— Вот и скажи теперь, дочка, как нам быть? — закончил старик, понуро свесив голову…
В тот же день на собрании агитбригады Баджи рассказала о делах, творимых Курбановым.
— Не вмешивайся, ты, Баджи, в эти колхозные дела — не тебе в них разбираться, только неприятности наживешь! — увещевающе заметил Сейфулла.
А Чингиз добавил:
— Хватит с нас, что мы целый месяц мотаемся по районам, показываем мужикам наше искусство! А в их делах пусть разбираются те, кому положено.
Баджи упрямо мотнула головой:
— Их дела, в конечном счете, оборачиваются против нас самих!
— В конечном счете! — Чингиз усмехнулся. — У Баджи, видите ли, все в мировом масштабе. Уж не от мужа ли твоего ученого это у тебя?
— Мужа моего не задевай!.. — злой огонек блеснул в глазах Баджи.
— Извиняюсь! — с подчеркнутым смирением пробормотал Чингиз: он знал цену этому огоньку.
— И не паясничай!
— Слушаюсь…
Стоя поодаль и прислушиваясь к разговору, Курбанов уловил, о чем идет речь.
— У меня в поле уборка, горячка, а ваша барышня-артистка занимается тут разговорами, агитирует сельчан против колхозов, против меня, — с обидой в голосе сказал он, подойдя к Сейфулле. — Неудобно как-то получается, товарищ старший!
Сейфулла в ответ лишь покачал головой. Если б этот мужик знал, сколько у него, у товарища старшего, хлопот и неприятностей от этой самой барышни артистки, — он бы не лез еще и со своими делами! Курбанов стоял в ожидании ответа, и на выручку шефу пришел Чингиз:
— Ну, что ты пристала к человеку? — сказал он, обращаясь к Баджи. — Что сделал тебе Курбанов плохого? Он поселил нас в своем доме, кормит, поит, заботится о нас, а мы, в благодарность, будем мутить против него людей? Нет, Баджи, так у нас в Азербайджане не делается!
— Дело не в нас! — ответила Баджи. — А что видят от него крестьяне? Беззакония и угрозы!
Чувствуя, что старшие в бригаде не на стороне Баджи, Курбанов вызывающе спросил:
— Ты лучше скажи, товарищ артистка, кто тебя уполномочил так поступать? Уж не кто-то ли вроде муллы Меджида, какого вы вчера показывали?
— Ленин меня уполномочил! — решительно воскликнула Баджи. — Ленин!
— Постыдись, товарищ артистка, так говорить! Ленин давно умер, а когда был жив, ты, наверно, его и в глаза не видывала!
— Нет, видела!
— На картине, что ли?
— Живого! — неожиданно для себя выпалила Баджи.
Присутствующие недоуменно переглянулись, а Сейфулла, взявшись за голову, пробормотал:
— За такое самозванство нам не поздоровится!
Курбанов не унимался:
— Может быть, скажешь, товарищ артистка, где и когда ты видела Ленина?
— Не все ли равно, где и когда? Впрочем, подожди минутку!
Круто повернувшись, Баджи направилась к дому. Скрывшись в дверях, она вскоре вновь появилась с книгой в руке.
Славная, умная, предусмотрительная Натэлла! Уезжая из Баку, Баджи готова была упрекнуть костюмершу, что та перегрузила ее багаж, сунув на прощание в чемодан несколько книг. А сейчас — не было для Баджи в мире книги дороже той, которая находилась в ее руках.
— Вот, Курбанов, послушай, что говорит товарищ Ленин! — сказала Баджи, перелистав несколько страниц и найдя место, отчеркнутое карандашом.
Слова Ленина были на русском языке, и Баджи приходилось переводить их на азербайджанский, а отдельные фразы, не легко поддававшиеся переводу, пересказывать своими словами и разъяснять.
— Товарищ Ленин говорит, что всякий, кто попытался бы насадить колхозы силой, поступил бы дурно и лишь оттолкнул бы крестьян от колхозного дела, погубил бы его… — Баджи подняла раскрытую книгу высоко над головой. — Вот, председатель, видишь?
Курбанов подошел, подозрительно заглянул в книгу.
— Здесь написано по-русски — кто знает, верно ли ты читала? — сказал он, переводя вопросительный взгляд на Сейфуллу, а когда тот утвердительно кивнул, он добавил: — Все равно, я этой книге не подчиняюсь!
Баджи вспыхнула:
— А чему же ты, председатель, подчиняешься?
— Бумаге из райцентра — там наше начальство.
— Вот мы и съездим туда, расскажем, что у тебя здесь творится, и привезем такую бумагу, от которой тебе не поздоровится! Тогда, надеюсь, подчинишься?
— Привезите — посмотрим… — с виду равнодушно ответил Курбанов.
Районный центр находился у подножия горного кряжа, километрах в двадцати, если идти по проселочной дороге, обвивавшей кряж. Только вчера, направляясь в горы, агитбригада проезжала этот городок.
— Если товарищ бригадир разрешит, я готова поехать, — сказала Баджи.
— Я поеду с тобой! — воскликнул Алик, до этой поры молча наблюдавший за происходившим, и шагнул к Баджи.
Сейфулла строго прикрикнул на него:
— Никуда ты не поедешь!
Алик остановился на полпути, поглядывая то на Сейфуллу, то на Баджи.
Баджи встретилась с его взглядом. Нет, Алик сам еще нуждается в няньке.
— Не нужно, Алик… — сказала Баджи. — Я поеду одна. Так вы разрешаете мне, товарищ Сейфулла?
