– И все же сегодня ты здесь, на проекте, – говорит Тимур. – Значит, все это в прошлом, не так ли?
– Да. Это в прошлом.
– Врет, – откликается на это Сойка. – По очкам вижу, брешет. Она и сейчас его ждет с нетерпением. А ну, пусть расскажет, как она с ним трахалась. Как оно вообще? Когда вслепую?
– Д-дерьмо, – шепчу я со своего дивана.
– Девочки, не перегибайте палку, – предупреждает Тимур. – Помните про счетчик.
– Ха, палку! Окей, палку руками не трогаем.
На Танино лицо лучше и не смотреть.
– Хорошо, я попробую объяснить, – говорит она. – Я понимаю, что сценарий нельзя нарушать… просто… мне и правда нужны деньги. Понимаете, после всего… что со мной было… мне стало очень тоскливо возвращаться туда, где я жила раньше… в темноту…
– Это она еще в Мурманске не жила, – вставляет прекрасная Елена, но Тимур грозит ей кулаком: молчи, молчи.
– Был апрель, – продолжает Таня. – Я раскрывала окно, и оттуда пахло весной… под окном катались скейтеры, щелкали своими досками, а мы разговаривали по «Скайпу»… и так целую ночь… такого со мной еще никогда не было. Мама не могла понять, что происходит. Потом он со своим другом заехал за мной на машине… парни ведь больше всего любят катать девушек на машинах, я знаю, я столько раз слышала… Мы поехали через залив. Я даже боялась опустить стекло, такой там был ветер. Мне казалось, весь мир летит нам навстречу, хотя, конечно, было все наоборот… когда не видишь, это особенно страшно… Но мы с ним сидели рядом, и он просто держал меня за руку… и я больше ничего не боялась. Я боялась всего и всех, с десяти лет, наверно… с тех пор как перестала видеть… боялась даже выходить из дома с мамой, в магазин за продуктами… и вдруг страх прошел. Даже следа не осталось. Это было удивительно. Мне хотелось, чтобы мы ехали так долго, долго, вокруг всего города, и он бы просто говорил мне… говорил мне… те слова, что он тогда говорил. Я даже не боялась, что это может закончиться. Но это закончилось.
– Что же случилось? – спрашивает Тимур с интересом.
– Мама устроила скандал. Забрала телефон. Меня больше не выпускали из дома. А Стас… его друг… в тот же день разбился на машине.
Камера скользит по залу. Люди сидят раскрыв рты. Даже девки молчат.
– Он остался жив, – добавляет Таня, словно испугавшись тишины. – Ему только раздробило ноги…
Кажется, я слышу скрип собственных зубов. Тимур как будто тоже слышит.
– А как же твой парень? – спрашивает он. – Он-то куда делся?
Таня отвечает не сразу.
– Он…
Я пробую сглотнуть слюну. Горло почему-то сводит болью.
– Я не знаю, где он, – говорит Таня честно.
Народ в зале дружно вздыхает. Но кто-то и ухмыляется. Счетчик в углу экрана дошел до новых вершин. Пять миллионов голосов за одну бедную девушку, которую кинул любимый.
– Мы тоже не знаем, где он, – загадочно улыбается Тимур. – С тем и уходим на рекламу.
Господи, какой я дурак, приходит мне в голову.
Тогда, месяц назад, я не захотел остаться твоим добрым другом. Я не поверил, что все кончено. Решив добиться правды, я приехал на Петроградку. Вслед за усталой с утра почтальоншей проник в парадную и поднялся на четвертый этаж. Никто мне не открыл, никто не отозвался, и даже мою безграмотную надпись «Ill be back» кто-то почти стер со стены – осталось только Ill.
Я был готов сломать твою чертову дверь. И уже, кажется, начал ломать, но снизу выглянул Безмухин. И сказал, чтобы я не шумел и что вы действительно уехали еще вчера. Куда? В Москву, к родственникам.
– Тележку у меня взяли, – сообщил он. – Впрочем, не просто так, а заимообразно…
Я не дослушал.
– Она же вернется? Она же не может вот так уехать, после того, что… – выпалил я и замолк.
– Именно после этого, – отвечал печально Безмухин. – Пойми, мальчик. Ты не смог ее удержать – или не захотел… ты молчал… а она даже не видела твоего лица. Что ей оставалось думать? Что ваша история закончена.
– Ч-черт, – выругался я, потому что не знал, что сказать.
Этот художник был, как всегда, проницателен. Ты и правда могла так решить. Ты могла подумать, что я такой же, как все. Хотя из этих всех я был первым.
Бедная принцесса из детской сказки.
На волшебном острове время течет по-другому. Но и там, вероятно, прошел целый месяц: полная луна сменилась узким серпом, затем пропала совсем и понемногу снова стала расти и набирать силу в удивительном небе Мечтании, где звезды падали чуть ли не каждую ночь, чтобы чьи-то желания могли беспрепятственно сбываться.
Повинуясь луне, приливы сменялись отливами, вечерний бриз приносил свежесть, а однажды неизвестно откуда налетевший шторм изрядно потрепал прибрежные пальмы, сорвав с них десятка два кокосовых орехов. И теперь Дафнис, когда его мучила жажда, вскрывал эти орехи случайно найденным ножом. Он зажимал кокосы между колен и ковырял лезвием, надеясь расколоть или хотя бы проткнуть. Когда это получалось, он вволю напивался вкусным кокосовым молоком.
