Я теперь за все в ответе,
У меня в груди две раны,
У меня теперь две мамы…
Жизнь и смерть в одной упряжке.
Я воды оставлю фляжку.
Поклонюсь тебе, Серега.
Ты прости, зовет дорога.
Мой черед не за горами,
Но, покуда память с нами,
Сберегу твою тельняшку.
Сына выучу бесстрашью.
Пусть возьмет с собой в дорогу
Имя друга сын Серега.
Увлеклась воспоминаниями, блин, Назар уже за сердце держится и губы серые… А что он там повторяет?
Не вернулся друг из боя,
Но по-прежнему нас двое.
У меня теперь два сердца.
Не отдам Серегу смерти.
Вот елки, такие слова, да еще моим голосом… Пытаюсь успокоить.
— Да не было ничего такого, я в конце рейда чуть больше двух пудов весила — ты бы меня смог одной рукой поднять, какие там дети…
Что-то не то опять ляпнула, приходится положить одну лапу на проекцию сердца, и двигать второй плавно сверху вниз — заставляя сердце биться спокойно и сильно, а не трепыхаться умирающей рыбкой…
Многие события будущего совершенно логично вытекают из того, что случилось ранее, и перебирая бусины памяти нанизанные на нить жизни каждый раз удивляешься — «почему была так слепа», ведь все, все, абсолютно все, можно было предсказать чуть не за полгода до того как все произошло. Вот и сейчас, перед тем как взять в руки последнюю бусину, я задаю себе этот вопрос и не замечаю, как калейдоскоп будущего складывается совершенно в новый узор, просто потому, что в прошлом я подметила все новые и новые штрихи, которые совершенно «ясно» указывали мне на развязку.
Бусина снежно-белая
«Что ж период адаптации можно считать успешно пройденным» — бурчала я себе под нос пытаясь разогнуться. Это была, пожалуй, единственная позитивная и цензурная мысль в сложившейся ситуации. «Сложившейся» буквально — сложиться то я сложилась, пока спала, а «разложится» уже не вышло, прострел ети его…
Причем тут адаптация? А все очень просто, пока человек находится в состоянии сильнейшего стресса, на войне там, или на чужой планете, то ему болеть просто некогда. Нервная система просто сжигает саму себя, но заставляет тело работать на пределе возможностей, ставя все на «здесь и сейчас» потому как «потом» может элементарно не быть, если дать себе хоть малую слабину.
Это не значит, что позже это не аукнется, еще как аукнется, в тот самый момент когда казалось бы жить да радоваться… но на войне или в близкой к ней по напряженности ситуации человек не болеет.
А вот когда начинаешь болеть — четко понимаешь, адаптация закончилась и организм считает, что никаких сюрпризов уже не ожидается и можно, наконец, отпустить вожжи.
Меня натурально и совершенно банально продуло, спать на каменном полу пещеры вообще неполезно никому, да еще при тех чудовищных колебаниях температуры какими «радует» пустыня — от шести десятков в полдень, до минусовых под утро. А я расслабилась и даже не позаботилась нарезать подстилку, ну хоть из тростника. Понадеялась, как обычно, выехать на немалом резерве прочности, совершенно даром доставшемся от предков, да вот только забыла — предки этот капитал нарабатывали, каждый день капля за каплей, выигрывая в борьбе за выживание в весьма жесткой борьбе со стихией и биосферой. Мы же — поколение «паркетных тигров», выросшее и повзрослевшее в «контролируемом климате» замкнутых систем жизнеобеспечения, о жизни на лоне природы, знающие лишь из редких экскурсий и высадок…
В итоге кое-как размявшись весь день проходила стараясь не крутить шеей, которую заклинило в одном положении, но такая поза помогала мало — верхний отдел позвоночника прихватило тоже и поворачиваться было тоже и смешно и больно. К вечеру шея «разработалась», но между лопатками втыкался тупой кол, при каждом вдохе и острый — при каждом резком движении.
Поневоле вспомнишь теорию, что развивать цивилизацию моих предков заставил не голод, им и так было неплохо, а питались они поздоровее, чем очень долгое время «потом», а всеобщее стремление перебраться из пещеры с каменным полом в теплый деревянный дом. Ну, а раз дерево зубами не повалишь, не бобер чай, то пришлось поневоле брать в лапы топор…
Шутки, шутками, но вот так с денек помаешься — и не в такую ересь поверишь.
В итоге под вечер попросила Назария меня «тряхнуть». Ничего сложного в этом приеме нет, его даже рекомендуют тем, кто не может проводить ежедневно, по несколько часов плавая в воде — для снятия перед сном с позвоночника компрессии, накопившейся за день. Надо просто сцепить пальцы на шее сзади, и чтобы кто-то прижался к спине и просунул свои поверх, охватив локтями подмышки и точно также сплетя свои пальцы над твоими — позвоночник в такой позиции принимает «естественный» изгиб, затем надо пациента слегка и очень аккуратно приподнять, вставая на цыпочки и чуть-чуть — сантиметров на три-пять присесть. Тело изогнутое «анатомически» и удерживаемое только за сцепленные на шее руки попытается продолжить движение по инерции, и по позвоночнику прокатится волна щелчков — это будут вставать на место сдвинутые тряской и нагрузками за прошедший день позвонки.
