– Я справлюсь, – прошептала она себе. – Нужно им напомнить, как много я могу дать семье. И всё остальное будет не важно.
Поэтому, когда Нок лицом к лицу столкнулась с Понгом, она была погружена в свои мысли. Она ломала голову и перебирала варианты, что бы такое сделать, чтобы доказать родителям – и всем-всем в мире, – что она достойна называться их дочерью.
Именно поэтому она не обратила внимания на то, что молодой послушник вздрогнул и спрятал левую руку за спину.
Глава 13
Весь день горло Понга саднило, словно он подавился рыбной костью. Семейство Сивапан в знак уважения к монастырю проследовало за отцом Чамом в обитель. Гости расселись в молитвенном зале перед старым монахом, они разговаривали и пили холодный чай, а Понг в это время делал вид, что чинит скамейку на улице. Он очень боялся, что его узнают, поэтому ему было необходимо выяснить, зачем они приехали.
Он узнал, что начальник тюрьмы Сивапан теперь стал Уполномоченным по контролю за исполнением законов. Он подчинялся непосредственно Правителю.
– Сферы дают не только свет, – сказал Уполномоченный, поднося чашку к губам. – Часть денег от их продажи идёт на оплату полиции и на больницы. Когда жители купят их, для властей это послужит доказательством, что в деревне подчиняются законам.
Старый монах улыбнулся:
– Уполномоченный, вы мне очень нравитесь, поэтому не обижайтесь, но нам не требуются официальные власти, чтобы понять, хорошо ли наши люди относятся друг к другу.
Уполномоченный Сивапан подавился чаем и забрызгал себе рубашку. Его жена съёжилась от страха и поспешила отвернуться.
– Отец Чам, – проговорил он, сбрасывая с ткани капли воды, – у вас чудесная деревня, но закон есть закон. Огонь опасен, и вам не нужны такие опасности. Все пользуются сферами. Боюсь, я не могу сделать исключение для вас.
– Почему нет? – невинно спросил отец Чам.
– Ну, потому что… – Уполномоченный Сивапан поправил очки. – Потому что тогда каждый будет просить меня сделать исключение и для него.
– И что в этом плохого? Уполномоченный Сивапан поджал губы.
– Потому что это будет нарушением закона и порядка.
– Понимаю, – медленно кивнул отец Чам, и на его лице отразилась боль. – Кажется, в Чаттане очень беспокоятся о законах.
– Это моя работа, – сказал Уполномоченный. – Что может быть важнее?
Понг ушёл и не услышал продолжения разговора. Он подметал монастырь; ладони у него потели, когда он видел во дворе кого-нибудь из Сивапанов.
Он ждал, что они закричат, показывая пальцем на него: «Вот он! Беглый заключённый!»
Но, к его удивлению, никто из Сивапанов его не узнал. День прошёл без единого инцидента, а вечером семейство Сивапан погрузилось в карету и уехало в деревню, в предназначенный для них дом.
С их отъездом Понг почувствовал такое облегчение, что у него голова закружилась. Ему хотелось немедленно поговорить с отцом Чамом. Но что он мог сказать? Конечно, отец Чам никогда не пригласил бы Уполномоченного Сивапана в монастырь, если бы знал, что тот раньше был начальником Намвонской тюрьмы. Нужно ли ему рассказать? Или Понгу следует вести себя тихо и прятаться, пока семейство Сивапан не уедет?
Нет, так не получится. Нужно придумать что-нибудь другое. Между тем Понгу надо было выяснить, что Сивапаны делают в Танабури и сколько времени здесь проведут.
Понг нашёл отца Чама в молитвенном зале. Он оставил сандалии внизу и поднялся по ступенькам. Затем остановился, потому что знал: нельзя прерывать учителя во время медитации.
Не открывая глаз и не поворачивая головы, отец Чам произнёс с улыбкой:
– А, Понг. Я рад, что ты пришёл. Я хотел с тобой поговорить.
В желудке у Понга заворочались угри.
– Вы хотели поговорить, отец?
Отец Чам открыл глаза и откинулся на спинку стула:
– Да, подойди.
Понг прошёл в зал и опустился на колени перед отцом Чамом. В конце концов, может быть, Уполномоченный Сивапан упомянул про него? Понг пытался вести себя естественно, но пот выступил у него на лбу.
Отец Чам выдвинул один из маленьких чёрных блестящих ящичков, достал оттуда белый шнур и показал Понгу.
– Я заметил, что один скоро свалится, – сказал он, указывая на грязные белые браслеты на левом запястье Понга. – Надо его заменить.
Понг с облегчением вздохнул:
– Да, отец, благодарю вас.
Он подставил запястье, чтобы старый монах мог завязать нитку. Мальчик смотрел на свои браслеты и вспоминал благословения, которые сопровождали его все эти годы. «Да не помешает храп тебе спать» и «Да не прольёшь ты горячий чай на своего друга». Это были скромные пожелания старого монаха, зачастую даже странные. Но все они сбывались.
В деревне много говорили о том, что у отца Чама есть дар: его пожелания сбываются. Там был рыбак, которому отец Чам пожелал, чтобы его лодка никогда не продырявилась. Когда шторм разбил о пристань все лодки, его единственная сохранилась. И как насчёт бедной вдовы, у которой была только одна курица? Отец Чам сказал: «Да будет эта птица всегда тебя обеспечивать». Спустя тридцать лет вдова утверждала, что эта курица до сих пор ежедневно несёт по яйцу.