Бригадир был в нерешительности. Загадочно усмехнувшись, Чингиз подсказал ему:
— Пусть едет, если хочет!
— И поеду! — с вызовом воскликнула Баджи.
Приняв молчание Сейфуллы за согласие, она решительно направилась к автобусу, стоявшему в глубине двора…
Так вот что означала загадочная усмешка Чингиза! Один бок автобуса высоко поднят кронштейном, тут же рядом — снятое колесо, а сам шофер, наполовину скрывшись под автобусом, возится там, что-то исправляя.
— Я бы охотно подбросил вас в райцентр, да вот, сами видите… — грустно ответил Синцов, выслушав Баджи.
— Никак?
— Не раньше чем исправлю.
Баджи нахмурилась: кто знает, сколько это продлится? А ведь наутро назначен отъезд бригады — через перевал, окружным путем, домой.
Она сказала:
— А что, если двинуться пешком? Не по проселочной — так слишком далеко, — а напрямик, вниз по ущелью, вдоль речки?
— Не советую вам — там, слышал я, водятся волки, — ответил Синцов.
— Но ведь иначе не успею.
Синцов покачал головой:
— Ну, смотрите…
Баджи шла узкой тропкой.
Справа бежала шумная горная речка, слева высились крутые скалы. То тут, то там бурливая вода подбиралась к скалам вплотную, и Баджи приходилось продвигаться по камням, выступавшим из воды.
На одном из них Баджи оступилась, соскользнула в воду. Речка была неглубокая, и Баджи без особого труда выбралась на тропинку, но, увы, в каком виде! Платье мокрое, каблук сломан, на подвернувшуюся ногу больно ступить.
Добравшись до перекрестка, образуемого тропинкой и проселочной дорогой, Баджи присела и осмотрела ногу. Щиколотка распухла, разболелась. Нелегко будет продолжать путь по камням! Может быть, свернуть на проселочную? Нет, уж лучше продолжать путь напрямик!
Уже в третий раз готова была Баджи пересечь проселочную дорогу, как вдруг услышала позади конский топот и, обернувшись, увидела нагоняющего ее всадника. Гремя прибрежной галькой и обдавая Баджи мутными брызгами, всадник объехал ее и, круто повернув коня, загородил дорогу.
— Поворачивай назад! — сказал он.
Что-то знакомое показалось Баджи в лице всадника, заросшем густой черной бородой. И что-то знакомое послышалось в его голосе. Баджи вгляделась и с изумлением воскликнула:
— Кара?
— Я…
Жив он, оказывается, этот кочи! Лет десять назад она потеряла его из виду и никогда о нем не вспоминала. Как он попал сюда, что он здесь делает? Наверно, бежал из Баку после падения мусавата и теперь отсиживается в ожидании лучших для себя времен.
— Не узнаешь? — спросила Баджи.
Кара всмотрелся:
— Нет…
— А Теймура ты помнишь?
— Какого Теймура?
— Дружка твоего бакинского, кочи Теймура.
— А-а… — ухмылка прорезала черную бороду, обнажив желтые прокуренные зубы. — Помню, как же… Слышал, что бедняге не повезло — дали ему бесплатный билет за решетку на восемь лет, а потом еще подбавили по 402-б.
— Ты, я вижу, в статьях закона разбираешься!
— Приходится… — Кара хмурился, продолжая испытующе всматриваться в Баджи, все еще не узнавая ее.
— Ну, а жену твоего дружка Теймура ты помнишь? Была у него при мусавате девочка-жена. Неужели забыл? Она вас частенько поила чаем, вином…
Только теперь понял Кара, с кем свел его случай, и, поняв, с силой хлопнул себя по лбу:
— Ты ли это, шайтан тебя возьми?
— Я самая!
— Признаться, не узнал тебя сразу.
— Немудрено!
Да и как было Каре узнать в этой взрослой женщине ту девчонку, которую он видел лет десять назад, да и то лишь мельком, так как Теймур не разрешал ей показываться открытой даже перед своими ближайшими друзьями?
И хотя прошлое между Карой и Баджи не таило в себе ничего интересного или приятного, Кара чуть было не расчувствовался, как это нередко случается при неожиданной встрече с человеком, который напоминает тебе о давно прошедших лучших временах.
Но тут же вспомнив, что Баджи в свое время сбежала от Теймура и что это из-за нее вновь получил бедняга Теймур бесплатный билет за решетку, Кара сообразил, что такой же билет, может быть, ждет и его, если эта актерка расскажет в райцентре, кого она только что встретила здесь у реки. Удачно, оказывается получилось, что Курбанов приказал догнать актерку — не допустить, чтоб она попала в райцентр.
— Так вот… — угрюмо молвил Кара. — Возвращайся-ка ты, Баджи, в селение!
— Это еще почему?
— Не спрашивай, а слушайся!
— А кто ты такой, чтоб мне тебя слушаться?
— Мне приказывают — и я приказываю!
— Уж не Курбанов ли, твой новый хозяин после Наджафа-кули?
— Тебя не касается… Говорю тебе: возвращайся!
— А я говорю: пропусти! — Баджи шагнула вперед.
— Назад! — крикнул Кара, тронув поводья и двигаясь на Баджи.
Баджи пыталась обойти лошадь, но Кара загородил дорогу. Баджи упорствовала, стараясь проскользнуть, но всадник, умело маневрируя в узком пространстве между речкой и скалами, то преграждал ей путь крупом коня, то наезжал на нее, угрожая смять копытами, и заставлял отступать.