Помнится, я даже подумала, а не перекрасить ли мне свой красненький «Матис» в черный цвет и не расписать ли дверцы такими же гламурными цветочками? Но потом решила, что сначала выплачу кредит за машину, а потом уже буду доводить ее до ума. Моей машине пять лет, я плачу за нее в рассрочку, и остались мне сущие пустяки. Какой-то годик по три тысячи в месяц — и машинка наконец-то моя. Что хочу с ней, то и делаю. Хочу цветами разрисовываю, хочу — крышечками от йогурта обклеиваю. В журнале «Гламур» писали — так сделал один швед, чтобы повысить противоударность своего «Вольво». Честно говоря, я еще не решила, что для меня важнее — красота или безопасность, и поэтому пока езжу так, без затей.
Покидав в багажник сумки с покупками, я выудила из общей кучи барахла розовенького поросеночка с толстенькой попкой и пристроила его в коллекцию остальных хрюшек. Они у меня сидят у заднего стекла. Вернее, раньше сидели. Когда их было чуточку поменьше. А теперь лежат. Честно говоря, хрюшки просто свалены кучей. И мне из-за их свинских тушек ни фига не видно! Сколько ни смотрю в зеркало заднего вида — наблюдаю только пыльное поросячье царство. Розовое и беспонтовое. Выкинуть всех свиней на фиг и оставить только этого, новенького, с задорным рыльцем и милыми ушками! Или уважающая себя девушка так грубо никогда бы не сказала? В общем, мне уже по фигу, сказала бы так девушка «Космо» или нет, достали парнокопытные сволочи! Сейчас сгребу всех свиней в один пакет и засуну их под пассажирское сиденье. Там они хотя бы не будут мне мешать следить за дорогой. А новенького поросеночка рядом с собой посажу. Пусть мой пусечка сидит, душу радует.
Я обошла машину, снова открыла багажник и, согнувшись в три погибели, стала рыться в покупках, выбирая, что бы к чему переложить, чтобы освободить пакет под хрюшек. Можно было бы вынуть палантин и небрежно бросить его на заднее сиденье дырой вниз. Пусть лежит, как будто плед. И все будут думать, что я укрываю им ноги, когда они у меня замерзают.
Та-ак, что-то я не поняла. А палантин-то где? Казан на пять литров здесь, папки «Эрих Краузе» две по цене одной — вот они, подушки с мишутками, тапки, фонарики, бошевская дрель, батон колбасы, масло «Доярушка», буханка хлеба, еще кое-какие продукты — и все. Минуточку, я что, пакет с палантином на кассе забыла? Да нет, я же его видела уже после того, как отошла от касс.
Мало того, именно в этот пакет я убирала брелок, купленный в бельгийских сувенирах. Где! Мой! Новенький! Палантин за девять с половиной тысяч! И хрюшка, мой хромоногий поросеночек — розовая спинка! Он тоже пропал!
Чей-то тяжелый взгляд я чувствовала затылком все время, пока перетрясала вещи, просто не хотела отрываться от дела. Про себя решила — найду пакет с кашемировой красотой и колченогой свинкой, тогда и оглянусь. От волнения руки тряслись, мелочи рассыпались по багажнику, и очень скоро я поняла, что поиски бесполезны. Мой роскошный, мой шикарный, мой божественный палантинчик, как у Анистон, пропал. И хромоногий поросенок сгинул вместе с ним. Я разогнула онемевшую спину, свела и развела лопатки, разгоняя кровь, и медленно обернулась, собираясь посмотреть, кто же это испепеляет меня взглядом.
Вы не поверите, но это снова была она. Назойливая нахалка, что преследовала меня в гипермаркете, сидела за рулем «Хаммера» и, высунув язык и вытаращив глаза, дразнилась, мстя мне за гримасы на кассе. Я покрутила пальцем у виска, но Стервоза даже бровью не повела. Она так и продолжала сидеть с перекошенной физиономией, будто не ей адресовался мой красноречивый жест. Тогда я подошла к водительской двери и дернула ручку на себя, собираясь высказать нахалке все, что я о ней думаю. Дверца не поддалась, как видно, была заперта изнутри.
Это очень удобный прием — запереться в машине и, пользуясь безнаказанностью, говорить и показывать человеку, который находится снаружи, как ты к нему относишься. Я и сама так частенько делаю. Но теперь возмутительный способ общения буквально вывел меня из себя. Что она о себе понимает, эта тощая грымза со своим красавчиком Игорьком? Вообразила, что она главный редактор глянцевого журнала, и пускает приличным людям пыль в глаза.
Я припала к наглухо закрытому окну и стала кричать ей, чтобы она немедленно отпирала дверь и выходила на честный бой. Но только я выкрикнула первую угрожающую фразу, как заметила, что на шее у моей соперницы сиреневеется что-то фиолетовенькое. В первый момент я просто не поверила своим глазам. Мой палантин! Эта нахалка каким-то образом изловчилась и стянула пакет из тележки!
Наверное, подсуетилась в тот момент, когда я торчала в туалете, оттирая грязь со своего любимого платья. Боже мой, какая подлость! Но что это, кажется, дырка, та, что у кисточек, стала в два раза больше? Да она, мало того что украла, еще и окончательно испортила мою вещь! Мерзавка, воровка, дрянь! Вот сейчас позову охрану, и они ей покажут, где раки зимуют!
