Шарлотта смотрела на нее с открытым ртом.
— Я сказала месье, что он не должен этого делать, что мадам может вернуться очень поздно… Но он не послушался, мадам. Он был очень странный, как будто больной. Поэтому я решила дожидаться вас, мадам.
— Тома, — пролепетала Шарлотта еле слышно.
— Месье все еще здесь, — продолжала Анник, — он ждет, мадам.
Шарлотта увидела в зеркале свое бледное испуганное лицо и, сделав над собой невероятное усилие, двинулась вперед.
Когда она, бледная как смерть, вошла в залу, Тома сидел в кресле и не сразу обернулся.
— Ты здесь? — сказала она с трудом. Она сделала паузу, но он не ответил.
— Ты вернулся… Даже не сообщил…
Глупые, ничего не значащие слова застревали у нее в горле. Сердце гулко стучало, словно церковный колокол.
Наконец он обернулся и спокойно поднялся.
— Да, как видишь, я вернулся. Мне больше нечего делать в Брюсселе. Я хотел видеть тебя.
Его голос не выражал никаких эмоций, но взгляд был пугающим. Шарлотта почувствовала, как ее лоб покрылся испариной, а одежда прилипла к телу. Она чуть не упала в обморок.
Тома спокойно смотрел на нее. Его пиджак был смят, ворот рубашки расстегнут. Он успел выпить — на столике рядом с ним стояли бутылка и стакан.
— Где ты была? — спросил он хрипло. Его губы еле разжимались, когда он произносил эти слова.
Она схватилась за край стола, почти теряя сознание от ужаса и все же понимая, что ей придется врать, кричать, ежесекундно придумывать какие–то оправдания. Каждая минута молчания была для нее приговором.
— Где ты была? — снова спросил он.
— Выходила, — сказала она первое, что пришло на ум, — с Габеном.
Произнеся эти слова, она поняла, что ее алиби было обречено.
— Я поднимался наверх. Я видел Габена. Ты была не с ним. Кто был с тобой?
Она обреченно опустилась на софу:
— Я была… с другом… Это трудно объяснить… Мы обедали в Бои.
— А потом?
— Что ты имеешь в виду — потом? — спросила она.
Одним прыжком он оказался рядом с ней, схватил ее за плечи и с силой поднял на ноги.
— Да, потом! Что ты делала после обеда? Кто этот человек?
— Альфонс Море.
— Чем вы занимались после обеда?
Несмотря на ее мольбы он крепко держал ее. Его лицо было ужасно.
— Отвечай, — прошипел он сквозь зубы.
— Ты делаешь мне больно.
По ее щекам текли слезы, лицо было мертвенно–бледным. Тома отпустил ее, но остался стоять рядом.
— Что было между вами?
Внезапно она почти успокоилась, однако его сдавленный голос и скорбное выражение лица пугали ее больше, чем его злость. Она должна лгать, лгать во что бы то ни стало. В панике она чувствовала, как уходит время.
Наконец она пришла в себя, сознавая обреченность всего того, что она скажет. Если она признается, он никогда не простит ее, это она хорошо понимала. Его любовь умрет, и он покинет ее навсегда.
Она обошла вокруг столика, налила себе рюмку бренди и одним отчаянным глотком выпила ее.
Тома ждал с лицом приговоренного к смерти.
Вот и наступила развязка. У Шарлотты кружилась голова. В эти решающие минуты она поняла всю силу того чувства, которое связывало ее и Тома. Она вдруг осознала силу, печаль и прелесть их отношений. Да, она любила его. Она любила его и в этот момент готова была умереть, чтобы доказать ему свою любовь. Она любила его больше, чем самое себя, чем кого–либо еще в этом мире. Она была готова пожертвовать всем, отдать все, даже своего ребенка.
Она всегда догадывалась об этом, но только сейчас глубоко осознала. Она часто не признавалась себе в том, что так сильно любит его, иногда из эгоизма, иногда из ребяческого тщеславия.
— Тома! — воскликнула она, протягивая к нему руки.
— Отвечай на мой вопрос!
— Перестань, — взмолилась она, — ничего не произошло, Тома. Я клянусь…
Она врала отчаянно, едва понимая смысл слов. Сильным резким движением он сорвал с нее плащ и бросил его на пол. Его глаза холодно изучали ее.
Он заметил язвительно:
— Ты забыла застегнуть платье.
Его рука дотронулась до ее плеча, и она заметила, что одна пуговица платья осталась незастегнутой, a другая была предательски застегнута не на ту петельку. Тома медленно наматывал материю на руку. Она стала задыхаться и отклонила голову назад, пока не уперлась затылком в стену.
— Посмотри на себя. Посмотри на свою шею, на свое плечо. — Он заставил ее взглянуть в зеркало, где она увидела обнаженную шею и постыдные голубые отметки на ней.
Шарлотта закрыла глаза и откинула голову назад, ожидая удара. Но он отпустил ее. Она зашаталась и ухватилась руками за золоченую раму.
Наступила зловещая тишина. Она чувствовала его присутствие за спиной, как будто стояла перед взводом солдат на расстреле, однако не могла пошевелиться или произнести хоть слово.
— Прощай, — сказал он.
Словно очнувшись, она с криком бросилась к нему.
— Тома!
Она упала перед ним на колени, цеплялась за его ноги. Он оставался неподвижен. Она ощущала теперь не только свою ничтожность, но и его непреклонность. Неожиданно она перестала плакать и застыла, уткнувшись лицом в его ноги, как обиженный ребенок; только время от времени он слышал, как она повторяла почти беззвучно его имя.
