о произнесла Таня. – Я знаю его передачу. Мама часто смотрит на кухне.
– Хочешь к нему на проект? – спросил я.
– С чего бы это вдруг?
Я пожал плечами.
– Да так…
Стас бросил сигарету и отобрал у меня визитку.
– Стремный какой телефон. Как у министерства. Восемь, восемьсот… три два один ноль…
– Пуск, – сказал я, не дожидаясь, пока он закончит.
Перед тем как сесть за руль, Стас сказал мне:
– А ведь могли и не оттормозиться. Запросто.
– Танки грязи не боятся, – ответил я весело.
Вы уже поняли, что в тот день я вел себя как дурак и делал сплошные глупости. Но вы должны меня простить. Я не знал, что нас ждет впереди. А вы сейчас узнаете.
Простояв битый час в пробке, мы вернулись на Петроградскую.
Если бы я сказал, что мы все это время не целовались с Таней на заднем сиденье, вы бы мне не поверили. И были бы правы. Мы целовались долго и необыкновенно нежно. Мне очень хотелось узнать, что же лежит за границами этой нежности, – хорошо еще, что форд был тесным. Теперь-то я понял, что имел в виду отец, когда говорил про ключи от старого кадиллака.
Наконец Стас затормозил возле Таниного дома. Деликатно отвернулся от зеркала.
– Если я сразу не вернусь, ты меня не жди, – сказал я ему.
Возможно, это было невежливо. Если бы я знал, что случится потом, я бы не оставлял его одного. Но, повторяю, экстрасенсом я не был.
Мы с Таней вошли в подъезд. Как только железная дверь захлопнулась за нами, я обнял ее и прижал к себе.
– Что же нам теперь делать? – сказал я.
– Не знаю, – ответила Таня.
– Но я люблю тебя, – сказал я.
– Я тоже, – сказала Таня.
– Мне нужно больше, – сказал я.
Таня сомкнула руки на моей шее. Но не успела ответить. Где-то далеко наверху лязгнул замок, и знакомый голос (хорошо поставленный, учительский) прокричал:
– А ну сюда немедленно! Оба!
Гулкое эхо смазало педагогический эффект, но мы все поняли. Держась за руки, мы поднялись по широкой старинной лестнице на семь пролетов. Свернув на последний, я увидел, а Таня услышала вконец разъяренную Марию Павловну. Надо полагать, она уже давно прислушивалась к сигналам домофона, и наше возвращение не прошло незамеченным.
– Явились – не запылились, – сказала она иронически. – Какая трогательная встреча!
– Но мама… я же написала, что я буду с Денисом, – сказала Таня.
– Это, конечно, аргумент! С Денисом! Ты запомни это имя получше, чтоб ребенок без отчества не остался!
– Мама… ну откуда такие мысли?
– Это не мои мысли. Это ваши мысли! Я в школе всю жизнь проработала! Я-то знаю, к чему приводят такие вот побеги с уроков!
– С каких уроков? Мы взрослые люди, – возразила было Таня, но мать даже слушать не захотела. Схватила ее за руку и потянула к себе. Наши руки расцепились, и я не смог ее удержать.
– Сиди там! – велела мамаша дочери, втолкнула ее в квартиру и (клянусь, я не вру) прижала дверь всем своим корпусом.
– Ну, теперь и с тобой разберемся, электрик, – сказала она. – Ты куда ее водил? Чем вы там занимались? Говори!
– Мы ездили на море, – сказал я.
– Какое море в апреле месяце? (Тут она понизила голос.) Зачем ей море, когда она его не видит? Скажи прямо, просто хотел затащить ее куда-нибудь, где народу поменьше?
– Вы ведь никуда ее не возите, – сказал я. – Нельзя все время сидеть дома…
– Ты не ответил на вопрос! Что ты с ней делал? Что ты сделал с беспомощной девчонкой? А ну отвечай!
(– Ма-ма! – донеслось из-за двери.)
– Мария Павловна, – сказал я, пытаясь оставаться спокойным. – Я отвечу. Ваши подозрения… несправедливы. Мы с Таней любим друг друга. Я никогда не позволил бы…
Тут я сбился и замолчал, подбирая слова. А Мария Павловна (как ни странно) слегка сбавила обороты.
– Они любят друг друга, – повторила она. – На третий день знакомства. Допустим. – Тут она ослабила нажим, и дверь приоткрылась. – Это правда?
– Правда, – ответила Таня, и я, как ни был расстроен, все же успел немного порадоваться. Но Танина мать снова прижала дверь… спиной.
– Хорошо. Как именно вы собираетесь любить друг друга? Как долго? У вас есть какие-либо планы на жизнь помимо любви?
– Я буду работать, – сказал я и тут же понял, что сделал это зря. Мария Павловна усмехнулась.
– Я имела возможность оценить эффективность твоей работы, – сказала она. – Меня она не впечатлила. С этим понятно. Но, может быть, тебе будут помогать родители? Мать в курсе твоих похождений?
– Я с отцом живу, – сказал я. – Мама в Америке.
– Нет, вы только послушайте! – училка даже поперхнулась. – С отцом! В Америке! Отец пьет?
Что тут было ответить?
– Иногда, – сказал я. – Немножко.
– Могу себе представить! Кем он работает?
– Он… на телевидении.
– А вот теперь ты врешь, – сказала Мария Павловна с уверенностью. – Он уже давно не работает. Не вздумай мне врать, я тебя насквозь вижу. И то, что я вижу, мне нравится все меньше и меньше.
