Девушка была, как всегда, настороже. После ее первого визита прошла череда ночей, и каждый раз она проникала бесшумно, как вор. Но что ей воровать? Она не крала его сны и никоим образом их не видоизменяла. Сарай просто… наслаждалась ими, как кто-то наслаждается музыкой.
Сонатой, доносившейся из-за садовой стены.
Естественно, слушая прекрасную музыку ночь за ночью, вы неизбежно заинтересуетесь музыкантом. О, она знала, кто он. В конце концов, все это время она сидела на его брови – до сегодняшнего дня, сделав открытие в виде его спины, – и в этом чувствовалась необъяснимая интимность. Сарай наизусть знала все его ресницы, его мужской запах – сандалового дерева и мускуса. Она даже привыкла к его кривоватому хулиганскому носу. Но в царстве снов девушка держалась на расстоянии.
Что, если он снова ее увидит? А что, если нет? Было ли это случайностью? Сарай хотела и в то же время боялась узнать ответ. Но сегодня что-то изменилось. Она устала скрываться. Сарай разузнает, может ли он ее видеть и, возможно, даже почему. Она приготовилась к этому, приготовилась ко всему. Ну, по крайней мере, ей так казалось.
Но ничто не могло подготовить ее к тому, что она попадет в сон и обнаружит себя уже там.
И снова улицы волшебного города – Плача, но не Плача. На дворе стояла ночь, и в небе по-прежнему маячила цитадель, но все равно не препятствовала сиянию луны, будто мечтатель хотел получить и то и другое. Повсюду, как обычно, пестрели невероятные краски, хрупкие крылья, фрукты и сказочные создания. Кентавр со своей дамой сердца. Сегодня они шли держась за руки, и Сарай даже немного забеспокоилась, пока не увидела их поцелуй. Здесь они были завсегдатаями; ей бы очень хотелось поговорить с ними и выслушать их историю.
У Сарай появилась идея, что все люди и создания, которых она видела, это начало новой фантастической истории, и ей было интересно проследить за каждым из них. Но больше всего ее волновал мечтатель.
Она увидела его впереди, едущего на спектрале. И тут все стало совершенно сюрреалистично, поскольку рядом с ним, верхом на звере с телом равида и головой с крыльями Привидения, белой птицы, была… Сарай.
Понятно, что сама Сарай – настоящая – была вдалеке, на пересечении улиц, куда попадала каждый раз, погружаясь в сон. Она увидела их.
Увидела себя.
Увидела, как она катается на мифическом создании из сна фаранджи.
Девушка смотрела во все глаза. Ее рот открылся и закрылся. Как? Присмотрелась. Захотела оказаться ближе, чтобы лучше их видеть, хотя об осторожности не забывала и оставалась вне поля зрения.
Другая Сарай, насколько можно было ее рассмотреть, выглядела точно так же, как она в ту ночь, когда ее увидели: волосы взъерошены, на глазах черная маска Изагол. При других обстоятельствах она бы решила, что это ее мать – сходство было поразительным, и людям часто снилась Изагол, в то время как Сарай они, естественно, представлять не могли. Но нет, это не Изагол. Несмотря на практически идентичные черты лица, ее мать выглядела величественной и жестокой. Изагол не улыбалась. В отличие от этой голубой девушки с лицом Сарай, и она была не в платье из крыльев жуков и клинков, а все в той же кружевной белой сорочке, которую надела Сарай в свое первое посещение.
Она была частью сна.
Фаранджи снилась Сарай. Она снилась ему, но сон… не обращался кошмаром.
Наверху в цитадели ноги Сарай стали ватными. Мотылек между голыми лопатками мечтателя встрепенулся. В горле девушки встал комок – как всхлип, но без горя. Она посмотрела через улицу на себя – свою воссозданную по памяти версию мечтателя – и не заметила непристойности, несчастья или божьего отпрыска. Перед ней предстала гордая улыбчивая девушка с прекрасной голубой кожей. Ведь такой ее видел он, и это его фантазия.
Конечно, он также считал ее Изагол.
– Прости, что спрашиваю, – говорил он ей, – но почему ты стала богиней отчаяния? Есть же столько других вариантов…
– Только не рассказывай никому, – ответила Изагол. – Но я была богиней луны. – Остальное она прошептала словно секрет: – И потеряла ее.
– Ты потеряла луну?! – удивился мечтатель, поднимая глаза к небу, где довольно ярко сияла луна.
– Не эту. Другую.
– Была и другая?
– О да! Всегда есть одна про запас, на всякий случай.
– Я этого не знал. Но… как ты могла потерять луну?
– Я не виновата, – ответила богиня. – Ее украли.
Голос не принадлежал ни Сарай, ни Изагол – он был выдуманным. От странности этой ситуации у Сарай голова пошла кругом. Она видела свое тело и лицо, которое произносило чужим голосом какие-то причудливые слова, не имевшие к ней отношения. Это все равно что смотреть в зеркало и видеть в отражении другую жизнь.
– Так давай сходим в лунный магазин и купим новую, – предложил мечтатель. – Если хочешь.
– А здесь есть лунный магазин? Хорошо.
