— Имеет, дорогая. Ты знаешь, где она.
— Возможно, — сказала она, чтобы подразнить его.
— Пошли ей письмо. Расскажи ей, что я хочу, чтобы она перевела пай на меня. Напиши ей, что я хочу видеть ее немедленно. Сообщи ей…
— Скажи ей сам, — спокойно сказала девушка. — Если сможешь ее найти.
Оливия толкнула отпертую дверь и вошла в спасительную темноту дома.
5
В детстве мать Оливии, утешая ее после того, как девочка обдирала коленку, брала ее на руки и приговаривала:
— Все пройдет, дорогая. Думай о чем-нибудь хорошем, и ты сама не заметишь, как солнышко снова будет тебе светить.
Когда Оливии было десять лет, родителей унесла автомобильная катастрофа. После этого ей часто приходилось вспоминать эти слова, произносимые ласковым шепотом, особенно после того, как ее привезли в дом Боскомов в качестве подопечной ее двоюродной бабушки, которую до этого она видела всего несколько раз.
И это пройдет, — говорила она себе на крутых поворотах своей молодой жизни. И действительно, это проходило спустя некоторое время. Память о родителях была глубоко спрятана в ее сердце, и она сохранила ее. Оливию воспитывала двоюродная бабушка Мариам, которая, хотя и была достаточно добра к ней, держала ее на некотором отдалении. А когда с ней сдружилась Риа Боском, в жизнь Оливии снова вернулось тепло.
Оливия прилежно училась и, став взрослой девушкой, сама сделала карьеру и построила свою жизнь. Она никогда не опускала рук, — ни тогда, когда умерла бабушка, ни тогда, когда стало ясно, что ее и Риа пути разошлись. Оливия не нуждалась в том, чтобы пользоваться старой детской привязанностью.
До сей поры. Она подумала об этом на следующий день, когда одного взгляда на лицо Дольчи оказалось достаточно, чтобы понять, что в «Чаттербоксе» появилась очередная статья.
— Тебе даже не надо читать ее, — сказала Дольчи.
Но она прочитала. Не прочитать ее было все равно что удержаться от того, чтобы потрогать языком больной зуб.
С нее было достаточно уже одного наглого заголовка. Ее имя было напечатано для всеобщего обозрения: «Эта увертливая Оливия Харрис». Она прочитала лишь первый абзац и яростно швырнула газету об стену.
— Я буду здесь держать оборону, — сказала Дольчи, — а ты иди наверх.
Оливия так и сделала. Она вернулась в студию и села за свой чертежный стол, пытаясь немного поработать. Каждый раз, когда звонил телефон, она слышала в трубку одно и то же — аннулирование заказа. У нее появилось искушение отключить телефон, но как можно без него заниматься бизнесом? У тебя больше не будет никакого бизнеса, — шепнул ей маленький чертик, — а будет цирковое представление сразу на трех аренах.
К концу дня ей казалось, что перезвонил весь Нью-Йорк. Но это было не совсем так. Не позвонили, по крайней мере, два человека. Одним из них была Риа. Вторым — Эдвард Арчер.
Почему не позвонила Риа? Оливия разорвала очередной бесполезный набросок из блокнота. Разумеется, никто во всем Западном полушарии не мог остаться в неведении, что здесь произошло. Риа должна была знать из «Чаттербокса» и телевизионных программ, что случилось с ней, не могла не понимать, в какую она мясорубку попала.
Выходит, Риа оказалась в числе тех немногих, кто ничего не знал.
Не позвонил и Арчер. Это удивляло Оливию. Ведь он просил ее написать Риа.
Нет. Не совсем точно. Он потребовал, чтобы она написала Риа, но она отказалась. Трудно представить, чтобы он на этом остановился. Он не из тех людей, кто легко отступает от своего.
Зазвенел телефон. «Черт», — подумала она, снимая трубку.
— О-ли-и-ви-и-яя, — протянул шепотом мужской голос, а затем последовало предложение, от которого ее бросило в краску, и она швырнула трубку.
Потом Оливия встала, отодвинула кресло и вышла из кабинета. Она накинула на себя куртку с капюшоном и спустилась вниз.
— Я выйду, — бросила она, проходя мимо Дольчи.
Оливия открыла дверь и вышла наружу. Она прошла полквартала, когда на улице появился мини-автобус с эмблемой телевидения. У нее забилось сердце. Она с трудом удержалась, чтобы не побежать, и, свернув за угол, ускорила шаг.
Ей следовало пойти куда-нибудь и хорошенько все обдумать, но куда? Центральный парк был недалеко, но уже наступали сумерки, а в это время в парке небезопасно. Куда она могла пойти в этом городе, чтобы остаться неузнанной? Она медленно сошла с края тротуара. Думай, — твердила она себе.
Раздался резкий гудок. Оливия вскрикнула и отпрянула назад, на тротуар, едва не попав под колеса обтекаемого черного автомобиля, с визгом затормозившего рядом с ней.
— Эй! — Оливию затрясло: это было хорошим поводом выпустить пар, и вот она уперла руки в бока и закричала:
— Вы с ума сошли? Вы едва…
И замолкла. Гневные слова застряли в ее горле. Она узнала эту машину. Она повернулась, чтобы скрыться, но было поздно. Эдвард уже распахнул дверцу и выбрался на тротуар. Его руки охватили ее плечи и развернули ее лицом к нему.
