Баджи выбилась из сил. Теперь она досадовала на себя, что ввязалась не в свое дело, впуталась в неприятность. А ведь ее об этом предупреждали!
Может быть, подчиниться Каре и вернуться в селение, а затем, уже по возвращении в Баку, написать в райцентр о Курбанове? Вернуться? Но как посмотрит она в глаза дедушке Фарзали, что ответит ему, ждущему ее помощи? Нет, нет! Райцентр теперь уже не так далеко — нужно бороться и добраться!
Баджи снова двинулась вперед:
— Пропусти, говорю тебе… Не то… — она подняла с земли увесистый острый камень.
Кара презрительно усмехнулся: ай да баба — вздумала с ним воевать!
— А ну, попробуй… — угрожающе молвил он, подняв плетку и наезжая на Баджи.
Он ловко увернулся от кинутого в него камня и, пригнувшись к шее коня, хлестнул Баджи плеткой по плечу.
Баджи вскрикнула, схватила еще один камень. Кара снова занес плетку, но на этот раз камень с силой ударил его в грудь.
Кочи рассвирепел. Тут, видно, добром не обойтись! Что ж… Перебросив плетку в левую руку, он правой потянулся к кобуре револьвера… Пусть поищут эту актерку среди скал, в кустарнике — вовек не найдут!
О нет, не только в кино, в приключенческих фильмах свершается чудесное спасение — оно плод сознания долга, мужества и надежды, которыми проникнута наша жизнь!
Отбежав, Баджи стала кидать в Кару камень за камнем, принуждая его увертываться, мешая взяться за револьвер, и тут со стороны проселочной дороги неожиданно послышался шум. Баджи прислушалась. Насторожился и Кара. Гудки, фырчание автобуса.
Воспользовавшись минутным замешательством Кары, Баджи выбежала на дорогу. Навстречу катил знакомый автобус. А спустя минуту Баджи была окружена спасителями. Шофер Синцов, Алик, еще двое из бригады, дедушка Фарзали, какие-то трое незнакомых, но дружески улыбающихся ей сельчан…
— Я говорил вам, Баджи-ханум, что здесь водятся волки, — многозначительно сказал Синцов, кивнув на скалы, за которыми скрылся Кара.
С этими словами нельзя было не согласиться. Но сейчас, в безопасности, среди друзей невольно напрашивался самонадеянный ответ.
— Волков бояться — в лес не ходить!
Синцов кивнул на дедушку Фарзали:
— Это вы его, старика, благодарите за спасение — запыхавшись прибежал к нам и сообщил, что за вами вслед в ущелье поскакал какой-то Кара, из подручных Курбанова, темный человек. Ну, мы тут же снарядили спасательную экспедицию, а старик потребовал, чтоб мы взяли его проводником.
Уловив, о чем идет речь, Фарзали гордо вставил:
— Я знаю здесь каждый камень, каждый куст!
Так вот, оказывается, кто ее главный спаситель! Как хорошо, что она может прямо смотреть ему в глаза!
— Спасибо тебе, дедушка Фарзали, спасибо вам, товарищ Синцов, спасибо вам всем, товарищи! — растроганно говорила Баджи, пожимая руку каждому в отдельности.
Когда она обратилась к Алику, тот угрюмо заметил:
— Меня, Баджи, незачем благодарить — я не должен был тебя отпускать одну… Прости меня…
В глазах Алика стояли слезы.
— Что с тобой, Алик? — удивилась Баджи.
— Пойми… ведь я… — Алик сделал движение, словно готовясь обнять ее.
Ну вот — то, чего она опасалась, произошло!
Баджи мягко отстранилась. Окружающие были смущены. Что оставалось ей делать, как не отшутиться?
— Алик, славный, да ведь я гожусь тебе в матери! — сказала она, снисходительно улыбаясь. — Лучше будем с тобой друзьями! Ладно?
Не дожидаясь ответа, она обратилась к Синцову:
— Так, значит, едем?
— Бригадир велел возвращаться в селение, как только вас разыщем, — ответил Синцов.
— В селение?..
Не для того спорила она с Сейфуллой, с Чингизом, не для того пустилась в опасный путь вдоль ущелья, не для того отбивалась камнями от кочи, чтоб теперь повернуть назад!
Синцов прочел ее мысли.
— Так и быть! — сказал он решительно. — Подвезу вас. Они без меня все равно из селения никуда не уедут!..
По узкой проселочной дороге, обвивавшей горный кряж, автобус покатил в районный центр, с тем чтоб к вечеру вернуться в горы.
На обратном пути, у одного из поворотов, в зарослях за скалой мелькнула фигура человека, а вслед за тем послышался выстрел и что-то глухо ударило в кузов автобуса.
Был ли этот человек Курбанов, извлекший из-под половицы заржавленную берданку, сохраненную с мусаватских времен, подстерегший автобус и в бессильной злобе пустивший в него пулю? Был ли это Кара, наконец разрядивший свой револьвер? Или, может, быть, кто-нибудь третий из той же породы?
ТВОРЧЕСКИЙ ОТЧЕТ
Результаты поездки агитбригады заставили Хабибуллу задуматься.
Казалось, он мог быть доволен: ее успехи укрепляли его положение в театре, в глазах общественности — ведь это он, директор, поддержал план создания бригады. Они способствовали его дальнейшей деятельности.
