Говоря проще, все с самого начала пошло не по инструкции.
Вдобавок ко всему всю дорогу я думал о чем угодно, только не о работе.
Белая машина, забрызганная по уши пригородной грязью, ждала в стороне от метро. Я уселся рядом с водителем. Он равнодушно покосился на меня и закурил. Я немного удивился. Обернулся к парочке, что сидела сзади.
– Едем? – спросил я.
– Зачем ехать, – сказал молодой человек в шерстяной шапочке. – Давай здесь рассчитаемся.
– Проверка? Подключение? Настройка? – спросил я, как у нас положено.
– Здесь и проверим, – сказал человек. – Любимая не может ждать.
С ним рядом сидела черноглазая девушка с тяжелыми золотыми серьгами и серьезным макияжем. Услышав такие слова, она подняла глаза и улыбнулась.
– Да, где же мой подарок? – спросила она очень нежным голосом. – Я вся горю от нетерпения.
Меня как будто ударило током – легонько, но ощутимо.
Я достал из пакета коробку с бантиком. Ну и хорошо, что все кончится быстро, думал я. Может быть, еще успею заехать к Тане в гости.
А вслух сказал:
– Тогда подписываем договор.
– Легко, – сказал этот парень.
После всех формальностей он передал мне деньги в бумажном конверте.
Девица взяла в руки коробку. Постучала по ней ногтями.
– Буду тебя любить, – сказала она вдруг. – Ты такой красивенький.
Я уже полез было прятать конверт, но при таких словах отвлекся.
– Очень красивый, – повторила девица. – Ты тоже красивый, мальчик. Как тебя зовут? Денис? Посмотри на меня, Денис.
Здесь я должен рассказать странную и необъяснимую вещь. С того момента, когда я взглянул ей в глаза, и до самого турникета в метро я ничего не помню. Возле турникета меня окликнул полицейский, потому что я стоял как столб и не знал, что делать, и только после этого я опомнился. Достал карту и приложил к датчику.
Платформа была пустой. Поезд только что отошел.
Усевшись на лавочку, я вспомнил про конверт.
Конверта нигде не было. Денег тоже.
Подписанный договор остался у меня – в качестве доказательства, что я вообще куда-то ездил. На месте подписи стояла размашистая закорючка.
Дрожащими руками я вытащил свой телефон. Набрал последний принятый номер. Конечно, он был отключен.
Тем временем пришел поезд, постоял пару минут, забрал людей, захлопнул двери и уехал. Я остался на платформе один.
Тогда я позвонил в офис.
– Игорь, – сказал я, еле ворочая языком. – Меня только что на деньги кинули. На всю сумму.
– Чего ты мне-то звонишь, – ответил мне Игорь Трескунов по прозвищу Скунс. – В полицию звони.
– А что я им скажу? Я ничего не помню. Как отрезало.
– Во-о-о как, – протянул Скунс. – Амнезия. Гипноз. Ну, тогда я не знаю, чем помочь. Ищи деньги. Накосячил, так оправдывайся.
В трубке послышались гудки. Я опустил голову. Платформа снова заполнялась народом, но никто не спешил садиться со мной рядом.
Следующий поезд уже выезжал из темного тоннеля. Он коротко свистнул, и я чуть не потерял сознание.
Я встал, как зомби, и двинулся к краю платформы. Хорошо еще, что я двигался медленно и оказался как раз напротив раскрытых дверей. Проехав пять или шесть станций на синей линии, я сам не заметил, как оказался на «Петроградской». Ноги сами принесли меня к Таниному дому. Как я дотуда добрел – не знаю, и не спрашивайте.
Я стоял у железной двери, разглядывая кнопки домофона, и пытался сообразить, какие же две из десяти нужно нажать, когда дверь с загробным скрипом отворилась и оттуда выбрался смутно знакомый лохматый старик с тележкой. Теперь-то я понимаю, что старик регулярно выбирался из дому по своим делам и не было ровным счетом ничего удивительного в том, чтобы его встретить, но тогда мои мысли тянулись тяжело и медленно, как это предложение, и я удивился. Но, удивленный, я вовремя догадался толкнуть тяжелую дверь, которая вот-вот захлопнулась бы перед моим носом, – и зашел в подъезд. Несколько пролетов лестницы вылетело из памяти. Помню, как я снова присел на подоконник (зачем?) и несколько минут тупо рассматривал шнурки на своих кедах. Потом соскользнул на пол и скоро уже стоял у дверей квартиры.
Ткнул пальцем в кнопку звонка.
– Кто там? – раздался голос – хорошо поставленный, учительский.
В этих старинных дверях не было глазков.
Я молчал.
– Кто там? Я не открою, – продолжал голос. – И еще через минуту звоню в милицию!
– Это я, – сказал я тихо.
Шкворча обшивкой по кафельным плиткам пола, дверь отворилась.
На пороге стояла Танина мама-училка. Я смог заметить, что она была одета в строгий темный костюм. Наверно, только что вернулась из своей школы.
Она смотрела на меня в упор.
– Ах вот же это кто, – сказала она насмешливо. – Вчерашний Леопольд Иванович. Могу я узнать ваше настоящее имя?
– Мое?
– Ваше. Соблаговолите представиться.
– Денис, – сказал я послушно. – Брусникин Денис.
– А я – Мария Павловна. Что вы здесь забыли, Брусникин Денис?
– Я не забыл. Я х-хотел бы видеть. Таню.
