Чтобы тайно поэкспериментировать над мезартиумом, предположил Лазло. Когда Цара упомянула ему об этом утром, он лично пошел изучить поверхность металла, пытаясь найти любой намек, что Тион преуспел. Поверхность была большой. Возможно, он что-то упустил, но Лазло в этом сомневался. Все пространство оставалось таким же гладким и неестественно идеальным, как и всегда.
К сожалению, пока хороших новостей для зейадинов не было. Они собрались по иной причине.
– Завтра, – сказал им Эрил-Фейн, и от его голоса будто содрогнулся воздух, – мы запустим одни из шелковых саней.
Реакция на его слова была мгновенной и… очень противоречивой. В любом городе мира воздушные корабли – настоящие, рабочие воздушные корабли – встречались с восторгом. Весть должна была их потрясти. Но мужчины и женщины сильно побледнели. Пять лиц одновременно лишились цвета и наполнились изумлением и ужасом. Пожилой мужчина покачал головой. Малдага поджала губы, чтобы скрыть их внезапную дрожь, и жестом, который Лазло было больно интерпретировать, прижала руку к животу. Сухейла тоже делала нечто подобное, и юноша догадывался, что он значит. Они изо всех сил пытались взять себя в руки, но глаза их выдавали. Таким напуганным Лазло не видел никого с тех пор, как мальчиков из аббатства тащили в склеп для наказаний.
Он никогда не видел такими взрослых людей.
– Это всего лишь пробный полет, – продолжил Эрил-Фейн. – Нам необходимо разработать надежный способ для передвижений между городом и цитаделью. И… – он заколебался. Сглотнул. Уставился в никуда и сказал: – Я должен ее увидеть.
– Ты?! – воскликнул один из мужчин. – Ты полетишь туда?!
Лазло вопрос показался странным. Ему и в голову не приходило, что воин может не полететь.
Эрил-Фейн торжественно взглянул на мужчину:
– Я надеялся, что ты ко мне присоединишься, Шаджан. Ты ведь тоже был там, когда все закончилось. – Когда все закончилось… В день, когда истребили богов? В голове Лазло вспыхнул рисунок из проулка и герой, изображенный на нем – ликующий и с шестью руками. – Все эти годы цитадель была мертва, и некоторые из нас знают лучше других, в каком… состоянии… ее оставили.
Все отказывались встречаться друг с другом глазами. Очень странно… Это натолкнуло Лазло на мысль о том, как они избегали смотреть на саму цитадель. Ему пришло в голову, что трупы богов могут до сих пор быть там, но он не понимал, почему это вызывает такой трепет и страх.
– Я не могу! – ахнул Шаджан, глядя на свои трясущиеся руки. – Ты же это не всерьез? Ты же видишь, каким я стал.
Лазло это показалось чем-то из ряда вон выходящим. Взрослый мужчина трепещет при мысли о том, чтобы войти в пустое здание – даже в это пустое здание, – потому что там могут лежать скелеты? Его недоумение только возросло.
– Мы все еще можем переехать, – выпалила Малдага, нервничая, как и Шаджан. – Тогда тебе не придется туда возвращаться. Нам вообще все это не нужно. – В ее голосе прорезались нотки отчаяния. – Мы построим город заново в Энет-Сарре, как и планировали. Все исследования уже проведены. Нужно только начать.
Эрил-Фейн покачал головой:
– Если мы это сделаем, значит, они победили даже после смерти. А это не так. Это наш город, построенный нашими праматерями и праотцами на земле, освященной Такрой. Мы не оставим его. Это наше небо, и мы его вернем.
Такие слова впору прореветь перед битвой. Мальчишка, играющий в тизерканца в саду, с радостью бы ощутил их раскат на своем языке. Но Эрил-Фейн не проревел их. Его голос казался каким-то далеким, словно последнее эхо перед наступлением тишины.
– Что это было? – спросил Лазло, когда они ушли.
– Страх, – просто ответил воин.
– Но… страх чего? – Лазло не понимал. – Цитадель пустая. Что им может грозить?
Эрил-Фейн медленно выдохнул:
– Ты боялся темноты в детстве?
По спине юноши побежали мурашки. Он снова вспомнил склеп в аббатстве и ночи, когда его запирали там с мертвыми монахами.
– Да.
– Даже несмотря на то, что понимал, что там никого нет и ты в безопасности?
– Да.
– Что ж. В Плаче мы все дети в темноте.
34. Дух библиотекаря
После очередного дня работы и чудес, Лазло возвращался на ночь к Сухейле. Пройдя по Проспекту, этой единственной полосе солнечного света, он увидел, как из ратуши к нему идет посыльный с подносом, на котором стояли пустые тарелки. Лазло догадался, что мальчик, должно быть, возвращается из крематория, находившегося впереди, – он принес Тиону ужин и забрал пустой обеденный поднос. Лазло поприветствовал его и мимолетом поинтересовался, как дела у алхимика. Он не видел его уже несколько дней, с тех пор как Ниро закрылся в своей берлоге, и поэтому ничего не смог ответить Эрил-Фейну, когда тот спрашивал о новостях. После секундных сомнений Лазло сменил курс и направился к крематорию. Проходя мимо якоря, он провел по нему рукой и попытался представить, что тот идет рябью и трансформируется, как, судя по всему, делал это для темного бога Скатиса.
Когда юноша постучал в тяжелую дверь, запертую на три замка, алхимик даже ответил, что могло значить лишь одно – он думал, что посыльный вернулся с новой провизией, ну или же ждал кого-то другого, поскольку, увидев Лазло, тут же начал закрывать дверь.