— Это я сошел с ума? Это вы брели, словно лунатик, по мостовой…
— А вы что думаете, это гоночный трек? И свет, если вы…
— Правильно. Красный, и означает «стоп!», — или вам это очень трудно запомнить?
— Послушайте, мистер Арчер…
— Нет, это вы послушайте, мисс Харрис. — Он по-прежнему сжимал ее плечо. — Самое последнее, чего мне не хватало, это…
— Не кричите на меня! — гневно сказала Оливия.
— Я не кричу! — заорал он. Тут послышался автомобильный гудок — его машина мешала уличному движению. Эдвард обернулся, зло взглянул на сигналившего водителя, потом схватил Оливию за руку.
— Едемте.
— Я никуда не поеду с вами, — заявила она, вырываясь.
— Нет, поедете, — сказал он мрачно, открывая дверцу машины. — Вы представляете опасность и для себя, и для окружающих. Садитесь в машину, если не хотите, чтобы вам помогли. Я просто сгребу вас и засуну в салон.
Оливия освободилась от его руки и сама села в машину. Эдвард захлопнул дверь, занял водительское сиденье и резко надавил педаль газа. Автомобиль сорвался с места, словно пуля.
Некоторое время они ехали молча. Потом он заговорил:
— Какого черта вы здесь делали?
— Это не ваше дело.
— С некоторых пор вы сделали это моим делом. Куда, черт возьми, вы так по-дурацки неслись?
— В… в парк, — сказала она, глядя перед собой.
— В парк? В Центральный парк? — Эдвард колко засмеялся. — Вы что, шутите или любите опасные приключения?
Они выехали на освещенную магистраль.
— Чего мне не хватало, — сказал он угрюмо, — так это задавить вас. Господи, я уже вижу заголовки: «Пасынок задавил любовницу своего отчима…»
Оливия резко повернулась к нему и гневно потребовала:
— Хватит!
— Ладно. — Он запустил руку в свои волосы и вздохнул. — Послушайте, нынче выдался трудный день…
— Вы об этом рассказываете мне! Мой телефон звонил непрестанно. Целый батальон охотников за новостями разбил лагерь вокруг моего дома…
— Вы думаете, что вы единственная, кому приходится противостоять батальону психов? Да?
В самом деле, она думала именно так. Сейчас впервые до нее дошло, что Эдвард как пасынок Чарлза Райта тоже может оказаться под таким же прессингом. Кроме того, — внезапно подумала она, — существует же еще и мать Эдварда.
Оливия положила руку себе на лоб. Риа, — подумала она, — Риа, где ты?
— Они… они как акулы, когда чуют в воде запах крови, я никогда не представляла…
— Оливия, нам надо поговорить.
— Я знаю, чего вы хотите, Эдвард.
— В самом деле? — Его голос прозвучал напряженно. — Мне почему-то так не кажется.
— Вы хотите знать, связалась ли я с Риа. — Она глубоко вздохнула. — Так вот, я этого не сделала.
Его смех на сей раз прозвучал более искренно.
— Я не слишком удивлен. У меня было чувство, что вы не та женщина, которую можно легко заставить что-то сделать.
Это было совсем не то, что он говорил вчера вечером.
— Вы ужинали?
Она открыла глаза и уставилась на него.
— Нет, — сказала она, — еще нет.
— Я тоже. — Он повернул направо. — Что бы вы хотели? Стейк? Морские блюда?
Оливия подняла брови.
— Что означает это предложение?
— Это означает, что мы оба голодны, и прекрасно можем вместе поужинать. — Он взглянул на нее. — Если у вас, — добавил он холодно, — нет более интересных планов на вечер.
— Разумеется, я намеревалась поужинать с парочкой миллионеров. — Она отвернулась и взглянула в окошко. — Я лучше умру от голода, чем буду есть вместе с вами.
У него заходили желваки на скулах.
— Хорошо. Я буду есть, а вы смотреть.
Оливия вздохнула. Она была подавлена, несчастна, а сейчас поняла, что еще и голодна.
— О’кей, — сказала она. — Но угостить меня ужином еще не означает…
— …Ничего, — сказал он. — Я знаю.
Она устало закрыла глаза, вспоминая свой жизненный путь за последние десять лет. Риа была далеко, в закрытом пансионате, и Оливия пребывала в полном одиночестве. Ее бабушка больше занималась хозяйством Боскомов, чем воспитанием Оливии, и стало до боли очевидно, что девочки, с которыми она выросла, были подругами Риа, а не ее.
Затем неожиданно, словно в одну ночь, ее детское тело приобрело женские очертания, и телефон в их квартире начал то и дело звонить. Это звонили мальчики, которые росли вместе с нею и Риа, теперь они домогались свиданий.
Это льстило Оливии, и она была счастлива. Она посещала футбольные матчи, домашние вечеринки, ходила на прогулки и школьные балы. Вместе с Риа они бегали на свидания, когда Риа приезжала летом домой.
Но приглашения одного рода она неизменно отвергала.
— Как насчет кино сегодня вечером, Ливви? — предлагал какой-нибудь мальчик. Не требовалось больших усилий, чтобы понять, что на самом деле это означало: как насчет того, чтобы немного поразвлечься на заднем сиденье моего автомобиля?
Когда она ясно давала понять, что это ей неинтересно, они бывали уязвлены. Что, в самом деле, она о себе воображает? Она ведь не одна из них. Она никто. Они прекрасно знали, какое положение в обществе занимает эта девочка.