— Не подходи! — Марина подняла руку, остановив мужа. — Ничего здесь нельзя трогать! Все должно остаться как есть, по крайней мере, до прихода милиции!
— Милиции? — переспросил появившийся в дверях Слава. — Зачем милиция? У него было больное сердце, это естественная смерть…
— Может быть, — ответила Марина бесстрастно. — Но все же ничего здесь не трогайте. На всякий случай.
Оля взглянула на нее с уважением и вспомнила, что раньше, до перехода в частную клинику, Марина работала врачом «Скорой помощи».
Оля отошла к дверям. Рядом с ней оказалась Нинель Петровна. Видимо, почувствовав ее доброе отношение, экономка решила держаться поближе к Оле в трудный и горестный час.
— Я так о нем беспокоилась, — всхлипывая, проговорила экономка. — Следила, чтобы он вовремя принимал лекарство… всегда присматривала за ним, следила за сигналом…
— Вы делали все, что могли, — заверила ее Оля. — Вам не в чем себя винить…
И тут до нее дошли последние слова.
— За сигналом? — удивленно переспросила она. — За каким сигналом?
— Ну, как же! — Нинель Петровна показала кнопку на стене, возле самой кровати. — Ведь у Дмитрия Ильича было больное сердце, и он на всякий случай провел сигнал в мою комнату, чтобы в случае приступа позвать меня на помощь…
Оля долго смотрела на кнопку.
Как и остальные помещения в доме, комната хозяина была обшита вагонкой, поэтому вся проводка сделана снаружи. И от сигнальной кнопки по золотистой деревянной стене тянулся к двери аккуратный белый провод. Возле двери он скрывался в круглом отверстии.
Ольга вышла в коридор, взглянула на стену…
Здесь провод снова появился, но в полуметре от двери он был ровно разрезан ножом.
Вот оно как. Значит, версия естественной смерти, и без того довольно шаткая, трещит по всем швам.
И тут она вспомнила невольно подслушанный ночной разговор.
Ночью она приняла его за выяснение отношений между Ларисой и своим мужем, но теперь… теперь, после смерти Дмитрия Ильича, этот разговор приобретал совершенно другой, зловещий смысл. Стало быть, они говорили вовсе не о ней, Оле, Лариса требовала, чтобы ее собеседник пошел и убил Дмитрия Ильича — дескать, это единственный выход, и нужно сделать это как можно быстрее. А он отказывался. Тогда она сказала, что сама все сделает. И сделала.
Вот такие пироги.
Оля спустилась на первый этаж, миновала холл и оказалась в прихожей. Она хотела выйти на улицу, немного пройтись, чтобы мысли у нее в голове улеглись. Но перед самой дверью увидела на вешалке куртку Славы.
Это была его любимая куртка из плотной ткани цвета хаки, вся усеянная накладными карманами. И на ней Ольга увидела сухие колючие катышки репейников. Точно такие, как те, которые с трудом отчистила от своей трикотажной кофты, в которой ночью выходила ворожить…
В горле у нее пересохло от волнения.
До этой минуты у Ольги в душе теплилась слабая надежда на то, что она ошиблась, что Лариса встречалась ночью не со Славой, а с каким-то другим мужчиной, но репейник лишил ее и этой, такой эфемерной надежды.
Единственное место на участке, где с прошлого года сохранился репейник, было в том глухом углу за домом, куда ее занесло этой ночью. То самое место, где она подслушала злополучный разговор.
Значит, Слава побывал там же.
Значит, это его она застукала с Ларисой.
Они обсуждали…
Они обсуждали убийство Дмитрия Ильича.
Оля вышла на крыльцо. В воздухе пахло так, как пахнет только ранней весной — свежестью, переменами, надеждой.
Надеждой? В ее собственной жизни не осталось места надежде, все складывалось просто ужасно.
Она хотела одного — вернуть любовь мужа, защитить свою семью. Ради этого решилась на смешной и нелепый ритуал — и вот, вместо того, чтобы вернуть то, чем владела, потеряла то немногое, что у нее еще оставалось. Она безоговорочно верила мужу — и оказалась последней дурой. Рядом с ней жил совсем не тот человек, какого она знала.
Ольгу передернуло — то ли от страха и безысходности, то ли просто от холода — ведь она вышла на улицу в тонком свитере.
Она резко развернулась и вошла в дом.
Почти все гости собрались в холле, перед камином. Кто сидел в кресле, кто прохаживался, не находя себе места. Лица у всех были растерянные, опустошенные.
— Что же теперь делать? — проговорила Даша, ни к кому не обращаясь.
— Первым делом — вызвать милицию! — Михаил достал из кармана мобильный телефон.
— Что — милицию?! — вскочил Слава, опрокинув стул и не заметив этого. — Подожди, а без этого никак нельзя?
Ольга удивленно взглянула на мужа.
Он побледнел, губы его тряслись. Ей никогда еще не приходилось видеть его в такой панике. Она снова вспомнила ночной разговор — и желудок скрутило мучительным спазмом. Нет, она не верила, не верила в то, что ее Слава — убийца…
И потом — зачем? Зачем ему это? Ведь у него были прекрасные отношения с покойным.