Пить было неудобно, сок лился по губам, по груди, и тогда эльфы и сильфиды, толкаясь, облепляли кожу почище мушиного роя. Прогонять их не годилось, а уж давить – и подавно. Потом Дафнис догадался использовать сухую тростинку, и дело пошло скорее. А уж когда он смастерил из тростника свирель, то даже строгий Сириус и беззаботный Нексус выходили из зарослей послушать его песни. На свирели пастушок Дафнис играл как бог.
Мы уже рассказывали, как много дней назад Дафнис, избитый и умирающий, оказался на берегу моря в Мечтании. Желание принцессы сбылось, и он выжил. Рубцы на спине быстро затянулись, он снова стал сильным и ловким, даже сильнее прежнего: принцессе все труднее было освободиться из его объятий. Да что там, она и не пыталась.
Потому что им было хорошо вдвоем. Трудно вспомнить такую игру, в какую они не играли бы на берегу моря, при свете солнца, и трудно придумать слова нежнее, чем те, что говорили они друг дружке поздним вечером, в чудесном шалаше из пальмовых веток. Ну, или наоборот, мы точно не знаем.
Луна шла на убыль, когда Хлоя проснулась посреди ночи от непонятного страха. Вокруг было тихо; птицы не пели, эльфы с сильфидами то ли спали, то ли разлетелись неизвестно куда.
– Сириус! – позвала Хлоя.
Но и верный лев не отозвался. Один лишь Дафнис безмятежно спал рядом, не потрудившись даже прикрыться: ночи в Мечтании были теплыми.
Кто-то все же был здесь, в ночи. Кто-то чужой и враждебный. Чье-то длинное тело протянулось у входа в шалаш, чьи-то желтые немигающие глаза пристально глядели на принцессу.
– Оберон, – упавшим голосом сказала Хлоя. – Ну конечно.
Почему-то ей не хотелось будить Дафниса.
– Да, принцесса, это я, – прошипел черный змей. – И я рад видеть тебя в добром здравии. Равно как и твоего принца.
Хлоя уселась, опираясь на руки, на своей постели из цветов.
– Ты не за тем пришел, Оберон, чтобы говорить со мной о здоровье, – сказала она.
– Ну отчего же. Всегда рад чужому счастью. С милым, как говорится, рай и в шалаше. Хотя почему бы тебе не переехать во дворец, вон там, на горе? Ведь он твой по праву.
– Я люблю слушать соловья в этой хижине, – возразила Хлоя. – У нас в саду возле башни чудно пел соловей.
– Эти ваши деревенские свистуны несколько однообразны.
Принцесса постаралась сесть так, чтобы Дафниса было меньше видно. А тот во сне перевернулся на спину и раскинул руки, будто красуясь.
Нельзя сказать, чтобы змей был невнимателен к деталям.
– Но как же вольготно живет твой соловушка, – усмехнулся он. – Накрой-ка его пальмовым листом… от греха подальше…
Хлоя покраснела. И последовала совету.
– Самое время повторить мое предложение, Хлоя, – сказал Оберон. – Ты последуешь за мной во дворец. Ты забудешь детские игры и будешь жить как подобает королеве.
– Звучит заманчиво. А ты, стало быть, сделаешься королем?
Оберон нервно взмахнул хвостом, и в воздух поднялась туча песка и пыли, а заодно и с десяток встревоженных эльфов.
– Не испытывай мое терпение, – сказал Оберон. – И не забывай: то, что я уже подарил тебе, я же могу и отнять.
– Что же?
Это может показаться странным, но Хлоя подумала в это мгновение сразу о нескольких отвлеченных, но в целом приятных вещах. Мгновение кончилось, и громадная голова Оберона приблизилась – словно бы подъехала – прямо к лицу принцессы.
– Глаз-за, – процедил Оберон, глядя на нее в упор. – Твои глаза.
Наутро, когда Дафнис проснулся один в шалаше, на память о подруге ему осталась лишь восковая табличка с нацарапанной когда-то надписью… Он выглянул из хижины и увидел кое-что до крайней степени неприятное.
Следы змеиной кожи на песке.
– Змей, змей, – волновались глупые сильфиды. – Страшный, страшный.
В сердцах Дафнис пнул ногой ближайшую пальму. С пальмы как бы нехотя упал кокос и едва не огрел его по затылку, да еще и нога слегка заболела, но более ничего не случилось.
Стоит ли говорить, что Хлоя не вернулась. Ни в этот день, ни на следующий. Конечно, Дафнис понял, что с ней случилось. И все же, вне себя от отчаяния, он обегал и обыскал весь остров в поисках подруги.
Весь остров, кроме вершины горы.
Ко дворцу не вела ни одна дорога. Необъяснимый страх охватывал Дафниса при виде этого здания, единственного на острове, ни с чем не сравнимого, нереального и в то же время самого настоящего, всамделишного.
Но он не был трусом.
В первый же раз, когда он попытался подняться на гору, внезапно налетевший ветер сбросил его обратно к подножию, да еще наградил парой валунов по спине и бокам. Еще дважды повторялось то же самое, пока он вконец не взбесился и не взбунтовался.