Конец, предположил Юрген.
Он поднял глаза на Хранко, белого как молоко.
– Это объявление войны, Якоб, – произнёс Юрген одними губами. – Всем нам.
– Моя госпожа вызывает тебя на суд Драга Ложи, – сказала Уршула, – когда другие чародеи согласятся явиться в Тержвице и на время снять чары, удерживающие тебя в лесу.
Йовар смотрел на знак не моргая. От линий, прожжённых в полу, отлетали частицы, похожие на хлопья золотой золы.
– Вызывает меня одного?
Уршула склонила голову.
– С твоими ближайшими учениками.
Йовар вперил в неё тяжёлый взгляд.
– Скажи Кажимере, что я не имею никакого отношения к этому чудовищу. Мои ученики – тем более.
– Это будут решать в Тержвице, господин, – произнесла Ляйда серьёзно. – Нечего беспокоиться, если на тебе нет вины.
Йовар резко поднялся, и чародейки отступили на пару шагов.
– Скажи ей, – потребовал он у Уршулы, – что я не позволю поступить с моими учениками так, как поступили с учениками Нимхе.
– Господин…
– Я, – прогрохотал Йовар, – не создавал никакое чудовище, и мой двор никогда не повторит судьбу двора Нимхе. Уяснили?! – Он сжал кулаки. – А теперь убирайтесь!
Трапезную тряхнуло так, будто весь терем подпрыгнул. Окна распахнулись. Снаружи поднялся ветер – он завыл и зарычал, как невидимый зверь.
– Вон, – уронил Йовар с ненавистью.
Дважды ему повторять не пришлось. Чародейки обернулись – и вылетели птицами из дома.
Йовар взмахнул рукой, и скамья, на которой он сидел, с оглушительным треском ударилась об стену. Со столов полетели горшочки с сухоцветом. Дверь раскрылась так, что едва не слетела с петель.
– Хватит! – крикнул Юрген. – Йовар, перестань!
Воздух в трапезной закружился – вместе с ветками сухоцвета, пылью, черепками горшочков, частицами чар госпожи Кажимеры. Юрген прыгнул к Йовару и, кое-как изловчившись, ухватил того за плечи.
– Успокойся, – потребовал он.
Йовар посмотрел на него пустым взглядом.
Дзин-нь. Хр-рясть. Разбитые горшочки повалились на пол.
Йовар вполсилы оттолкнул от себя Юргена и покачал головой.
– Ты просто не понимаешь, – проговорил он неживым голосом, – что сейчас начнётся.
Глава IV. Недобрые люди
Вчера они не смогли найти постоялый двор и заночевали прямо в кибитке Лале. Ранним утром остановились у речушки, чтобы умыться – Ольжана предпочла бы баню при корчме, а не холодную весеннюю речку, но что есть, то есть. В конце концов, Ольжана была северянкой, не её уж пугать холодом. Поэтому она нырнула, решив не возиться с огнём и небольшими кадками нагретой воды.
На противоположном берегу стоял лесок. Он шумел ласково и умиротворённо. Над водой висел туман – молочный под сизо-розовым небом; казалось, будто плывёшь в облаке. Ольжана выбралась на камень и принялась одеваться.
От дороги её закрывала кибитка Лале. Сам Лале, уже искупавшийся, сидел с обратной стороны кибитки и готовил еду – раньше этим занималась Ольжана, но сегодня он вызвался сам. В путешествии с незнакомым мужчиной было мало удовольствия, но Лале вёл себя учтиво – держал расстояние и безропотно сворачивал с большака к воде, если Ольжана его просила. А просила она часто – такие были дни. Мыться и стираться приходилось наспех – чем больше они проезжали днём, тем дальше оказывались от Сущности из Стоегоста. Нынешнее утро было единственным, когда Ольжана позволила себе собраться, не торопясь как на пожар, – да и то потому, что они с Лале проснулись затемно.
Она закрепила поясок с губкой и подкладкой из нескольких слоёв ткани, надела сорочку и провела рукой по голени, распоротой когтями Сущности, – на коже остался бугристый шрам. Вздохнула, подвязала лентой чулки над коленом.
Её выстиранная борожская одежда – сарафан и исподнее платье – лежала на камне. Теперь, вдали от Стоегоста, разумно было носить одежду южных господарств. У Ольжаны была такая: длинная юбка, жилет, украшенный вышивкой, и рубаха с рукавами, присборенными у запястий. Ольжана затянула шнуровку на груди и подумала, что наряды южных господарств нравились ей даже больше борожских – в них она не казалась такой бочкообразной.
В родной деревне Ольжана считалась бы красавицей. Она была крепкая, кровь с молоком, высокая, с широкими бёдрами и большой грудью. Но одно дело – северное захолустье, а другое – Стоегост и двор госпожи Кажимеры. Ольжана знала, что по сравнению с изящными, по-птичьи утончёнными ученицами госпожи выглядела как деревенская девка, дочь зажиточного купца, – но она ей и была. Куда от этого денешься?
Ольжана хмыкнула, разглядывая себя в карманное зеркальце.
Лицо у неё было круглое, щекастое и простодушное. Подбородок с ямочкой. Кончик носа приплюснут и чуть вздёрнут, как пятачок. Брови густые, но короткие. Глаза лучистые и карие. Локти круглые, запястья и лодыжки – широкие, россыпь коричневых родинок на мягкой шее. Но зато волосы! Какие у неё были волосы – длиной до лопаток, рыжие, вьющиеся упругими бараньими кудряшками. Ольжана очень их любила и думала, что только благодаря своим пушистым кудрям не слишком-то выпадала из ряда учениц госпожи Кажимеры. Поглядывая в зеркальце, Ольжана бережно заплела причёску-корзинку и спрятала её под косынку, завязанную сзади, – чтобы не испачкать волосы в дорожной пыли.
Она капнула на запястье любимые духи из Стоегоста – с запахом яблока, ландыша и ореха – и, оглянувшись, положила кисти ладонями вверх. Вокруг по-прежнему не было ни души, и Ольжана, закляв солнечный свет, принялась сушить выстиранную одежду. Она перебирала ткань тёплыми руками и озиралась чаще, чем когда, нагая, плавала в речке.
За последние столетия жизнь колдунов в Вольных господарствах несколько раз менялась так резко, будто качали маятник. Колдуны прошлого были могущественны и властолюбивы. Они охотно участвовали в междоусобицах и интригах. