«Я что-то напутала, – с тревогой думала Фатьма, сидя в темноте и дрожа от страха. Вернуться было невозможно: процессия уже вы двинулась в Топкапы, и в толпе началась давка. – Что я делаю?! – в ужасе подумала Фатьма. – Меня, похоже, обманули».
– Иди, глянь, что там, – велела она служанке. – И можно ли нам проехать во дворец.
С Фатьмой были только эта девушка и кучер. Так велела Анна. Ее человек, который показывал дорогу, исчез. Это Анна все устроила. «Она ведь любит Исмаила, – догадалась Фатьма. – И ревнует его. Анна задумала меня убить. Я погибла!»
И вдруг ее схватили сильные руки. Мужчина запрыгнул в карету неслышно, словно хищник за добычей. И стиснул Фатьму так, что кости захрустели. Она хотела закричать, но узнала его запах. И губы, которые нетерпеливо искали в темноте ее рот.
– Исмаил… – сдавленно сказала она.
– Соскучился…
И тьма исчезла. Исмаил нетерпеливо стал расстегивать ее платье. Фатьма, которая окоченела от страха и холода, пока сидела в карете, почувствовала, как внутри разливается раскаленная лава.
Он был здесь, рядом с ней, ее любимый, тот, из-за кого она до утра не спала, ворочаясь на влажных от пота простынях, потому что ее тело пылало от желания, кого видела и во снах и наяву, принимая за Исмаила любого высокого темноволосого мужчину, увиденного издалека. Сладкая греза ее ночей, зеленоглазая мечта, единственный смысл ее жизни. И он уже не сдерживался. Не думал ни о ее чести, ни о том, что будет с ними завтра. Сказал только:
– Я буду острожен. Ты не забеременеешь, не волнуйся.
– Я очень хочу детей… от тебя… Они будут красивые…
Она понимала: нельзя. Если бы не случай и не помощь Анны, не выпала бы и эта ночь, которая может оказаться единственной. Краденная у судьбы, но оттого еще более сладкая. Служанка и кучер ушли смотреть представление, весь город был там, где много света и зрелищ. Туда же потянулись все городские нищие и воры в надежде наесться и поживиться. Они с Исмаилом оказались одни в этой темноте и декабрьском холоде. Исмаил согревал любимую своим дыханием и ласками. Укутывал в меха, когда они отдыхали и молча смотрели в темное окно.
Фатьма навсегда запомнила, как, почти раздавленная молодым и сильным мужским телом, изнемогая от поцелуев и оказавшись на небе, не иначе, она открыла глаза и вдруг увидела, как за окном расцвел огненный цветок. Потом еще один, и еще… Она не сразу поняла, что это фейерверк, в ее животе тоже были огненные сполохи, а потом сияние, которое медленно разлилось по всем ее телу. Так же как небо, бывшее до этого черным, стало вдруг разноцветным и по-летнему светлым, так и Фатьма забыла о своей ночи, о том, что ей надо будет вернуться в гарем.
– Ты счастлива? – тихо спросил Исмаил.
– Ты все, что у меня есть. Я жила в тюрьме – ты дал мне свободу. Я отдавалась старикам, потому что так надо было династии, и впервые живу для себя, а не для нее. Такая ночь стоит целой жизни за стенами гарема… Как ты это устроил? – спохватилась Фатьма.
– Главное, как ты объяснишь матери, свое исчезновение, – рассмеялся Исмаил.
– Карета застряла в толпе.
– И всю ночь ты смотрела на фейерверк?
– Но ведь это правда. Я смотрела на тебя. Ты, как сияние. Я чувствовала тебя. Я любила тебя. И никогда уже этого не забуду.
– Толпа скоро разойдется. Ты сможешь проехать.
– Вот она! Это ее карета! – раздались вдруг крики за окном.
– Нас, похоже, нашли! – ахнула Фатьма.
Исмаил торопливо привел в порядок одежду.
– Сказка кончилась, принцесса. Жди: я приду.
Он исчез так же неслышно, как и появился. Спрыгнул в темноту и растворился в ней. Фатьма торопливо натянула на плечи платье и дрожащими руками принялась застегивать бесчисленные пуговицы. Она едва успела пригладить волосы.
– Султанша! – дверца ее кареты распахнулась, бостанджи, солдаты из дворцовой охраны низко склонились.
Фатьма притворно взвизгнула и закрыла лицо. Мужчины попятились. Она обрадовалась, что густая вуаль скроет следы минувшей ночи. Никто не имеет права смотреть на султаншу.
– Госпожа, с вами все в порядке? – почтительно спросил один из стражников, не смея поднять глаз. – И где ваши слуги?
– Пошли смотреть фейерверк, – с усмешкой сказала Фатьма.
– Позвольте сопроводить вашу карету во дворец. Валиде волнуется.
Фатьма молча кивнула и откинулась на спинку обитой сафьяном скамьи, которая еще хранила тепло и запах Исмаила. Плотнее закуталась в меха и закрыла глаза. Мать наверняка легла уже спать, допрос будет завтра.
…Она вошла в свои покои и невольно вздрогнула: Валиде не спала. Она сидела здесь и ждала свою дочь. Когда Фатьма вошла, Кёсем-султан резко встала.
– Где ты была? – она подошла и посмотрела на припухшие губы дочери, которые алели на бледном лице.
– Я заблудилась. – Фатьма невольно опустила глаза.
– Скажи лучше: блудила. – Валиде с размаху ударила ее по щеке. Фатьма охнула.
– Он в Стамбуле, да? Кто устроил тебе свидание? Говори!
– Валиде, вы ошибаетесь. Я провела ночь в карете…
– Конечно, в карете! Я даже знаю с кем!
– Я была там одна.
– Я родила одиннадцать детей и прекрасно знаю, откуда они берутся! Или ты думаешь, я не женщина?
– Вы камень.
– О! Ты ошибаешься! Я любила твоего отца так сильно, как только женщина может любить мужчину! И у меня наутро было такое же лицо, как сейчас у тебя! Поэтому я ни с чем не спутаю распухшие от поцелуев губы и сияющие от счастья глаза! Надеюсь, он понимал, что надо быть острожным?
– Валиде!
– Конечно понимал. Он не глуп. Я отыщу этого мальчишку! Из-под земли достану! Он ходит по ночам в бордели, ты знаешь?
– Вы лжете!
– У меня есть свидетель – кизляр-ага. Или ты готова простить Исмаилу все? Я переверну весь город, но найду ту шлюху, которая его прячет. А сейчас ты пойдешь в баню.
– Но Валиде!
– И смоешь с себя все. Смотреть на тебя противно.
– О нет! Вы просто завидуете!
Фатьма не успела уклониться еще от одной пощечины. Мать была в бешенстве.
– Если ты немедленно не отправишься в хамам, тебя туда силой отволокут! Я велю повитухе приготовить отвар. Ты его выпьешь, пока будешь в хамаме. Твою служанку и кучера немедлено казнят. Я сотру следы этой ночи и из твоей памяти, и из твоего тела. Ты месяц не выйдешь из своих покоев, пока я не буду уверена, что ты не беременна.
Валиде резко развернулась и ушла. Фатьма хотела заплакать, но не смогла. Свадьба султана в разгаре, еще много дней будет продолжаться гуляние. Но для Фатьмы-султан праздник закончился. Остается уповать на перемены, которые неминуемо произойдут в Топкапы сейчас, когда здесь поселилась очередная хасеки султана Ибрагима.
Перемены не заставили себя ждать. Хюмашах быстро освоилась в Топкапы в новой роли законной жены падишаха. Через три дня после брачной ночи она спросила у Ибрагима:
– Кто главнее, Валиде или я?
– Гаремом управляет старшая из женщин. Моя мать. Таков закон.
– Но она меня не любит! И тебя она не любит! Я это вижу! Никто не проводил меня сюда после нашей свадьбы, ни Валиде, ни твои сестры! Твоя мать за все эти дни не сказала мне ни слова! Не пришла нас поздравить! Она никак не выразила мне свое почтение! Анна говорит, что я теперь султанша и ровня твоей матери. А она мне даже подарок не прислала! Разве это справедливо?
Ибрагим помрачнел. На свадьбе его публично унизили. Валиде дала понять, что не одобряет этот брак. Радовался лишь Ахмед-паша, остальные визири были скупы на поздравления. И что делать? Ибрагим понял, что ему не хватает советов Исмаила и мудрости Шекер Пара. Вот уже больше месяца его хасеки, ссылаясь на беременность, почти не выходит из своих покоев. И никак о себе не напоминает.
Ибрагим посмотрел на Хюмашах, которая разрумянилась от поцелуев и была чудо как хороша. Его сердце расцветало по ночам от любви, словно роза, а поутру сжималось в упругий бутон от нежности, но он видел девочку, которая хочет лишь праздника, ни одно важное дело не по ней. Но Валиде надо проучить.
– Оставайся здесь, – сказал он своей жене. – А мне надо поговорить с матерью.
– Пусть позовут ко мне Анну, пока тебя не будет, – капризно надула губки Хюмашах.
– Почему ты так привязана к ней? – удивился Ибрагим.
Ему не нравилась эта женщина, хотя она старалась быть при нем незаметной. Но, как оказалось, Хюмашах поверяла ей все свои тайны. И повторяла вслед за Анной то, что она говорила. Ибрагим каким-то звериным чутьем угадал в Анне опасность, хотя не мог понять, в чем она заключается. Анна услужлива, почтительна, проворна, когда дело касается прихотей её госпожи. Не успеет Хюмашах что-нибудь пожелать – Анна спешит исполнить. В гареме ее уже побаиваются.
– Анна – моя подруга, – простодушно сказала Хюмашах. – Мы плыли вместе на корабле сюда, в Стамбул. Она меня развлекает, когда мне скучно. Лучше нее этого никто не умеет.
– Хорошо, пусть придет.
Когда султан вышел из своих покоев, Анна за его спиной неслышно скользнула за дверь. Ибрагим почувствовал холодок, будто змея заползла под рубашку. Но отогнал дурные мысли: почудилось.
Мать только что встала и пила утренний кофе.
– Раздели со мной трапезу, сынок, – жестом она указала Ибрагиму место рядом с собой.
– Я сыт, – он исподлобья посмотрел на Валиде.
Какой невинный у нее вид. И безмятежный. Будто ничего не происходит. И нет между ними никакой вражды.
– Что-то случилось? – Кёсем-султан не спеша допила кофе.
– Случилось уже на свадьбе. Просто я был занят.
– Понимаю: новая жена, – тонко улыбнулась Валиде.
– Хюмашах не новая, а одна! – вспылил Ибрагим. – Я заключил с ней никях! Она моя законная супруга! Почему вы нас не поздравили и не прислали подарок?!
– Не нашла достойный твоей невесты. Боюсь, мои украшения для нее слишком тяжелы. А дешевки для Телли у меня, уж извини, Ибрагим, нет. Я Кёсем-султан, – она гордо выпрямила спину.