– Как вижу, Джейми, у тебя все отлично складывается. Желаю тебе того же и в будущем, – вполне искренне пожелала Би.
Через пару часов Би села в пригородную электричку и поехала на вокзал Ватерлоо. Она успела отвыкнуть от этих людных, душных и грязных поездов. А ведь она почти каждый день ездила в них на работу и с работы. Вот и еще аргумент в пользу ее ухода из университета. По обеим сторонам железной дороги проносились безликие здания. Би поймала себя на том, что сравнивает этот урбанистический пейзаж с видами Монтегрифоне. Здесь не было кипарисов, виноградников, желтых бабочек, средневековой и ренессансной архитектуры. Разница ощущалась очень остро, и к концу пути Би уже сильно тосковала по местам, с которыми рассталась только утром.
В Лондоне было градусов на двадцать холоднее, чем в Тоскане. Идя к пабу, Би не раз пожалела, что не надела джемпер потеплее. Но паб по духоте ничем не отличался от вагона поезда. Друзья и коллеги (теперь уже бывшие) обрушили на нее лавину вопросов о происшествии на съемочной площадке и новой работе. Рассказывая, Би видела зависть на многих лицах. Ей рассказали последние университетские новости. Самая ошеломляющаяся касалась того «любвеобильного» профессора. Три женщины подали на него в суд, обвинив в сексуальном домогательстве. Новость обрадовала Би.
Она сидела, потягивая разливное пиво, слушала сплетни из университетского мира и вдруг почувствовала себя совершенно чужой. А ведь этот паб был ей хорошо знаком. Она годами ходила сюда с друзьями. Но если раньше ей было приятно и комфортно, сейчас она находилась в положении рыбы, выброшенной на берег. Наверное, сказались месяцы, проведенные вне Лондона, а может, жизнь в Тоскане ее изменила.
Би думала, что это пройдет, однако ей становилось все неуютнее. Она одолела лишь полкружки пива и больше не могла сделать ни глотка. Каждая минута, проведенная в баре, лишь добавляла ей усталости. Би попробовала сосредоточиться на приятном. Ее вид никого не испугал; наоборот, все восхищались, как чудесно она выглядит. К ней даже подошел незнакомый мужчина с предложением выпить, поужинать и так далее. Будь у нее отталкивающий вид, такого бы не случилось. Она улыбнулась, поблагодарила за предложение, но твердо отказалась. Сейчас для нее существовал только один мужчина. Пройдет еще много месяцев, а может, и лет, прежде чем она станет замечать других.
Наконец, сославшись на усталость, она довольно рано покинула паб. Би испытывала смешанные чувства. С одной стороны, радовало, что никто не испугался ее облика. В ней признали прежнюю Би, а не какую-то уродину. С другой, Лондон стал для нее чужим городом. Неужели она настолько привыкла к ящерицам, козам и черному лабрадору, что пиво, университетские сплетни и ухаживание случайных мужчин стали ей казаться столь же странными, как и тосканское захолустье когда-то?
Вернувшись в квартиру, Би почувствовала облегчение. Возможно, причина в том, что она отвыкла от скопления людей и ей нужно снова входить в ритм большого города. «Наверное, так оно и есть», – решила Би и ухватилась за эту мысль.
Ее решимости хватило на пять минут, пока заваривался ромашковый чай. Усевшись с чашкой, она открыла ноутбук и проверила почту. Увидев письмо, пришедшее с адреса luca@montegrifone.com, она испытала сердечный трепет и поняла, что скучает не только по тосканской тишине. Она щелкнула по значку и прочла короткое послание.
Привет, Би! Я подумал, что вам захочется чего-нибудь на память о времени, проведенном в Монтегрифоне. С самыми наилучшими пожеланиями, Люк.
К письму был приложен снимок, сделанный в саду за виллой и запечатлевший Люка, Умберто и Инес. У их ног растянулся лабрадор. Би смотрела на фото, и по ее щекам текли слезы.
Глава 22
Хотя снимок из Монтегрифоне и довел ее до слез, Би не преминула заметить: Люк перед своим именем не поставил даже одной маленькой буквы «х», означавшей его чувства к ней. Это лишь подкрепило ее уверенность, что между ними, как бы ей ни хотелось этого, не может быть никаких близких отношений. Рассудок Би взял верх над растрепанными чувствами и помог ей успокоиться. Последнее было не лишним, поскольку на следующий день, уже на другом поезде, она отправилась в Ньюбери навестить родителей. Не хватало только, чтобы мамочка увидела ее подавленной. Потом разговоров не оберешься.
Родители встретили ее на станции. Би обняла и расцеловала обоих, поскольку успела по ним соскучиться. Пока ехали до дома, она начала подробно рассказывать о Монтегрифоне и тамошних жителях. Рассказ продолжался и за ланчем. Би сознательно принизила роль Люка в ее жизни и говорила преимущественно об Умберто, Инес и восхитительном лабрадоре Ромео. Мать долго извинялась за то, что раскрыла Джейми адрес виллы. Би ответила, что ничего страшного не случилось и все это в прошлом, а они с Джейми вновь начали общаться. Глаза матери блеснули, и Би поспешно добавила:
– Мама, не торопись с выводами. Я не намерена к нему возвращаться. Наша совместная жизнь осталась в прошлом.
