«Вам чего?»
— Подойди к Ложке, — очень тихо и твёрдо сказал Штырь. Почти приказал.
— Да, — поддержал друга Губа. — Успокой его.
Плеть сузила глаза.
— Чего злишься? — ответно нахмурился Губа. — Он же тебя спас!
В ответ — угрюмый взгляд ещё сильнее сузившихся глаз.
Парни переглянулись. Штырь повёл плечами. Губа кивнул, бросил взгляд на Ложку.
— Вот это да… — охнул он шёпотом. — Что это с ним?!
Кимара невольно посмотрела туда же. И вздрогнула. Иан-па сидел очень прямо, как будто стрелу проглотил. Но при этом лицо его было бледным, покрытым бисеринками холодного пота, а руки тряслись мелкой неостановимой дрожью.
Как у больного. Или у перетрусившего до без малого мокрых штанов.
«Он действительно переструсил, — дошло до Кимары. — За нас. Ад и демоны!»
Ноги как-то сами собой донесли её до того же самого упавшего ствола, усадили рядом. Даже, пожалуй, слишком близко — до неприличия. Но… когда Иан-па утешал её, позволяя вволю выговориться, стравить память, как медленный яд — он на эти самые приличия плевать хотел. А ей вовсе не хотелось показать себя неблагодарной дрянью… ещё больше, чем уже показала.
Протянуть руку. Осторожно коснуться закаменевшего плеча.
Всё обошлось. Мы живы. Ты…
Иан-па медленно, не открывая глаз, развернулся. Ухватил её руку своими пальцами, сжал — по-прежнему не открывая глаз. Обморочная бледность понемногу уходила с его лица.
«Он рванул на тебя. Прямо на тебя».
В этой мысли, в глубине, скользнуло нечто такое, отчего Плеть передёрнуло запоздалой дрожью. Почему-то теперь, умерев, свирепец пугал её сильнее, чем когда был жив. Хотя — какое там «почему»? Она давно и хорошо знала: когда что-то делаешь, бояться просто некогда.
А вот у Ложки, глядевшего сверху и не вмешивавшегося, потому что они сами попросили его ничего не делать, времени на страх оказалось выше маковки.
Ох!..
Иан-па посмотрел ей в лицо. Тем самым смущающим взглядом, похожим на отцовский — взглядом, который видит насквозь. Мимолётно улыбнулся, передвинулся ещё ближе, вплотную. После чего самым наглым образом притянул, облапил и погладил по голове. И ещё раз. И ещё.
Возмущение растаяло быстро, прихватив с собой запоздалый знобкий страх.
Осталось только тихое умиротворение.
Обоюдное.
По возвращении в лагерь, в виду дома-крепости, но не слишком близко к нему (как по мне, разговор предстоял из тех, которых Ларагу лучше не слышать), я остановил их и спросил, по очереди взглянув в глаза всем троим:
— Ну что, какие выводы вы сделали, друзья мои?
— Какие-какие… — буркнул Губа, — простые. Против свирепцев, особенно крупных хищных, мы пока что как щенки супротив волка. Да и потом шансов мало будет…
У нас были шансы.
— А вот Плеть считает, что шансы были, — я хмыкнул. В принципе, Кимара высказала моё собственное мнение, так что я демонстрировал скепсис больше для вида. — Не пояснишь, какие?
Краткий мозговой штурм, во время которого я озвучивал реплики Плети, подтвердил более-менее очевидную — задним числом — истину. Да, трое «бойцов» вполне могли завалить свирепца без моей поддержки. Точно так же, как склизра. Удачный бросок склянки с ядовитой или огнетворной смесью вполне мог переломить ход стычки. Равно как более согласованная работа обычным оружием. Да, свирепец-лис, убитый мной, оказался здоровенной, хорошо защищённой и весьма опасной тварью. Но выдающиеся размеры являлись не только преимуществом. Они также мешали ему действовать в привычном для хищников стиле.
Посреди леса хорошо тренированные люди превосходили его манёвренностью. Стволы предоставляли им защиту от ядовитых плевков, не позволяли свирепцу толком разогнаться, да и тактику с их помощью можно было разнообразить. Простейший пример: что, если бы Штырь не сглупил, а влез на дерево и оттуда стрелял по твари из своего мощного арбалета? Без лишних нервов, спокойно, оставаясь вне прямой опасности? Конечно, в этом случае у свирепца появлялась более удобная возможность заплевать его ответным… хм, огнём. Но это если бы Штырь сидел наверху один, если бы его не прикрывали оставшиеся на земле соратники.
В общем, итоговый вывод получился примерно такой: завалить подобную тварь очень сложно и рискованно, но можно — даже без магии.
А уж с магией — вообще никаких сложностей.
— Вот! — я для пущей убедительности рубанул воздух рукой, акцентируя мысль. — Без магии вы даже в лучшем случае останетесь в гильдии вспомогательной силой. Отсюда следует… что?
— Что нам надо стать магами, — хмыкнул Губа. — Только это невозможно.
— Невозможного не существует, — вернул я ему ухмылку. — Есть лишь то, что не требует много времени… и то, что требует как времени, так и серьёзных усилий.
— Шутишь? У нас же нет магических способностей. Ни у меня, ни у Штыря, ни у Плети.
«А вот насчёт неё разговор отдельный… и затевать его рано».
— Ответ неверный.
— Что?