А вместе с тем было от чего и огорчаться: эти успехи свидетельствовали о крахе его надежд на то, что семена, брошенные единомышленниками, дадут пышные всходы.
Увы! Развеялась темная вера крестьян в исцеляющие свойства могилы имама Али и в святость чудотворца муллы Меджида. С горечью приходилось признать, какую существенную роль сыграла в этом та самая бригада, созданию которой он, Хабибулла-бек, способствовал.
Хабибулла был смущен, озадачен. Но поскольку успехи бригады стали широко известны, он решил использовать их с выгодой для себя и тотчас по возвращении бригады в Баку предложил ее руководителю выступить с творческим отчетом, причем дал понять, что роль директора в этих успехах должна быть достойно отмечена.
Свой доклад о поездке Сейфулла и начал поэтому с того, что изобразил Хабибуллу как главного инициатора и организатора агитбригады.
Затем он рассказал о работе бригады, старательно умолчав о столкновениях среди ее участников. Стоит ли говорить об этом в торжественный час, когда бригада рапортует о своих успехах? Вряд ли прибавит это славы руководителям и участникам поездки и скорей лишь усугубит разлад между актерами. Далеко позади остались причины давешних споров и раздоров, хлопковые поля, колхозы, колхозники с их делами, — ну и шайтан с ними! Не нужно забывать, что участникам бригады придется в дальнейшем работать не в колхозах, на хлопковых полях, а, благодарение аллаху, в театре, на сцене, в своей родной среде.
К концу выступления Сейфулла выделил участников бригады, заслуживающих, по его мнению, похвалы. Ну как не назвать такого энергичного помощника по хозяйственной части, как Чингиз? Как не вспомнить, сколь умело находил и обеспечивал он для бригады удобный ночлег, хорошее питание? Или как не порадоваться за молодую актрису Телли-ханум, пленившую крестьян своим сценическим обаянием в легких сборных концертах и в пьесе «Могила имама»? Впрочем, если быть справедливым, то следует признать, что и остальные не отставали от общего высокого уровня. Ну, скажем… — Сейфулла поименно назвал всех членов бригады.
Едва он окончил, послышался голос Баджи:
— Прошу слова!
В ответ на утвердительный кивок председательствующего Хабибуллы Баджи сказала:
— Товарищ Сейфулла любезно перечислил участников поездки, но он забыл упомянуть еще об одном человеке, и вот о нем-то я хотела бы сказать.
— О ком же это? — не мог понять Хабибулла, быстро перебрав в уме всех участников бригады.
— О Халиме-ханум!
С месяц назад он, Хабибулла, видел эту Халиму в спектаклях узбекского театра. Кто б мог подумать, что та неуклюжая рябая девчонка-узбечка, с которой он впервые столкнулся в театральном техникуме на дискуссии о чадре, станет такой способной актрисой? Тогда, на дискуссии, эта узбечка рьяно выступала против принудительного снятия чадры — за что ратовали все противники советской власти, а среди них и он, Хабибулла, в надежде, что такая мера вызовет недовольство в массах. Уж не собирается ли сейчас Баджи возносить эту узбечку?
— Мы будем рады выслушать Баджи-ханум, — сказал Хабибулла. — Но мне думается, что сначала нужно высказаться о работниках нашего театра, а затем, если позволит время, можно будет потолковать и о посторонних.
Чингиз крикнул:
— Правильно! — Он хорошо помнил, как отчитала его Халима в поездке.
Но тут же послышались возгласы:
— Халима — не посторонняя!
— Она наш товарищ по техникуму!
— Она наша гостья и друг!
Чингиз упорствовал:
— Халима — не член нашей бригады!
— Она советская актриса, а это важнее того, является ли она членом нашей бригады или нет! — крикнул в ответ Гамид.
Все требовали дать слово Баджи, и Хабибулле пришлось великодушно объявить:
— Охотно следую общему, а также моему желанию и даю слово о нашем друге из Узбекистана, талантливой актрисе Халиме-ханум!
Мало порадовало Хабибуллу это слово: вот, оказывается, сколь многим обязана-бригада Халиме в своем первом успехе с «Могилой имама»! Эта узбечка, видать, только для того и задержалась в Азербайджане, чтоб примазаться к агитбригаде и нажить политический капиталец борца за коллективизацию. Не следовало ему, директору, давать ей разрешение на поездку. Ехала бы со своими узбеками к себе в Узбекистан сразу же после гастролей.
Выслушав, Хабибулла сказал:
— Нашей гостье, по-видимому, было неизвестно, что дирекция дала нашему уважаемому товарищу Сейфулле, руководителю бригады, строжайшие установки: быть сугубо осторожным в сложных условиях борьбы за коллективизацию, зря не рисковать жизнью наших товарищей, действовать наверняка. Хорошо, что наш друг Халима-ханум не член агитбригады, и поэтому с нее ничего не спросишь. Вот если б она была членом бригады…
— Есть и у нас такие! — не сдержался Чингиз. — Да хотя бы товарка этой Халимы — Баджи!
И Чингиз принялся расписывать все прегрешения Баджи, совершенные ею за время поездки.
— Жаль, очень жаль, что Баджи нарушила наши установки, проделывала все эти опаснейшие эксперименты! — со вздохом сказал Хабибулла.
Гамид спокойно заметил:
— Победителей, как известно, не судят!