он имел право, зная, что неизлечимо болен, удочерять эту несчастную девочку, Дашу?
— Насколько я знаю, Руслан Ножкин узнал о своей болезни уже после того, как взял Дашу Веселкину из детского дома, — возразила врачу редактор передачи «Жди меня».
— Вот как только узнал, так сразу же и должен был вернуть ребенка в приют, — легонько пристукнул кулаком по столу представитель гуманной профессии. И, видя обескураженные взгляды, направленные на него, сердито пояснил свою позицию: — Ребенок ему что, игрушка, что ли? Сам в больницах лежит, а девчонка уже лет пять как одна живет. И никто ею не занимается. Сама себе предоставлена. Когда поест, а когда и голодная спать ляжет. Семнадцать лет только исполнилось, маленькая еще совсем. А рядом с девочкой крутится какой-то тип бандитской наружности. Певцом себя называет. Я бы на месте отца обеспокоился, что этому проходимцу надо от его приемной дочери. Я вот не отец, а и то мне стало как-то не по себе, когда этот Иван все звал Дашу на каруселях в Парке Горького кататься. Знаю я таких любителей молоденьких девчонок. Соблазнят и бросят. Одиннадцатиклассница, в школе еще учится, много ли ей надо?
Доктор Кушнир понизил голос и многозначительно произнес:
— Между нами говоря, я тут сам к Дарье подошел и деликатно предупредил, чтобы была поосторожнее с этим своим седовласым другом. На моей памяти такие вот проходимцы даже на бабульках девяностолетних прямо у нас в больнице женились, чтобы их квартиры к рукам прибрать. Работников ЗАГСа привозили — и женилась. А уж девчонку неопытную обмануть вообще ничего не стоит. Я и Руслану сказал все, что думаю по этому поводу, а он только улыбается и говорит, что все в порядке. А что в порядке-то, что в порядке, когда Ножкин того и гляди в ящик сыграет, а Дарья останется одна с вполне приличным наследством?
Пока Оганезова наклонялась ко мне и шептала в ухо: «Ну, что я тебе говорила? Не одна я заметила, что этот Таганский тот еще проходимец!» — доктор Кушнир сердито продолжал:
— Хотя Руслан и сам хорош гусь.
— В каком смысле «хорош гусь?» — не поняла редактор Неля.
— Жена-то от Ножкина ушла, как только узнала о его проблемах со здоровьем, — пустился в объяснения врач. — А Руслан и сейчас вон голову женщинам морочит. Роман с медсестрой закрутить вздумал. И это с его-то диагнозом.
— Интересно для врача вы рассуждаете, — поддела его редакторша. — Такое впечатление, будто не особенно хотите, чтобы ваш пациент выздоровел.
— Не говорите ерунды, — отмахнулся доктор. — Просто Анна с утра до ночи только Ножкиным и занимается. То в палате у него сидит, то бегает по делам фирмы. Руслан выписал на Аню генеральную доверенность, она, можно сказать, теперь заправляет яхт-клубом. А работа в клинике, между прочим, стоит. Другие больные страдают. У нас на этаже кастелянша уволилась, так что сестра отделения должна еще и бельем заниматься. А какое тут белье, когда Аня лекарства не всегда успевает раздать? Ладно, давайте ближе к делу. Что вы от меня хотите услышать?
— Нам надо, чтобы вы поднялись в палату и представили вот эту вот девушку, — Неля кивнула в мою сторону, — как еще одну дочь Руслана Ножкина. От давнишней любви механика и поварихи Клавдии Перепелкиной. И чтобы больной, узнав, что у него снова появился донор, сразу же сообщил об этой радостной новости всем друзьям и близким.
— А что же этот господин? — усмехнулся доктор Кушнир, поглядывая на калининградского родственника Руслана. — Не хочет светиться? Боится, что какие-нибудь тайные недоброжелатели прикончат его так же, как Светлану?
— Вы правильно поняли нашу идею, — с достоинством ответила Наташка.
— А мне вы, значит, доверяете, — насмешливо протянул доктор Кушнир. — Мне, значит, не боитесь открыть истинное положение вещей.
Неожиданно он подался вперед, обвел нас всех интригующим взглядом и задушевно проговорил:
— А знаете ли вы, мои дорогие, что та самая медсестра Анна, у которой с Ножкиным страстный роман, — моя бывшая жена?
Видя, как загорелись пытливым огнем глаза оператора Пети, любитель дешевых эффектов откинулся на спинку стула, с удовольствием отхлебнул крепкий кофе из своей чашки и ровным голосом закончил:
— Откуда вы знаете, может, это я убил дочь Руслана, чтобы лишить Ножкина донора и таким вот хитроумным способом наказать соперника?