– Подожди! – спешно сказал тот, выставив ногу. Хорошо, что на нем были ботинки. В былые дни, когда он носил тапочки библиотекарей, его пальцы бы раздавило. А так он просто скривился. С Ниро шутки плохи. – Я пришел от лица Эрил-Фейна, – раздраженно проворчал он.
– Мне нечего тебе доложить, – отрезал Тион. – Так ему и передай.
Нога Лазло все еще препятствовала двери, не давая ей закрыться всего на несколько сантиметров. Не много, но сфера в комнате горела достаточно ярко, чтобы хорошо рассмотреть Тиона – по крайней мере часть его лица. Лазло нахмурился:
– Ниро, ты здоров?
– Со мной все в порядке, – соизволил ответить Золотой крестник. – А теперь – не мог бы ты убрать ногу?
– Не мог бы, – Лазло искренне встревожился. – Давай я тебя осмотрю. Ты похож на труп.
Трансформация была радикальной и произошла всего за пару дней. Лицо алхимика выглядело болезненным. Даже белки глаз приобрели желтый оттенок.
Тион сделал шаг в сторону, чтоб Лазло не мог его видеть.
– Убери ногу, – произнес он низким и спокойным тоном, – или я испробую на ней свой алкагест. – Даже его голос казался желтушным, если так можно выразиться.
Алкагест на ногу – не самая приятная перспектива. Лазло задумался, как быстро вещество проест кожу его ботинок.
– Даже не сомневаюсь, – так же спокойно ответил он Тиону. – Только что-то мне подсказывает, что при себе у тебя его нет. Придется за ним идти, а за это время я успею открыть дверь и посмотреть на тебя. Да ладно тебе, Ниро! Ты болен.
– Вовсе нет.
– Тебе нехорошо.
– Не твое дело, Стрэндж.
– Может, и так, но ты прибыл сюда не без причины и, возможно, являешься единственной надеждой Плача, так что убеди меня, что ты не болен, или я пойду прямиком к Эрил-Фейну.
Послышался злобный вздох, и Тион отошел от двери. Лазло толкнул ее ногой и увидел, что не ошибся. Ниро выглядел ужасно – впрочем, стоит признать, что его «ужасно» все равно на уровень выше того, на что могли уповать большинство людей. Парень будто постарел, и дело было не только в цвете его лица. Кожа вокруг глаз обвисла и потемнела.
– Боги, Ниро! – ахнул Лазло, заходя внутрь. – Что с тобой произошло?!
– Просто у меня слишком много работы, – ответил алхимик с мрачной улыбкой.
– Чепуха! У всех много работы, но никто не выглядит таким измученным после нескольких дней труда.
После этих слов взгляд Лазло упал на рабочий стол Ниро – грубую версию его стола в Хризопоэзиуме, – заставленный стеклянной, медной посудой и стопками книг. На скомканной белой ткани, заляпанной красными брызгами, лежали стекло и медь. В воздухе витал дым, запах серы опалял ноздри, и на самом видном месте валялся большой шприц. Посмотрев на все это, Лазло повернулся к Тиону, уставившемуся на него остекленевшими глазами. Что он там говорил алхимику? Что никто не выглядит таким измученным после нескольких дней труда?
А если этот «труд» снабжался духом и единственный его источник – собственное тело? Лазло с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы.
– Идиот! – рявкнул он и увидел, как глаза Тиона округляются от недоумения. Никто еще не называл Золотого крестника идиотом. Но в данном случае он им был. – Сколько ты взял?
– Не понимаю, о чем ты.
Лазло покачал головой. Его терпение было на исходе.
– Можешь врать сколько влезет, но я уже знаю твой секрет. Если ты так настроен сохранить его, Ниро, то я единственный человек в мире, способный тебе помочь.
Тот рассмеялся, словно все это было смешной шуткой:
– И с чего бы тебе помогать мне?
Произнесено это было совсем не так, как в Хризопоэзиуме в их более юные годы. «Ты – помочь мне?!» Тогда в его вопросе чувствовалось удивление: как это Лазло осмелился возомнить себя достойным помочь Золотому крестнику! Теперь же, казалось, он не верил, что Лазло может хотеть ему помочь.
– По той же причине, что и раньше, – отчеканил юноша.
– И по какой же? – требовательно поинтересовался Ниро. – Почему ты это делаешь, Стрэндж?
Лазло посмотрел на него. На самом деле ответ очень прост, но он сомневался, что Тион в состоянии в него поверить:
– Потому что ты нуждаешься в помощи.
После этих слов оба замолчали. До чего основательная мысль – что кто-то может помочь просто потому, что в этом нуждаются.
Даже если потом тебя за это возненавидят, накажут, обокрадут, а еще оболгут и будут над тобой издеваться?! Даже после всего этого?! Лазло надеялся, что из всех делегатов спасителем Плача и избавителем от тени окажется не Тион. Но куда больше он надеялся, что Плач все же спасут – хоть кто-то, даже если это сделает алхимик.
– Тебе нужна помощь? – тихо спросил он. – Ты не можешь и дальше использовать свой дух. Вряд ли это тебя убьет, – сказал он, поскольку дух – это вам не кровь, и каким-то чудом люди жили и без него, если это можно назвать жизнью. – Но точно изуродует. А что-то мне подсказывает, что для тебя это станет тяжким последствием.