– Я оставила маме записку, – продолжала Таня. – Просто положила на столе. Написала, чтоб она не волновалась, потому что я с тобой…
– Я ей все объясню… потом, – сказал я. – Надеюсь, она не сразу пустится в погоню? Ступа и метла стоят на подзарядке?
Стас снова взглянул в зеркало.
– Какой погоня, слюшай, – сказал он. – У вас не водитель, а супермегадрайвер.
Форд согласно взревел, рванулся вперед и едва успел встать на красном.
– Sorry, путаюсь в педалях, – пояснил Стас.
Я не буду рассказывать, с какими историями мы выбирались из города, хотя это по-своему интересно. Так или иначе, переехав два моста, мы свернули направо, потом еще направо, на развязку, и устремились вдаль по Приморскому проспекту.
Нас обгоняли большие автомобили престижного черного цвета. Глядя им вслед, Стас грустнел. Два раза над трассой пролетали вертолеты с миллионерами или губернаторами, снизу было не рассмотреть. Я вполголоса рассказывал Тане, что происходит вокруг.
Мы с ходу форсировали виадук в Лисьем Носу и скоро были у развязки с кольцевой дорогой. Справа на железнодорожной платформе скучали люди; мы свернули на развязку, описали широкую петлю и двинули по дамбе на Кронштадт.
Теперь по обе стороны от нас тянулась серебристая гладь залива. Город оставался по левому борту, а справа начиналось открытое море. Если сесть в быстроходный катер, то часов за пять по этому морю можно было добраться до Финляндии, а за десять – до Стокгольма.
У Стаса не было катера, но скорость его увлекала. Дорвавшись до магистрали, он выжимал из семнадцатилетнего форда сто двадцать километров в час.
Вы уже догадались, что до Кронштадта мы не доехали.
Я опишу картину в подробностях, чтобы вам было понятнее.
На дамбе скоростная трасса была прямой как стрела. Справа тянулся внушительный отбойник и бетонный парапет, за которым виднелось море. Время от времени мы проезжали мимо титанических сооружений, похожих на остовы полуразобранных звездолетов, – это были ворота для пропуска судов, снабженные специальными задвижками, которые полагалось закрывать во время наводнений. Я рассказывал Тане, как все это выглядит, и для верности рисовал пальцем на ладошке инопланетные иероглифы. Стас уговаривал нас остановиться, чтобы сделать селфи, и один раз ему это удалось.
Так у меня появилась одна из лучших фотографий с Таней. Мы стоим с ней рядом на фоне бетонных объектов неясного назначения, над нами – ясное весеннее небо, солнце бьет нам прямо в глаза, и мы улыбаемся, щуримся и держимся за руки. В ответ я сфоткал и Стаса: его длинные волосы растрепал ветер, и он на удивление красивым жестом пытается откинуть их со лба. Не знаю, оценила Кристинка эту фотографию или нет, но я сохранил ее для себя. Теперь, когда я вспоминаю тот день, я снова вижу моего друга вот таким, веселым и свободным, готовым к любым приключениям, и мне становится грустно, потому что это последняя фотка, где он такой.
Но я забегаю вперед.
Изрядно продрогнув на ветру, мы втроем погрузились в машину и поехали дальше, болтая о всякой всячине. Стрелка спидометра плясала вокруг сотни, редкие встречные тачки появлялись и тут же исчезали, как разноцветные метеоры, грузовики обдавали нас ветром и пылью – и вдруг что-то произошло.
– Стой! – услышал я Танин голос. – Пожалуйста, тормози!
– Ш-што за… – прошипел Стас, но уже в следующую секунду его нога вдавила до упора тормозную педаль. Раздался ужасающий визг резины, форд швырнуло в сторону, потом в другую, он пролетел еще добрую сотню метров и встал, прижавшись правым бортом к отбойнику.
В первый момент я не понимал, что происходит, а потом посмотрел вперед и понял. Это было бы красиво, если бы было не с нами. Я видел, как нечто грязно-белое и массивное на полном ходу разворачивается поперек дороги, обрушив два или три фонаря, и приближается, не забывая при этом беспрестанно и отчаянно сигналить. Я видел кузов тяжелой фуры с какой-то рекламной надписью на белом боку, несколько пар одинаковых вяло крутящихся и дымящихся огромных колес и красную кабину тягача Volvo, уже наполовину оторванную от прицепа. Я видел, как все это летит нам навстречу, гудит и скрежещет, постепенно заваливаясь набок и рассыпая искры. Когда тягач оторвался полностью, белый короб прицепа наехал на него, и вся конструкция с грохотом сложилась, смялась и замерла в двадцати шагах от нас.
Красная кабина тягача оказалась прямо перед нами. Она казалась целехонькой, но от переднего колеса остался лишь красивый стальной диск со множеством гаек и уродливые ошметки горелой резины с торчащей проволокой.
– Вот ведь дерьмо шведское, – сказал Стас про грузовик. Он только сейчас разжал побелевшие пальцы на баранке.
Я понял, что все это время Таня держала мою руку в своей.
– Не бойся, все кончилось, – сказала она мне. Пожалуй, это было самое неожиданное пожелание – но очень своевременное. У меня, кажется, стучали зубы.
Я даже не стал спрашивать, почему она это знает.