— Я не стану грузить вас теорией. Но поверьте: любое живое и разумное существо имеет какой-никакой магический дар. Просто этот дар, как правило, невелик… но тут вступают в силу уже сказанные раньше слова. Для того, чтобы пробудить слабый дар, нужно больше времени и усилий. Но пробудить его — можно. И развить можно. При должном старании.
— Погоди! Ты что, предлагаешь нам…
— Ага. Предлагаю. Вопрос в том, согласитесь ли вы научиться кое-каким новым трюкам. Я не требую ответа прямо сейчас, можете поразмыслить — но ближе к вечеру хотел бы услышать, каков итог этих размышлений.
Засим я подмигнул им, развернулся и потопал к дому-крепости.
Ближе к вечеру резко похолодало. До того резко, что с небес густо повалил снег, первый в этом году. Даль заволокло мутно-белым, речка посерела, приняв оттенки холодного металла, и даже упорно сопротивляющиеся приходу зимы блёклые осенние травы окончательно выцвели, сделавшись из болотно-зелёных — мертвенно-блёклыми. Обрыв по ту сторону речки стал похож на хитрое нагромождение великаньих костей, сосны — на свои собственные скелеты.
Но смотреть на эти мрачные метаморфозы никого не тянуло. Всех нас — включая Ларага, что не удивительно, при его-то натуре — потянуло к огню, весело потрескивающему в очаге главного зала. Я подумал немного, мысленно махнул рукой и воспользовался своими способностями для производства несколько нестандартного глинтвейна. Почему нестандартного? Да просто в комплекте с водой и мёдом шли частично незнакомые мне специи и, главное, винный спирт. Синтезированный прямо на месте и в буквальном смысле слова из воздуха.
Всё же материальная алхимия — это вещь! (А практиковавшие её, вероятно, вымерли как раз из-за лёгкости превращения любой органики в спирт… в теории-то можно даже глюкозу в собственной крови в него превращать, реализовав мечту алкоголиков о вечном пьянстве…)
— У нас в багаже не было ничего подобного, — пробомотал Лараг, которому тоже досталась порция согревающего питья. — Откуда?!
— Не задавай лишних вопросов, пей.
— А добавки можно? — поинтересовался Штырь, принюхиваясь к опустевшей кружке (к слову, выплавленной мной из песка при помощи всё той же материальной алхимии).
— Можно, но не сразу. Я детей спаивать не намерен, Шнырёк.
Кимара фыркнула. Штырь насупился:
— Сам-то больно взрослый, что ли?
— Конечно. Я, как видишь, не спешу обеспечить себя добавкой… или ты жаждешь глянуть, на что способен пьяный маг? — ласково поинтересовался я.
Присутствующих передёрнуло. Да и меня самого — тоже.
Страшная это штука, развитое воображение…
— А на что вообще способны маги? — как-то по-особому сосредоточенно спросил Губа. Глядел он при этом, чуть прищурясь, точнёхонько на меня.
— На что? — я вернул ему прищур. — Да на всё.
— Это как?
— Точного ответа я тебе не дам. Но мне доводилось читать о магах, возможностям которых завидовали высшие демоны и могучие боги. Магах, завоевавших бессмертие, получивших власть над ходом времени и формой пространства, отворявших врата-меж-мирами, разрушавших и творивших первоосновы бытия. Магах, создававших для своих нужд новые виды разумных существ; магах, способных присутствовать в одно и то же время в разных местах мироздания, даже формировать личные домены в безднах Хаоса… Понятно, что называть таких магов магами уже как-то неудобно. Но именно к таким вершинам стоит стремиться.
Общение с Йени Финром не прошло даром. Как и опыты с обратной копипастой. Чтобы меня понимали правильно, я дополнил произнесённое вслух чередой образов-иллюстраций (иначе, учитывая сложность поднятой темы, никто из присутствующих, включая огневика, не смог бы понять, о чём именно я вещаю: ведь даже концепция множественности миров по местным меркам была, пожалуй, излишне… революционна).
И подтверждение этому последовало сразу, как только магия образов исчерпала свою власть над умами моих визави.
— Чушь и ересь!
— Почему? — повернулся я к Ларагу.
— Потому что ты… да ты просто безумен!
— Отнюдь нет. Я ведь не утверждал, что способен сделать что-либо из перечисленного… но я бы не отказался обрести силу, позволяющую это повторить.
— Вот поэтому ты безумен. Смертным не позволено подобное!
«Как же это раздражает… а ведь казалось бы — маг, причём не рядовой, и должен иметь не зашоренное мышление… куда там. Плеть, Губа и Штырь тоже не спешат принять мной сказанное близко к сердцу — но хотя бы не отвергают это с порога.
Значит, с ними и буду работать. Но вот куратор… а что — куратор? Дам ему, пожалуй, ещё один шанс. Впрочем, какой там… лучше уж добавить градус еретичности, чтобы он сбежал от ужасов инакомыслия и не мешал общаться с молодёжью».
— Не позволено? — повторил я медленно. — Об этом я тоже читал. Ревность высших сил, охота за любым, кто смеет подняться выше дозволенного уровня… хуже того: порой смертные, собственным старанием и благоволением удачи поднявшиеся над этим самым уровнем, сами принимались охотиться за своими коллегами, убивая молодых магов и не гнушаясь прибегать к самым мерзким методам ради сохранения власти. И боги смеялись, глядя на это с небес…