— Мы расстаемся, — сказал он, — нам ничего другого не остается.
Неимоверным усилием она заставила себя подняться на ноги и подойти к окну. Облокотившись на подоконник, она стояла не в силах поднять голову.
— Нет, — простонала она, — нет… ты вернешься. Я люблю тебя.
— Поздно, — произнес он медленно. — Я отдал тебе все. Я любил тебя. Но ты все испортила. Что разрушено, то не поправить, дитя мое. Ты должна это понять. С меня хватит.
— Ты не можешь… — воскликнула она.
— Слишком поздно: ты принесла мне слишком много страданий, но я не виню тебя. Просто ты ничего не поняла.
— Нет, — повторила она в отчаянии.
— Все кончено. Я больше не могу.
Она знала, что он уйдет. Впереди были страх, надвигающаяся темнота, горе и одиночество.
— Тома! — закричала она.
Когда дверь за ним закрылась, она издала полный страдания крик и, упав на колени, прижалась лицом к твердому дереву пола. Она ждала, когда кончится эта ужасная ночь, в надежде, что Тома вернется.
В любом отчаянии наступает момент, когда иссякают силы, наши чувства отказывают нам, и приходит усталость. Страдающий человек иногда перестает даже понимать, отчего он страдает.
Шарлотте показалось, что прошла вечность с того момента, когда, обезумев от горя, она погрузилась в состояние прострации. Скорчившись на пахнувшем краской деревянном полу, она тупо смотрела в одну точку. Затем отправилась в спальню и легла, не раздеваясь, прямо на покрывало, несмотря на холод и сырость. За окном висел промозглый туман. Огонь в камине почти погас.
Она заснула, и ее разбудили звуки пробуждающегося дома.
Она снова стала ждать. Этот день и следующий день она ждала письма от Тома. Через два дня письмо пришло, и она почти выхватила его из рук консьержки, но тут же увидела, что адрес на конверте написан не рукою Тома. Это было письмо от Альфонса, краткая записка, которую она с трудом смогла прочитать — слезы застилали глаза. Альфонс не оставлял ее в покое. Он ждал и не понимал, почему она не пришла на встречу с ним. Он хотел ее видеть.
Она смяла записку и положила к себе в карман. У нее не было ненависти к Альфонсу. Ее просто удивлял сам факт его существования. Она снова вытащила письмо и бросила его в камин. Бумага вспыхнула и превратилась в пепел.
Шарлотта стояла, недоуменно оглядываясь вокруг себя. Ей не хватало свежего воздуха. Она нервно надела плащ и вышла на улицу. Тихо накрапывал дождь, дома стояли серые и печальные.
Когда она, промокшая до нитки, через два часа вернулась к дому, у подъезда на тротуаре ее ждал Альфонс.
Он поднялся за ней наверх. Шарлотта захлопнула дверь у него перед носом, и он стал неистово названивать в дверь.
Решив раз и навсегда положить этому конец, она открыла дверь.
— Входи, — сказала она.
— Шарлотта, — прошептал он, пытаясь взять ее за руки, но она оттолкнула его и ушла в столовую. Он последовал за ней.
— Шарлотта, — повторил он.
Она сняла мокрый плащ, поправила прилипшие к щекам волосы.
— Я ждал тебя, — сказал Альфонс, — Шарлотта! Почему ты не пришла? Умоляю, скажи. Мне кажется, у тебя есть причины. Угрызения совести? Я хочу понять. Мне тебя так не хватает.
Он казался очень возбужденным, расстроенным и с трудом подбирал слова. Должно быть, он очень страдал, когда понял, что она не придет на вторую встречу.
— Садись, — сказала она спокойно. — Тебе нужны объяснения? Ну что же, пожалуйста. Ты вправе их получить. Я не пришла, потому что больше не хочу тебя видеть. На это у меня есть свои причины, но я не хочу тебе их объяснять. Мы вели себя глупо, и я прошу тебя забыть все, что между нами произошло. Это была большая ошибка.
— Неправда. Ты просто мучаешь меня.
— Нет, клянусь. И на этом разговор окончен.
Она говорила резко, надеясь побыстрее распрощаться с ним, ненавидя его за то, что он осмелился прийти и напомнить ей о своем существовании. Ее поглотило какое–то испугавшее ее усталое безразличие.
Альфонс вынул платок и вытер лоб. Этот естественный жест вдруг вызвал у Шарлотты неизъяснимое отвращение. Во всем виноват Альфонс, подумала она. Он, и только он виноват в том, что она потеряла Тома. Однако с ее стороны было бы глупо ненавидеть его. Внезапно она почувствовала к нему жалость: его скованность и растерянность напомнили ей Этьена. Это было уже слишком!
Да, ей жаль его; жаль, что он так ошибся и пришел сюда устроить сцену. Ему не следовало этого делать. Что может быть печальнее мужчины, тщетно добивающегося осуществления своей мечты!
— Ты поступаешь жестоко, — сказал он повышенным тоном.
Нет, он это не поймет. Он не поверит, что она говорит правду. Он не способен смириться с тем, что с ее стороны это была игра, причем еще более легкая, чем его игра. Он ждал ее, ждал и страдал. К тому же он чувствовал себя в Париже таким одиноким, никому не нужным провинциалом. И он каждый вечер проигрывал в карты деньги. И это