Дверь в красной кабине Volvo раскрылась. Оттуда вывалился толстый водитель в джинсах и белой футболке. Не обращая никакого внимания на нас, он встал возле лопнувшего колеса и принялся его фотографировать на телефон.
– Самое время селфи делать, – сказал про него Стас.
Сзади собралось уже шесть или семь машин. Черный лаковый БМВ, который шел следом и минуту назад едва не догнал наш задний бампер, теперь осторожно вырулил из-за нашей спины и поравнялся с нами. Оттуда вышел рослый водитель. Постучал в наше стекло.
– Ты в рубашке родился, парень, – сказал он Стасу. – Давно за рулем?
– Не помню. Но, по ходу, в последний раз, – ответил мой друг.
– Мощно тормознул, вовремя. Вот это интуиция. Тебе в автоспорт надо.
– Так и скажу военкому, – проговорил Стас.
Его губы несколько запоздало начали дрожать. Он достал из бардачка сигарету (остались от отчима) и зажег ее от прикуривателя. Затянулся. Потом, ни говоря ни слова, вышел из машины и принялся ее осматривать.
На ней не было ни царапины.
– Я же говорю, везучий, – оценил водитель бэхи, достал телефон и стал кому-то звонить.
Я тоже выбрался на воздух. Таня осталась сидеть внутри: она сказала, что не хочет мерзнуть на ветру. Тем временем из БМВ тоже вышел пассажир. По всему видать, это был непростой гражданин. Он был в бежевом полупальто, очень хорошо подходящем к кожаному салону его автомобиля. Коротко стриженная голова комплектовалась длинным хищным носом, тонкими черными усами и скромной бородкой. Очки были как у Стаса, но раз в сто дороже. Черные проницательные глаза под очками ни секунды не стояли на месте: он оглядел наш форд, кинул внимательный взгляд на Стаса, беглый – на меня, а потом засмотрелся на Таню за стеклом, что мне сразу не понравилось.
Таня не могла его видеть, но все равно отвернулась. Он усмехнулся и обратился к Стасу:
– Вы, юноша, действительно прирожденный гонщик, – сказал он. – Но я заметил странную вещь. Вы начали тормозить за секунду до того, как у грузовика взорвалось колесо. Я только что пересмотрел видеорегистратор. Позвольте спросить: как вам это удалось?
Он говорил с неуловимым акцентом, хотя, может быть, это был экспортный диалект русского языка, для богатых. И еще меня не оставляла странная мысль, что я где-то его уже видел.
– Просто повезло, – хмуро ответил Стас. – Нога сама на тормоз нажала.
– Везения на пустом месте не бывает, – заметил этот человек. – Везение – это совокупность факторов.
– Кое-что было, – согласился Стас, затягиваясь сигаретой. – Один такой нехреновый фактор. Мне вот эта девушка, Таня, крикнула: тормози. При том что… в общем, неважно.
– При том что она слепая? – спросил этот чел, цинично улыбаясь.
– При том что это не ваше дело, – вмешался я.
– Вот тут вы ошибаетесь, – возразил он, обернувшись ко мне. – Это мое дело. Или, вернее сказать, моя работа. Я телеведущий и продюсер. Моя программа как раз и называется: «Повезет!»
«Вот где я его мог видеть, – подумал я. – В рекламе на автобусе».
– Так вот, сегодня нам всем повезло, – продолжал он. – Если бы не ваша девушка, мы… впрочем, ладно. Как это у вас говорится, за мной должок. Возможно, я смогу кое-чем ей помочь. Как вы думаете, она не откажется поехать в Москву и поучаствовать в съемках? С ее… фактурой… программа будет иметь успех.
Теперь он обращался только ко мне. Я же смотрел на него и тихо удивлялся. Если Танина мать предупреждала ее насчет принца на белом мерине, то мой отец критичнее всего относился к телепродюсерам. Хотя, если верить ему, гламурный чел в бежевом пальто из верблюжьей шерсти должен был интересоваться исключительно нами со Стасом, а никакими не девушками.
Мое тихое удивление он принял за плохо скрытое согласие. Взглянул на часы (массивные, черные, внутри которых что-то беззвучно вертелось, неизвестно зачем).
– Я не требую ответа сегодня, – сказал он. – Как раз сегодня я спешу в аэропорт. Но вот вам моя визитка.
Он протянул мне прямоугольник из дорогого картона. Там и вправду было написано что-то про телеканал. Мне бросилось в глаза имя: Тимур, а фамилия была длинная.
– Позвоните, когда сделаете правильный выбор, – с улыбкой сказал этот Тимур и пожал руку – сперва мне, потом Стасу. – Уверен, мы еще увидимся.
Его водитель что-то сказал ему на непонятном языке.
– Вперед не проехать, но такси ждет с той стороны, – сообщил нам Тимур. – Вам, случайно, не надо в Пулково? Нет? Тогда до скорого свидания.
Он легко вскочил на отбойник и помахал нам рукой. Поверху обошел перевернутый прицеп, спрыгнул на асфальт на той стороне и скрылся из виду.
Его водитель кивнул нам и не спеша вернулся к машине.
Пробка сзади растянулась на километр. Где-то вдалеке уже виднелись синие мигалки.
– Кто это с вами разговаривал? – спросила Таня. – Голос знакомый.
– Телевизионный продюсер, – сказал я и снова посмотрел на визитку. – Тимур Кара… палка…
– Каракалпакидис, – четк