Я обежала машину и на всякий случай, прежде чем прибегать к посторонней помощи, дернула на себя пассажирскую дверь. Как ни странно, она поддалась. Я всунула голову в салон и грозно крикнула:
— Совсем обнаглела, чужие вещи воровать!
Но Стервоза молчала, продолжая неподвижно смотреть вперед. Я перевела исполненный негодования взгляд на лицо врагини и чуть не свалилась с подножки. Бог мой, да это же труп! И причем труп, задушенный моим собственным палантином! Передумав звать охрану, я тоскливо глянула на свою обновку, которую, как я уже понимала, не придется надеть. Дырка приобрела такие колоссальные размеры, что с ней бы не справилась даже художественная штопка в Орликовом переулке. Ну и пусть подавится моим аксессуаром. Я, конечно, осталась с носом, но и она тоже не очень-то в нем пофорсит. Я снова почувствовала себя победительницей и, хлопнув дверцей «Хаммера» с жостовскими узорами на борту, уселась за руль «Дэу Матиса» и с легким сердцем двинулась на работу.
К зданию редакции я подрулила за три часа до окончания рабочего дня. Поднявшись к себе на этаж, ввалилась в отдел новостей, включила монитор и с крайне сосредоточенным видом стала просматривать фотографии на экране. Это были кадры съемки лесохозяйства, в которое я ездила в прошлом году. Я отобрала парочку осинок и три березки для следующего номера газеты, и на этом мои обязанности на сегодня были исчерпаны.
Теперь можно было заняться личными делами. Порывшись в айфоне, взятом в кредит в прошлом месяце, я нашла телефон редакции журнала, с которым сотрудничаю внештатно, и нажала на кнопку автодозвона. Надо узнать, что прошло из тех двадцати крутых фоток, которые я им отправила на прошлой неделе. Сначала было занято, а затем мне наконец-то ответили.
— Редакция журнала «Мурзилка», — сдержанно проговорила трубка, и я солидно произнесла:
— С Татьяной Максимовной соедините, пожалуйста.
— Я слушаю, — сухо и как-то безрадостно ответила сотрудница редакции.
— Татьяна Максимовна, добрый день, это Алиса Гришечкина, — представилась я. И сразу же услышала в ответ:
— A-а, здравствуйте, Алиса. Мы отобрали из ваших работ две фотографии — желтый листик с ежиком и грибочек на толстой ножке. А коровьи морды у вас получились очень уж страшные, Владимир Львович сказал, что дети испугаются. Так что дерзайте, фотографируйте и присылайте нам еще.
Наглая, безответственная ложь! Коровьи морды получились не страшные, а стильные. Знала бы эта Татьяна Максимовна, сколько я времени потратила, наряжая буренок в таллинские бейсболки и посадские платки, когда прошлым летом пасла во время отпуска стадо в родном совхозе! Крутые получились коровы, в стиле «Кривого зеркала» Петросяна. Ничуть не страшнее новых русских бабок. Пусть тогда скажет, что Петросян — это плохо! Нет, пусть скажет! Послушаем, что ей зрители канала «Россия» ответят.
Я расстроенно шмыгнула носом и потянулась к сумке за сигаретами. Пойду покурю. Нервы успокою. Помимо пачки «Гламура», я прихватила новенький «Космо» и выскочила из отдела. Спустилась в курилку и устроилась на подоконнике, собираясь со вкусом провести время.
— Ой, что это у тебя, Алисик, новый «Космополитен»? — тут же подскочила ко мне Ленка Синицына, самый хороший человек в редакции.
Вообще-то у нас в издательстве работают как на подбор милейшие люди. И все они ко мне прекрасно относятся. Взять хотя бы нашего редактора Дениса Михалыча. Чудо что за дядька. Сидит за перегородкой, по компьютерным клавишам клацает. Делает вид, что работает, хотя все мы отлично знаем, что он целыми днями чатится на сайте «Damochka.ru» под ником Одинокая. Старенький уже, пятьдесят один год, а как ребенок, честное слово. Один раз я намекнула, что догадываюсь о его тайном увлечении, так он так забавно перепугался, что все чуть со стульев не попадали.
А за соседним столом сидит Андрюшка. Так он, представляете, бумагу из принтера тырит. Домой относит, чтобы детям было на чем рисовать. Их у него двое, детей-то. И, судя по тому, как Андрюха прибирает бумажку, он готовит своих отпрысков к карьере Сурикова или, на худой конец, Никоса Сафронова. А может, коллега все придумал про детей? Может, ему просто жалко тратиться на туалетную бумагу? Один раз я так прямо его об этом и спросила, но Зорин увильнул от ответа, быстренько сменив тему.
А еще у нас есть старейший сотрудник редакции Софья Петровна. Она очень милая, только зачем-то постоянно делает химическую завивку. Я ей очень культурно намекнула, что теперь уже никто не носит таких причесок, тем более что в этой химии славная в общем-то старушка безумно похожа на хворую овцу.
Ну и конечно же, нельзя не упомянуть мою подругу Наталью, у которой я живу. Оганезова — журналист со слабым здоровьем, легко подверженная простудным заболеваниям. Поэтому Наташка целыми днями сидит дома, пишет статьи и только изредка выбирается в редакцию, чтобы получить гонорар или поздравить кого-нибудь с днем рождения.
Но, честно говоря, Ленку Синицыну я все равно люблю бо