И мечтатель, и богиня отправились покупать луну. Занятие, достойное сказки. Ну или достойное сна. Сарай завороженно последовала за ними в крошечный магазинчик, спрятанный под мостом. Они оставили своих зверей у двери и вошли внутрь. Сарай стояла за окном, гладила мягкую пернатую голову грифона и страдала от приступа абсурдной зависти. Ей хотелось самой разъезжать на грифоне и перебирать лотки ювелира в поисках подходящей луны. Там лежали и месяцы, и четверти, и растущие, и полные, но не в виде амулетов, а настоящие луны – миниатюрные, изборожденные кратерами и светящиеся, словно их подсвечивали лучи каких-то далеких звезд.
Сарай/Изагол – самозванка, как мысленно прозвала ее настоящая Сарай – не смогла выбрать одну и поэтому забрала все. Мечтатель заплатил за них монетами из какого-то дурацкого зеленого парчового кошелька – и в следующую секунду луны уже блестели на ее запястье как браслет. Парочка покинула магазин и оседлала своих зверей. Изагол потрясла браслетом, и луны зазвенели как колокольчики.
– Тебе позволят снова стать богиней луны? – полюбопытствовал мечтатель.
«Да что за чепуху он несет?!» – раздраженно подумала Сарай. Изагол отнюдь не была такой безобидной.
– О нет, – ответила богиня. – Я же мертва.
– Да, знаю. Мне очень жаль.
– Ну и зря. Я была ужасной.
– Мне ты не кажешься ужасной, – ответил юноша, и Сарай прикусила губу.
«Потому что это не Изагол! – хотелось ей рявкнуть. – Это я!» Но это была и не она. Лицо, может, и ее, но на самом деле это фантазм – просто клочок памяти, танцующий на ниточках, – и все, что он говорил и делал, предписывалось разумом самого мечтателя.
Его разумом, где богиня отчаяния повесила луны на браслет и не казалась ужасной.
Сарай могла бы ему показать, что такое настоящий ужас. Она как-никак Муза ночных кошмаров, и в ее арсенале скопилось достаточно видений Изагол, от которых он бы проснулся с криком на устах. Но пробуждать его с криками было последним, чего она хотела, и посему девушка сделала нечто другое.
Она растворила фантазм как мотылька на рассвете и заняла его место.
37. Идеально прекрасный оттенок голубого
Лазло моргнул. Еще секунду назад на глаза Изагол была нанесена черная полоса, а теперь ее нет. Секунду назад волосы укрывали ее как шаль, а в следующую – струились за спиной как плавленая бронза. Ее макушку оплетали косы с лозами и чем-то, сперва напомнившим ему бабочек, но он быстро осознал, что это орхидеи с одним длинным белым пером сбоку. Вместо сорочки она носила халат из вишневого шелка, расшитый бело-шафрановыми цветами.
Появился новый аромат – розмарина и нектара – и другие, менее заметные изменения: легкая перемена в голубом оттенке, в разрезе глаз. Словно… ее контуры обострились, как если бы кто-то снял с нее прозрачную вуаль. Она казалась более реальной, чем пару секунд назад.
А еще она больше не улыбалась.
– Кто ты? – спросила богиня другим голосом. Он был насыщенней, глубже – аккорд, а не нота. А еще он был мрачным, и с ним улетучилась прихоть мгновения. На ее запястье не светились луны – и на небе тоже. Мир будто потускнел, и Лазло, взглянув вверх, воспринял лунный свет только как ореол вокруг очертания цитадели.
– Лазло Стрэндж, – ответил он, внезапно посерьезнев. – К вашим услугам.
– Лазло Стрэндж, – повторила она, и на ее языке слоги прозвучали экзотично. Девушка смотрела на него пронзительно, не моргая. Ее голубые глаза были светлее, чем кожа, и ему казалось, что они пытаются постичь его. – Но кто ты?
Простейший и в то же время сложнейший вопрос; Лазло не знал, как ответить. На самом фундаментальном уровне он не знал, кем является. Он – Стрэндж, и этим все сказано, хотя объяснение его фамилии бессмысленно для богини, да и в любом случае, вряд ли она имела в виду его происхождение. Так кто же он?
В тот миг, как изменилась она, изменилась и окружающая среда. Лунный магазинчик пропал, а с ним и весь Плач. Цитадель с ее тенью. Лазло и богиня, все еще сидя верхом на зверях, переместились прямиком в Павильон раздумий. Книжные полки, высотой двенадцать метров. Корешки оттенков драгоценных камней блестели золотом. Библиотекари на лестницах напоминали серых призраков, ученые в алом горбились над столами. Все было так, как в тот день семь лет назад, когда удача в виде испорченной рыбы привела Лазло к новой жизни.
Похоже, это и есть его ответ; по крайней мере первый. Его наиболее удаленный слой, даже после шести месяцев вдали.
– Я библиотекарь, – сказал он. – Или был им до недавнего времени. В Великой библиотеке Зосмы.
Сарай осмотрелась, впитывая эту картину как губка, и на секунду забыла о своем допросе. Что бы сделал Ферал в таком месте?
– Как много книг, – восторженно прошептала она. – Я даже не знала, что в мире столько существует.
Ее восторг привлек Лазло. Пусть она и Изагол Ужасная, но никто не может быть неисправимым, если проявляет такое почтение к книгам.
– Я тоже так подумал, когда впервые их увидел.
– А что в них? – спросила богиня.