– Мне очень жаль, дорогая.
– А мне ни капли. Нас обоих устраивает наше нынешнее положение.
Би продолжила рассказывать о новой работе. Услышав, сколько она будет получать, отец удивленно вскинул брови. Как и следовало ожидать, мать больше волновало, что единственная дочь переберется жить на другой конец света.
– Это ненадолго. Вряд ли я останусь в Калифорнии. Я полечу туда на месяц, чтобы изучить специфику телеканала и своей новой работы. Руководство планирует открыть европейский филиал и пока выбирает наиболее подходящее место. Возможно, этим местом станет Лондон.
– Девочка моя, я очень надеюсь, что они выберут Лондон.
Би сильнее, чем прежде, хотелось проститься с Лондоном и начать совершенно новую жизнь, но матери знать об этом пока не обязательно. Пусть вначале решится вопрос с выбором города.
Когда перешли к летнему пудингу с мороженым, мать вновь перевела разговор на личную жизнь Би. Дочь беззвучно застонала.
– Среди людей, с которыми ты познакомилась в Тоскане, ты упоминала управляющего имением. Он тебе понравился?
– Да, мама, понравился. Мне там все понравились.
– Но он тебе понравился больше остальных?
Мать обладала какими-то сверхъестественными способностями, похожими на ясновидение. Еще со школьных лет Би удивлялась, откуда мать узнает о парнях, которые всерьез нравились дочери. Те парни отличались от потенциальных женихов, время от времени появлявшихся у них дома. Би сделала большой глоток «Теско Вальполичелла».
– Да, мам, если тебя всерьез интересует, он мне понравился… очень понравился, – вырвалось у нее, и она тут же об этом пожалела.
– Но между вами ничего не произошло?
– Ничего и не могло произойти. Это было бы нечестно по отношению к нему.
После таких слов Би пришлось вкратце поведать о трагическом детстве Люка и высказать мысль, постоянно крутившуюся у нее в голове:
– Он потерял мать, деда, а потом и невесту. Наш короткий роман только разбил бы ему сердце. С моей стороны допустить такое было бы безответственно.
– Ты рассуждаешь как совершенно взрослый человек.
Эти слова заставили Би улыбнуться.
– А я и есть совершенно взрослый человек. Мне тридцать один год. Через несколько месяцев будет тридцать два.
– Дорогая, я помню, сколько тебе лет. Я просто хотела сказать, что немногим женщинам, окажись они на твоем месте, хватило бы благоразумия. А с его стороны? Как ты думаешь, он испытывал к тебе такие же чувства?
– Да… возможно. Честно говоря, не знаю. Я рада, что встретилась с ним. Я никогда его не забуду. – Би посмотрела матери в глаза. – Он мне сказал то же самое.
Последующие дни поглотили дела, которые нужно было завершить до отъезда. Сведений о будущем расположении европейского филиала по-прежнему не поступало. Может, стоило оставить эту квартиру за собой еще на месяц – вдруг выбор падет на Лондон? Но при ее новой высокой зарплате она легко найдет себе жилье получше. Возможно, есть смысл подумать насчет внесения задатка и покупки собственного домика. К тому же смена жилища еще отчетливее обозначит начало новой жизни. Поэтому Би уведомила домовладельца, что съезжает, и начала собирать вещи.
Перед отъездом она успела поговорить по телефону почти со всеми подругами, а кое с кем и встретиться. В число последних входила Аннабелл. Эта женщина была историком искусства и немало помогла Би, когда та работала над докторской диссертацией. Они замечательно посидели в кафе близ вокзала Виктория. Разговор коснулся профессиональных тем, и на Би вдруг снизошло что-то вроде озарения. Как всегда, Аннабелл говорила о средневековом искусстве, и от ее слов в голове Би начался настоящий колокольный звон.
– Разумеется, в ту эпоху никто из художников не писал на холсте. Большинство работ представляли собой либо фрески, занимавшие целые стены, либо картины на деревянных панно. Ты ведь знаешь, что весь средневековый период художники писали на панно и отдельных досках. Холст появился только в начале Возрождения.
– Деревянные панно… конечно.
Мозг Би лихорадочно заработал. Аннабелл не сказала ничего нового; она и раньше это знала, но забыла. Неожиданно все фрагменты головоломки сложились воедино.
Не подозревая, какая буря бушует в мыслях Би, Аннабелл продолжала:
– Любимыми породами дерева у художников были тополь и платан. Древесный ствол разрезался не вдоль, а наискось, чтобы получить доски максимального размера. На доску разными сортами животного клея приклеивали полотно, а затем послойно накладывали гипс. В результате…
– Аннабелл, прости, что перебиваю. Скажи, какого размера были доски?
– Все зависело от величины ствола. Чем толще ствол, тем большего размера получалась доска. Мне доводилось видеть доски размером с чайный поднос.
– Тебе знакомо «Благовещение» Мартини? – спросила Би и, не дожидаясь ответа, задала новый вопрос: – Он ведь написал это на дереве?
– Конечно. Все его произведения на религиозную тему были написаны прямо на стенах церквей либо на досках. «Благовещение» – крупная работа. Мартини написал ее на панно, составленном из нескольких досок. Вещи поменьше могли занимать одну доску. А почему ты спрашиваешь?