— Да ладно! — запанибратски откликнулась Оганезова, похрустывая суставами пальцев. — Будет вам наговаривать-то на себя! Я про вас, Глеб Мартынович, уже справочки навела. И выяснила, что с медсестрой Анной Голубевой вы развелись восемь лет назад, а теперь счастливо женаты на дочери заведующего вашим же отделением. В новом браке у вас родилось двое славных детишек — мальчик Федор и девочка Иришка. Вряд ли при таком раскладе вы станете рисковать благополучием своих малюток и убивать донора вашего пациента. Так что ревность тут совершенно ни при чем. Вы же не отказались лечить Руслана тогда, когда Ножкин на ваших глазах закрутил роман с Анной. Потому что больной — человек состоятельный, за лечение платит регулярно и, говорят, никогда не скупится на чаевые персоналу. А уж вам-то, должно быть, и подавно перепадают кругленькие суммы. Кстати, я узнавала. Именно Анна Голубева попросила вас наблюдать Руслана, потому что вы считаетесь лучшим специалистом в отделении. Анна Алексеевна разумная женщина и не стала бы рисковать жизнью близкого ей человека, если бы не была абсолютно уверена в том, что вы не причините ему вреда.
Само собой, я рассматривала версию вашего сговора с медсестрой Голубевой. Но и этот вариант не выдерживает никакой критики. По тем же самым причинам, что и мотив ревности. Вам есть, уважаемый, что терять. Кроме того, вы успешный человек, стремительно движетесь по карьерной лестнице, не сегодня завтра займете место вашего тестя и станете завотделением. Ну и зачем вам нужен этот Ножкин? Неужели вы пойдете на преступление ради не слишком-то рентабельного яхт-клуба, который, того и гляди, раздавят конкуренты?
Да и потом, вам вовсе не надо было душить несчастную Светлану шарфом, чтобы, как вы изволили выразиться, таким хитроумным способом наказать соперника. Достаточно было во время операции перерезать Руслану какую-нибудь важную артерию и списать все на врачебную ошибку. В самом крайнем случае лишились бы тринадцатой зарплаты. Что вы на меня так смотрите, разве я не права?
Заговорив про варианты убийства, Оганезова оседлала своего любимого конька, и теперь остановить ее могло разве что землетрясение, которое целиком и полностью разрушило бы здание второго корпуса и погребло бы под своими обломками расфантазировавшуюся сыщицу. Не остановил Наташку и тяжелый взгляд доктора Кушнира, нацеленный ей прямо в лоб.
— Кроме того, я узнавала, в момент убийства Кругловой вы были на плановой операции, так что роковой злодей из вас, любезный, ну никак не получается, — окончательно развенчала подруга образ врача-убийцы.
— Какие вы все-таки, журналисты, — оскорбился доктор Кушнир, продолжая сверлить мою подругу злыми глазами. — Ничем-то вас не проймешь.
Оганезова самодовольно хмыкнула и встала со стула.
— Ну что, идем в палату? — деловито уточнила она.
Все задвигали стульями, выбираясь из-за стола.
— Сначала заглянем к Ножкину, потом я возьму анализы у вашего протеже и дам свой окончательный ответ насчет возможного донорства, — подвел итог беседе строптивый врач.
И, обращаясь к брату больного, который, продолжая сидеть на своем месте, доставал из портфеля газету, вовсе не собираясь покидать уютный кафетерий, удивленно спросил:
— Вы что же, милейший, наверх даже не подниметесь? На брата не желаете посмотреть сквозь приоткрытую дверку? Неужели не тянет взглянуть на родного человека?
— Нет, знаете ли, не тянет, — холодно ответил Никита Сергеевич и уткнулся в «Аргументы и факты».
Все направились к выходу, и за столом остался только Ножкин-младший, с головой погрузившийся в интриги и хитросплетения политических игр.
— Нелька, ты чего наплела этому борову про оздоровление за счет телевидения? — напустился на редакторшу оператор Петя, лишь только мы отошли от столика.
— Учу тебя, учу… С людьми надо дружить, и будешь в шоколаде, — назидательно сказала Неля, подхватывая Петра под руку и устремляясь к двери. — Ко мне с утра подошла Маринка Жильцова и попросила найти какого-нибудь мелкого политика с имперскими амбициями. Желательно толстого и с мерзким характером. Им как раз такого типажа для передачи «Последний герой» не хватает. Когда я увидела Ножкина-младшего, я сразу поняла: он как раз тот, кто им нужен.
Петя с иронией посмотрел на свою спутницу, а она, хитро улыбаясь, продолжала:
— Заметь, не слукавила ни на йоту. Никита Сергеевич должен быть мне благодарен по гроб жизни. Океанический воздух, солнце Карибов, здоровая пища в условиях необитаемого острова и спортивные упражнения соревновательного характера ему гарантированы. А уж какая подбирается тусовка! Маринка не афишировала, но намекнула, что вроде бы едут Семенович и Фриске. Так что Ножкину-младшему там определенно должно понравиться.
Пока телевизионщики обсуждали, на первом или на втором совете племени выпрут калининградского политика из игры, наша процессия покинула кафе с черепаховым прудиком и неторопливо двинулась в фойе, чтобы загрузиться в лифт и подняться на пятый этаж. Я уже давно перебирала мелочь в кармане, мечтая, как улизну к киоску и куплю гематоген. Выражаясь словами героя Шукшина, деньги жгли мне ляжку. И я, отбившись от табунка под предводительством доктора Кушнира, незаметно для остальных свернула к ларьку с лекарствами.
Высыпав деньги на ладонь, я стала их пересчитывать, чтобы дать продавцу сразу без сдачи. Но не успела я отсчитать нужную сумму и встать в очередь, как от лифта на меня строевым шагом устремилась Оганезова, делая под очками страшные глаза и пронзительно крича: