Он женат, но по нему этого почти не скажешь, и я боюсь, что они с женой совершенно несходны характерами, – но, разумеется, он больше привязан к своим детям, прелестным, судя по портретам. Мы не так одарены в этом отношении. До скорого, жму руку тебе и голландцам.
Гоген завтра напишет тебе, он ждет ответа на свое письмо и передает тебе привет.
Дорогой Тео,
вчера мы с Гогеном были в Монпелье, чтобы посмотреть на музей и, главное, на зал Брюйа[68]: там много портретов Брюйа работы Делакруа, Рикара, Курбе, Кабанеля, Кутюра, Вердье, Тассара и других. Кроме того, есть картины Делакруа, Курбе, Джотто, Пауля Поттера, Боттичелли, Т. Руссо – просто чудесные.
Брюйа был благодетелем художников, больше я тебе ничего не скажу. На портрете Делакруа изображен бородатый, рыжеволосый господин, чертовски похожий на тебя или меня, при виде его мне вспомнилось стихотворение Мюссе… «Везде, где я земли касался, – Везде несчастный предо мной, Подобный нам, как брат родной, В одежде черной появлялся»[69]. Уверен, тебе покажется то же самое.
Очень прошу тебя, зайди в книжный магазин, где продают литографии с картин старых и современных художников, – может, тебе удастся незадорого добыть литографию с картины Делакруа «Тассо в сумасшедшем доме», поскольку мне кажется, что та фигура (у Делакруа) как-то связана с этим прекрасным портретом Брюйа.
Из Делакруа там есть еще этюд с мулаткой (когда-то его копировал Гоген), «Одалиски»[70], «Даниил в логове львов».
Из Курбе – во-первых, «Деревенские девушки»[71], великолепные, обнаженная женщина со спины и другая, на земле, на фоне пейзажа. Во-вторых, «Пряха»[72] и много других вещей. Но ты должен знать о существовании этого собрания или же знать людей, которые видели его, а значит, и могут о ней рассуждать. Поэтому я не буду настаивать насчет музея (не считая рисунков и бронзы Бари!)[73].
Мы с Гогеном много беседуем о Делакруа, Рембрандте и других.
Это чрезвычайно наэлектризованные споры. Порой мы заканчиваем их с усталой головой и напоминаем электрические батареи после разрядки.
Мы были окружены истинным волшебством, ибо, как прекрасно сказал Фромантен, Рембрандт – прежде всего волшебник, Делакруа – посланец Божий, гром Божий и тот, кто велит всем проваливать во имя Божье.
Пишу это тебе, напоминая о наших друзьях-голландцах, де Хане и Исааксоне, столько разыскивавших и так любивших Рембрандта, чтобы ты не оставлял поисков.
В этом деле не следует отчаиваться. Тебе известен странный, великолепный портрет мужчины кисти Рембрандта из галереи Лаказа[74]. Я сказал Гогену, что вижу в нем семейное или национальное сходство с Делакруа или с ним, Гогеном.
Не знаю почему, но я все время называю этот портрет «путешественник» или «человек, пришедший издалека».
Это идея, равнозначная и параллельная той, которую я уже высказывал тебе: постоянно вглядываться в портрет старика Сикса – прекрасный портрет с перчаткой, тебе для будущего – и в офорт Рембрандта «Сикс, читающий у окна в свете солнца», тебе для будущего и для настоящего.
Вот к чему мы пришли.
Сегодня утром Гоген сказал мне, когда я спросил его о самочувствии, что он «чувствует возвращение себя прежнего», и я был очень рад.
Сам я прошлой зимой приехал сюда уставший, с почти угасающим разумом и, прежде чем начать приходить в себя, перестрадал внутри.
Как мне хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь увидел музей в Монпелье, – там есть прекрасные вещи!
Скажи Дега, что мы с Гогеном видели портрет Брюйа работы Делакруа в Монпелье, ведь мы должны без колебаний верить: что есть, то есть, а портрет Брюйа работы Делакруа напоминает нас с тобой, словно это наш новый брат.
Что до устройства совместной жизни художников, то, как ты видишь, происходят странные вещи, и я заканчиваю твоими всегдашними словами: «Поживем – увидим».
Можешь сказать все это нашим друзьям Исааксону и де Хану и даже без колебаний прочесть им это письмо; я уже написал бы им, если бы ощущал в себе необходимую электрическую силу.
Мы с Гогеном крепко, от всей души жмем руку тебе и вам всем.
Если ты думаешь, что Гогену или мне легко работается, то вот: работать получается не всегда. Пусть наши друзья-голландцы, как и мы, не отчаиваются при виде трудностей, я желаю им этого – а также и тебе.
Лечебница
города Арль
Буш-дю-Рон
Арль, 2 января [188]9.
Дорогой Тео,
чтобы окончательно развеять твои опасения на мой счет, пишу эти несколько слов из кабинета г-на Рея, проходящего практику в больнице, которого ты видел сам. Я останусь еще несколько дней здесь, в больнице, – а затем, смею надеяться, совершенно спокойно вернусь домой. Сейчас прошу тебя только об одном: не тревожься, так как это доставит мне лишнее волнение.
Теперь поговорим о нашем друге Гогене: я его напугал? В общем, почему он не дает мне знать о себе? Видимо, он уехал вместе с тобой.
Впрочем, ему нужно было вернуться в Париж, и в Париже он, наверное, почувствует себя как дома скорее, чем здесь. Скажи Гогену, чтобы он написал мне и еще что я все время думаю о нем.
Крепко жму руку; прочел и перечитал твое письмо о встрече с Бонгерами. Превосходно. Что до меня, я рад оставаться таким, каков я есть[75]. Еще раз крепко жму руку тебе и Гогену.
Пиши на прежний адрес: площадь Ламартина, 2.
Уважаемый господин,
прибавляю несколько слов к письму Вашего брата, чтобы, в свою очередь, успокоить Вас на его счет.
Рад сообщить Вам, что мои предсказания оправдались и перевозбуждение оказалось временным. Твердо верю, что он поправится через несколько дней.
Мне очень хочется, чтобы он сам написал Вам и подробнее рассказал о своем состоянии.
Я попросил его зайти в мой кабинет, чтобы побеседовать: это отвлечет его и пойдет ему на пользу.
Примите заверения в моем глубочайшем уважении.
Дорогой друг Гоген,
пользуюсь первой вылазкой из больницы, чтобы написать Вам пару слов и заверить в своей искренней и глубокой дружбе.
Я много думал о Вас в больнице, даже охваченный сильным жаром и относительной слабостью.
Скажите, мой друг, поездка моего брата Тео – была ли она необходимой? Прошу Вас сделать хотя бы вот что: успокоить его окончательно, притом лично. Верьте, что, в конце концов, этот лучший из миров, где все оборачивается к лучшему, не содержит в себе никакого зла.
Итак, я хочу, чтобы Вы передали от меня горячий привет славному Шуффенекеру, чтобы Вы не говорили плохого о нашем бедном желтом домике вплоть до более зрелого – и всестороннего – размышления, чтобы Вы передали от меня привет художникам, которых я встречал в Париже.
Желаю Вам процветания в Париже. Крепко жму руку.
Рулен был поистине добр ко мне, это он сохранил присутствие духа и вытащил меня отсюда[76], тогда как другие не были уверены.
Ответьте мне, пожалуйста.
Дорогой Тео,
возможно, сегодняшнее письмо будет не очень длинным, но, так или иначе, хотя бы два слова – сообщить, что сегодня я вернулся к себе. Как я жалею, что потревожил тебя из-за такого пустяка! Прости меня, ведь я, вероятно, стал главной причиной всего этого. Я не думал, что в итоге это дойдет до тебя. Довольно.
Господин Рей пришел, чтобы посмотреть на мои картины вместе с двумя друзьями-врачами, и они, по крайней мере, чертовски быстро поняли, что такое взаимодополняющие цвета. Сейчас я надеюсь выполнить портрет г-на Рея и, может быть, также другие портреты, как только вновь смогу приняться за живопись.
Спасибо за последнее письмо, я действительно всегда чувствую твое присутствие, но знай: и я работаю над тем же, что и ты.
О, как бы я хотел, чтобы ты увидел портрет Брюйа кисти Делакруа и весь музей в Монпелье, куда меня отвез Гоген! Сколько уже сделано на юге до нас! По правде говоря, трудно поверить, что мы настолько отклонились от верного пути.
Что до того, что это жаркий край, – право же, я невольно думаю о стране, описанной Вольтером[77], и это не считая обычных воздушных замков. Вот мысли, которые посещают меня после возвращения домой.
Мне очень хочется знать, как поживают Бонгеры, по-прежнему ли у вас хорошие отношения, на что я надеюсь.
Если ты согласен – сейчас, после отъезда Гогена, мы вернемся к 150 фр. в месяц. Надеюсь, меня ждут здесь дни поспокойнее в сравнении с прошлым годом. Для совершенствования мастерства мне очень нужны репродукции всех картин Делакруа, которые еще можно достать в том магазине, торгующем – кажется, по 1 фр. – литографиями с работ старых и современных художников и т. д. Дороже мне