Словом — ничего сложного, а Назарию с его ростом — вообще ерунда, можно делать спокойно, не боясь навредить, главное — не нажимать на шею вниз или вбок. Назар весь день, обеспокоенно смотревший на мои попытки двигаться, с облегчением согласился помочь. «Хряпнула» спинка моя на «ура», после чего я попыталась поровнее улечься в гнездышке, в расчете, что сейчас сойдет и мышечный спазм, а к завтра и вовсе полегчает. И вот тут Назарий решил мне помочь еще больше и, опустившись рядом на колени, начал разминать мышцы шеи, напрочь забыв, куда ведет дорога выстланная «благими намереньями».
Я попыталась отказаться, но он даже слушать не стал — попросту ухватив за загривок и продолжив делать массаж одной рукой. И — все, растеклась я в блин и язык высунула…
Вот только не надо думать, что все так просто, безусловный рефлекс понятно никуда не денешь, но ему вполне можно сопротивляться и кто бы другой вместо такого эффекта огреб бы когтями по физиономии, но…
Не надо считать меня совершенно неспособной почувствовать отношение к себе со стороны другого человека, или настолько тупой, что не в состоянии понять какова сила инстинктов и как они влияют на все остальное, включая понимание прекрасного. И что если свести посреди пустыне самых некрасивых и отталкивающих друг для друга мужчину и женщину, и сколько времени им понадобится, чтобы спутник «вдруг» оказался просто идеалом красоты…
Нам правда такое не грозило — просто потому, что инстинкт был совершенно бессилен — совместных детей быть не могло даже из соображения «а вдруг», потому он и не давил на мозги, стараясь любым путем добиться результата, нас подстерегала более серьезная опасность. Человека можно полюбить, если узнаешь его хорошо, а скрыть, находясь постоянно рядом, невозможно ничего…
Я не могла нравиться ему как женщина, но я с каждым днем становилась все ближе как человек. Глядя на эту возникающую духовную близость я, в свое время, решила предоставить решать ему — проявлять инициативу было просто глупо в силу физиологии, что до чувств — то будет ли это любовь-дружба или просто дружба решать не мне. Мы оба были достаточно опытны в длительном воздержании, чтобы чистая физиология хоть сколько нибудь влияла на происходящее между нами. «Браки заключаются на небесах» — жаль, что многие не понимают, ЧТО на самом деле стоит за этими простыми словами…
И вот сейчас, чувствуя, как от каждого нажатия пальца, внутрь тела распространяется маленькая полусфера, я жалела о том своем таком рассудочном решении. Ведь начни я в свое время играть в эту древнейшую игру, то не потеряла б контроля над ее ходом, а теперь он собирался следовать своему предназначению. До того как мелкая рябь волнения от всего тела не включила в работу «второе сердце» что пониже пупка, я еще успела понять что послужило причиной сегодняшнего взрыва — это была моя слабость. Ведь до этого момента мы общались как равные, и он не мог видеть во мне слабость, даже когда я плакала у него на плече или с визгом пыталась за него спрятаться, а вот когда я сама, САМА попросила о помощи…
Дальше включился древнейший мужской инстинкт — опекать и защищать слабого, а уж от этого до «выполнения желаний» даже не шаг… Чего хочется той, что живого человека не видит годами… и гадать не надо. Это ж надо было так влипнуть, и так приятно…
Между тем уже почти каждое касание начало волновать, а разум… нет он не выключился, и не верьте если вам говорят или пишут что «она потеряла голову» на самом деле все отлично запоминается, но в моем конкретном случае разум просто пребывал в ступоре пытаясь решить неразрешимую загадку — если я тут первая и единственная, то откуда он так хорошо знает ЧТО НУЖНО ДЕЛАТЬ?! Или уже как в том рассказе, как делали укол удаву — «какие руки, какие ноги — я одна сплошная вена!»
Нет, но все же, откуда он знает, что если сжать кожу под коленом, то теплая волна покатится вниз до кончиков когтей? А уж когда двумя руками начал осторожно массировать поясницу, заставляя меня ерзать, чтобы продлить на лишний миг это волнение…
Тут мы и попались. Дело в том, что в извечном взаимоотношении полов существует один широко известный парадокс. Мужчины, практически единодушно, утверждают, что соитие как таковое приносит только физиологическую разрядку и только С ЛЮБИМОЙ может приносить совершенно ни с чем не сравнимое наслаждение. Это справедливо понятно в пределах нормы — случаи, когда удовольствие приносит боль или унижение, неважно чьи, проходят отдельной графой. Женщины в этом вопросе менее категоричны, утверждая, что близость может быть захватывающа сама по себе и без наличия высокого напряжения чувств, хотя они, чувства, ГАРАНТИРУЮТ получение удовольствия. Странно, не правда ли?