– Не понимаю, зачем этот допрос, – сказал я. – Дайте мне поговорить с Таней, и я поеду домой.
– Вот уж нет. Таню ты больше не увидишь. Я позабочусь об этом.
Дверь снова толкнули изнутри, но старая училка не дрогнула.
– Но почему? – не выдержал я. – Почему вы решаете за нас, как нам жить?
– Может быть, ты будешь за нас решать? – прищурилась Мария Павловна.
Я никогда не боялся учительниц. Но у этой в голосе было что-то такое, от чего мурашки пробежали у меня по спине.
– Слушай и запоминай, Денис Брусникин, – сказала она. – Я отдам свою дочку только тому человеку, кто сможет сделать ее счастливой. Ее счастье стоит примерно тридцать тысяч евро. Насколько я знаю, это цена операции на глазной сетчатке. Если каким-то чудом эти деньги найдутся у тебя, то я отойду в сторону. Если нет, даже не приближайся к нашей двери. Мне очень бы хотелось ошибиться, но я уже сейчас вижу: у тебя никогда не будет такой суммы.
Я стоял и хлопал глазами. Со мной еще никогда не обходились так жестко.
– Для тебя есть и хорошая новость, – продолжала учительница. – Насколько я могу судить, ты легко найдешь себе любую другую дурочку. Только о моей дочери и думать забудь.
– Но я не хочу… – начал я.
– Если ты от нее не отвяжешься, жди беды. Понял?
Я снова почувствовал как будто щелчок по лбу – но на этот раз эта училка меня и пальцем не тронула.
– Это было последнее предупреждение, – сказала она. – А теперь прощай!
Дверь захлопнулась, и я остался один на лестничной площадке, выложенной красивыми кафельными плитками. Большие, белые, соседствовали с маленькими, голубыми. Я некоторое время рассматривал этот орнамент, не вполне понимая, что произошло.
Моя голова кружилась.
Держась за пыльные деревянные перила, я спустился на один пролет и присел на подоконник. Несколько минут мне казалось, что меня вот-вот стошнит, но этого не случилось.
Даже не знаю, сколько я просидел так, уронив голову на руки. Наконец внизу заскрипела и хлопнула железная дверь, и я очнулся.
Кто-то поднимался по лестнице, шаркая ботинками и стуча палкой. Кажется, этот кто-то тащил за собой тележку на колесиках: было слышно, как она методично бьется о каждую ступень. Мерный стук палки приближался, и скоро я увидел седого старика с тележкой. Я наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить, но так и не вспомнил.
Старик остановился возле двери своей квартиры на третьем этаже. Прислонил тележку к стене. Медленно повернулся и посмотрел в мою сторону. Нас разделял лестничный пролет.
– Спускайся сюда, – сказал он неожиданно звучным голосом.
Холщовый мешок с деревянными дощечками лежал там, где его забыли, – под лавкой, возле старинного черного шкафа в темном углу галереи. Королева огляделась. Вокруг никого не было.
Она нагнулась и подняла мешок. Сунула руку внутрь. Извлекла на свет несколько табличек, покрытых воском.
На одной было что-то нацарапано. Королева пригляделась. Поднесла к самым глазам. Прочла. Кажется, выругалась.
Она отбросила мешок прочь. Попробовала отворить дверцы шкафа. Ничего не получилось. Шкаф был заперт – либо снаружи, либо… изнутри.
Королева помрачнела.
Она постучала в дверь золотым перстнем. Эхо разнесло звук по всей галерее. Но, как и следовало ожидать, никто не отозвался.
Королева задумалась – не послать ли за плотником? Или для начала обыскать весь замок? В нем оставалось немало укромных уголков, где когда-то в детстве любила прятаться принцесса. Королева знала их наперечет. Далеко не в каждом уголке можно было укрыться вдвоем… хотя были и такие.
Подумав об этом, королева очень, очень рассердилась.
Она уже готова была кликнуть прислугу, как в галерее послышались шаги. В полумраке королева увидела два силуэта: мальчик и девочка шли взявшись за руки.
«Может, они просто гуляли, черт бы их побрал, – промелькнуло у нее в голове. – Хотя… стоит только посмотреть на эти счастливые физиономии… ну, погодите. Я вам устрою».
– Подойди ко мне, Хлоя, – окликнула королева. – А ну покажись. Подними лицо. Где ты пропадала? Почему у тебя вся голова мокрая?
– Мы попали под дождь, – сказала дочка, загадочно улыбаясь.
– Какой еще дождь? Уже неделю нет никаких дождей! Ради всего святого, не лги мне!
Пока не поздно, стоит объяснить эту небольшую загадку. Конечно, Дафнис и Хлоя вышли из шкафа раньше, чем возле него оказалась королева. Чуткий слух принцессы уловил шаги матери, и наша парочка успела заблаговременно скрыться в темном углу, за колонной. Вот только мешок с предательской табличкой все еще был там, где они его оставили утром.
Что касается таблички Дафниса, то она лежала у него за пазухой. Нет, он не врал, когда обещал сохранить ее навсегда.
И вот теперь он стоял за спиной у принцессы, изо всех сил стараясь казаться спокойным. Его мокрые волосы были зачесаны назад, открыв высокий лоб и красивые брови, и он совсем не был похож на деревенского дурачка, каковым его выставляла хитрая дочка.