Понг прекрасно знал эти истории, и они были такими же обычными, как и сама деревня. Но дар отца Чама был не так прост, как думал Понг.
Понг вспомнил про малышку в корзинке; вспомнил вспышку света, которую никто, кроме него, не видел; особенный шнур, завязанный вокруг запястья крошки, и слова отца Чама, которые он произнёс перед тем, как благословить её: «Самые уязвимые заслуживают самого главного благословения».
Понг сложил дрожащие руки перед собой в молитвенном жесте. Потом опустил их на бёдра, и слова вылетели из его рта раньше, чем он успел обдумать их и остановить:
– Как вы выбираете??
Отец Чам поднял одну бровь:
– Выбираю что?
Понг сглотнул.
– Как вы выбираете, какое благословение дать человеку?
Лицо отца Чама оставалось спокойным, и он молчал.
– Все ваши благословения сбываются, правда? – настаивал Понг.
Монах кивнул:
– Сбываются.
Отец Чам долго смотрел Понгу в глаза, потом кивнул ещё раз.
– И та девочка, которую вы сегодня благословили, – сказал Понг, – вы пожелали ей, чтобы путь её был мирным. Это так и будет?
Отец Чам улыбнулся:
– Будет. Но, надеюсь, он был бы мирным в любом случае, даже без меня.
– Тогда почему такое благословение? Почему вы не пожелали ей стать богатой женщиной? Или прожить долгую жизнь? – Лоб монаха изрезала дюжина морщин.
– Понг, я не для того тебя учил, чтобы ты считал богатство более щедрым даром, чем мир. Богатство может быть не только благословением, но и проклятием, и оно не даёт гарантию счастья. А долгая жизнь? Она может быть мучительной, если ты болен, или если те, кого ты любил, уже умерли. Ты этого не понимаешь, потому что ты слишком юн.
На мгновение улыбка отца Чама стала едва заметной.
– Ты не сознаёшь, что однажды тебе придётся попрощаться с жизнью.
Понг глубоко вдохнул и снова выдохнул. Отец Чам не понял того, что тот имел в виду.
– Если цель – это счастье, вы могли бы пожелать ей быть счастливой.
– Действительно ли счастье – цель жизни человека?
Отец Чам говорил загадками. Понг был разочарован, потому что сегодня ему были нужны прямые ответы.
– Я не знаю. Я только не понимаю, почему вы не дали ей то, в чём она действительно нуждается. Что-то, что ей очень понадобится когда-нибудь.
– Понг, ты ходишь кругами вокруг того, что ты по-настоящему хочешь сказать.
Улыбка стёрлась с лица отца Чама. Он снова нахмурил брови.
– Почему ты не задашь свой вопрос напрямую?
Понг почувствовал, что попал в ловушку – стены монастыря окружали его тело, и другие стены окружали его сердце.
Он поднял левую руку.
– Все эти благословения и молитвы, – проговорил он, показывая на браслеты, – зачем они? Они должны защищать меня, верно? Они закрывают метку, чтобы её никто не увидел. Но почему не пожелать, чтобы метка исчезла? Почему не стереть её вместо того, чтобы скрывать?
Понг изо всех сил пытался говорить тихо, но не мог замаскировать гнев, который звучал в его словах. Он сгорал со стыда за то, что так разговаривал с учителем, но сдержаться не мог.
– Я мог уйти отсюда, – продолжал он, – и жить, ничего не опасаясь. Вы могли бы пожелать мне добраться до моря. Вы могли бы пожелать мне быть свободным. Вы говорили, что самые уязвимые заслуживают самых важных благословений. Но я же уязвимый, правда? Все годы, что я провёл здесь, были наполнены страхом, что меня узнают и отправят обратно в тюрьму. Когда всё это время…
«Вы просто могли бы всё это изменить», – подумал Понг.
На лице отца Чама отразилась глубокая печаль.
– Ох, мой мальчик. Мой дорогой мальчик. Я думал о том, чтобы стереть этот знак. Но что, если однажды он тебе понадобится? Что, если вреда от этого будет больше, чем пользы?
Понг знал, что он не может проявить больше неуважения, чем он уже проявил, поэтому молчал. Как можно поверить, что ему когда-нибудь понадобится эта проклятая татуировка?
Отец Чам тяжело вздохнул.
– Я так и делал много лет назад. Тогда я был молод и ещё не осознал свой урок, и я действительно давал такие благословения, о которых ты говоришь. Я хотел помогать людям своим даром, чтобы уничтожить боль и страдание в этом мире. С моей стороны было слишком самонадеянным считать, будто один я смогу изменить целый мир. И мой дар стал работать неправильно.
– Как?
Отец Чам посмотрел в сторону открытой двери.
– Это было намного сложнее и неожиданнее, чем ты можешь вообразить. Я осознал, что не могу спасти мир или заставить его преклониться перед моими желаниями, даже если намерения мои добры. Мой дар имеет другое предназначение.
Понг посмотрел на ковёр. Опять философия, опять поучения. Он спрашивал о такой мелочи. Пусть отец Чам в другой раз расскажет о спасении мира. Но в своём ответе Понг нуждался прямо сейчас.