Но эта бледность, этот ужас в его глазах… Он ведь знал, что Лариса собирается сделать, но не остановил ее…
— Да что с тобой? — Михаил удивленно смотрел на компаньона. — Конечно, нужно вызывать милицию, и немедленно! Даже если Дмитрий Ильич умер естественной смертью — всякая скоропостижная смерть вызывает подозрения, и именно мы с тобой — главные подозреваемые!
— Мы? — Слава отшатнулся и стал еще бледнее, если это возможно. — Почему мы?
— Что ты — не понимаешь? — Михаил говорил медленно и убедительно, как с ребенком. — Мы — его компаньоны, и, как ты, конечно, помнишь, по уставу фирмы именно мы наследуем его долю акций. Значит, мы выигрываем от его смерти…
— Господи! — Слава резко развернулся, заходил по комнате, как зверь по клетке, натыкаясь на предметы и сжимая голову руками. — Но это полный бред… если его и вправду убили — почему это должен быть кто-то из своих? Дмитрий Ильич говорил, что у них в поселке пошаливают, этой зимой обчистили несколько домов. Это мог быть грабитель — залез в дом, наткнулся на хозяина…
— Слава, что ты говоришь? — перебил его Михаил. — Ильича убили во сне, в собственной постели. Какой грабитель? И потом — ворота были заперты, на участке сигнализация…
— Ну ладно, звони… — Слава безнадежно махнул рукой.
Михаил уже набрал номер, включил громкую связь.
После нескольких длинных гудков в динамике раздался хриплый заспанный голос:
— Первомайское отделение милиции… ну что у вас случилось?..
Миша коротко и толково изложил ситуацию, назвал адрес.
— Приедем… — проворчал милиционер. — Только скоро не ждите…
— Почему?
— Да потому! — огрызнулся его собеседник. — У нас только одна машина на ходу, остальные в ремонте! И эта машина сейчас в поселке Васильково, там поножовщина на почве совместного распития спиртных напитков! А ваш знакомый никуда не торопится, он так и так уже умер… — и милиционер швырнул трубку.
Несколько минут все молчали.
И в этой тишине откуда-то сверху донесся телефонный звонок.
Все застыли, переглядываясь.
— Это наверху, в кабинете Дмитрия Ильича, — подала голос экономка. — Я пойду, отвечу… мало ли, что-то важное…
Она поднялась по лестнице. Сверху донесся скрип двери, потом наступила тишина.
— Ну, что там? — крикнул Михаил, когда прошло несколько минут.
Экономка не отзывалась.
— Мне это не нравится… — Михаил вскочил, бросился наверх. Все остальные потянулись следом — кажется, они неосознанно избрали Мишу своим вожаком и теперь боялись оставаться без него.
Михаил толкнул дверь кабинета, шагнул внутрь. Остальные столпились в дверях.
На ковре перед письменным столом лежала Нинель Петровна.
— Ее тоже убили! — взвизгнула Даша. — Нас скоро всех поубивают!
— Не вопи! — прикрикнула на нее Марина. Она подошла к экономке, наклонилась над ней и почти тут же проговорила:
— Она жива… она дышит…
Словно для того, чтобы подтвердить ее слова, Нинель Петровна застонала и приподнялась, удивленно оглядывая столпившихся вокруг нее людей.
— Что с вами случилось? — спросила Марина, помогая экономке подняться.
— Не знаю… — ответила та растерянно. — Вошла в комнату — и тут меня кто-то ударил по голове… — и она поморщилась, потрогав макушку.
— Что же это творится? — Даша обхватила себя руками, оглядела собравшихся. — Значит, он среди нас?
— Кто? — спросил Федор, шагнув к жене.
— Кто? — переспросила Даша и нервно хихикнула. — Да убийца же!
— Но мы все были внизу, в холле… — растерянно возразил Федор. — И потом… кому понадобилось убивать экономку? Кому она мешала?
— Во-первых, — проговорил Михаил, подходя к столу, — Нинель Петровну, к счастью, не убили, да и не собирались убивать. Ее только оглушили…
— Зачем? — Федор пожал плечами.
— Вот зачем, — Михаил показал на телефонный аппарат, стоящий посреди стола. Это был не обычный бытовой аппарат, а офисный, с факсом. И в нижней его части был виден криво оторванный край бумаги.
— Значит, когда зазвонил телефон, на автомате пришел факс. И кто-то не хотел, чтобы мы этот факс увидели…
— Но мы все были внизу! — повторил Федя.
— Не все… — возразила Даша, но не успела договорить: Михаил, сняв крышку факса, осторожно выправил край бумаги и проговорил:
— Здесь остался самый конец… номер отправителя оторван, но сохранился код города. Ноль семьсот сорок два…
Он схватил со стола ежедневник Дмитрия Ильича, открыл его на первой странице, где были напечатаны коды междугородней связи.
Проведя пальцем по странице, Миша поднял глаза и проговорил:
— Это код Воронежа.
— Воронежа? — переспросил Слава, подойдя к компаньону. — Но ты же знаешь — Ильич родом из Воронежа, и он вел там бизнес, пока не перебрался в наш город…
— А вчера, когда мы танцевали… — начал Федор.
Но в эту секунду с улицы донесся автомобильный сигнал.
— Милиция приехала! — воскликнула Лариса, подойдя к окну.
— Как они быстро! — удивился Михаил. — А говорили, чтобы мы их не ждали скоро…