– А вот с Таней повременим. Давайте сперва с вами разберемся. Вы как будто не в себе. Вы наркоман?
– Н-ничего подобного…
Тут Мария Павловна цепко ухватила меня за подбородок и заглянула в глаза. Кто-то уже смотрел на меня вот так раньше, утром, – я не мог вспомнить кто. Я отшатнулся и оттолкнул ее руку.
– Мама, кто это к нам пришел? – спросила Таня из полумрака прихожей.
Мария Павловна молча посторонилась, дав ей дорогу. Таня остановилась прямо передо мной, не дойдя полшага.
– Денис, – сказала она. – Я знаю, это ты.
– Не спеши с выводами, дочка, – сказала мать за ее спиной. – Ты можешь ошибиться.
– Но это правда я, – попробовал я выговорить.
– Кто – я? Мы знаем уже два имени. Может, услышим и третье?
– Мама, перестань, – сказала Таня. – Пусть Денис войдет.
– Мне все равно. Делайте что хотите. Только заставь его снять обувь. Я не допущу, чтобы в наш дом проникла грязь…
Помню, что я прислонился к шкафу и кое-как освободился от кед. Потом Таня взяла меня за руку и проводила в комнату, где стоял белый стол и висели стенные часы с маятником.
Мы сели рядом на диван.
– Хочешь чаю? – спросила Таня. – Или поесть?
– Нет.
Она провела пальцами по моей руке. Я уже знал этот жест. Она как будто заново со мной знакомилась.
– Что с тобой? – спросила она.
– По-моему, и так все ясно, – сказала ее мать, появляясь в дверях. – Кто-то вчера слишком долго беседовал по телефону. И сегодня спит на ходу. Может, уложим его на кушетку?
– Ну ма-ама…
– Со мной что-то случилось, – сказал я. – И деньги пропали…
– Вот как, – сказала мать. – Значит, ты к нам за деньгами?
– Нет. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что это было. Я ничего не помню. Помню, как вышел из метро на Парнасе… люди сидели в машине… я отдал им телефон. По прайсу полторы тысячи долларов. Больше ничего не помню. В метро сел… смотрю, а денег нет.
Таня нахмурила брови. Обернулась к матери. Хоть она и не могла ее видеть, но мать-то ее видела.
– Полторы тысячи долларов? – спросила Мария Павловна. – Это сколько же в деньгах?
– Много, – сказала Таня.
– Ты запомнил номер машины? Лица этих людей?
– Ничего не помню, – ответил я. – Пакет был с красным бантиком. Подарочным. Я же сам его и завязывал.
– Что и говорить, ценная информация.
– Ма-ама, – повторила Таня умоляющим голосом.
И тогда Мария Павловна сделала очень странную вещь. Она велела дочери освободить место (я остался сидеть на диване один, в недоумении). Она протянула руку и снова приподняла мой подбородок, чтобы я мог смотреть только на нее. Ее глаза под очками были похожи на дочкины, такие же темные и отстраненные, будто невидящие, но от них никак не получалось спрятаться. Левую руку она положила мне на лоб и ощутимо взъерошила пальцами мою челку, не такую длинную, как у Стаса, но все же, – и я отчего-то подумал, что таким приемом она управляется с ленивыми учениками, которые засыпают на сочинении.
– А ну проснись, – и вправду сказала она. А заодно от всей души щелкнула меня по лбу.
У меня, что называется, искры полетели из глаз.
– Ч-черт, – прошипел я. – Больно же.
– До свадьбы заживет. А теперь скажи, что ты видел.
– Это была белая «Лада-Приора», – выпалил я. – Шесть семь семь, сорок седьмой регион.
Наверно, я запомнил номер, когда вылезал, пока меня не накрыло окончательно. Как он всплыл в моей памяти – было совершенно непонятно.
– Еще?
– Там были люди. Молодой человек в черной шерстяной шапке. Девушка с накрашенными губами. Пальцы тонкие. Золотые кольца на них. Голос… я запомнил голос. Очень приятный голос. Я ей сам отдал деньги. Идиот.
– Не ты первый, не ты последний. Чего не сделаешь ради приятной девицы. А, дочка? Что скажешь?
Но Таня ничего не говорила. Она сидела за столом и едва заметно улыбалась, как девочка с картины Серова.
– Мамочка, спасибо, – сказала она.
– Не за что. У меня на экзаменах и не такие молчуны откровенничали… по крайней мере, теперь мы видим, что он не врет.
– Он не врет, – подтвердила Таня. – Но что же теперь делать?
– Ума не приложу. Решайте сами. Я старая больная женщина. Пойду к себе, отдохну.
И она скрылась.
– Таня, – сказал я.
– Да?
– Я чувствую себя полным идиотом.
Таня вышла из-за стола. Приблизилась.
– А ты не забыл, о чем мы говорили вчера… ночью? – спросила она.
Хоть мне и было хреново, я улыбнулся.
– Не забыл, – ответил я.
– Я сказала, что верю в чудеса. Теперь я еще больше верю.
– Почему?
Таня прикоснулась пальцами к моей макушке. Провела по волосам сверху вниз. Она как будто не слышала вопроса.
– Я даже не знаю, какой ты, – сказала она грустно. – Я ведь тебя не вижу. Мама говорила про тебя, что ты смешной… наверно, это не совсем так… а я даже не могу проверить.
– Мама говорила? – удивился я.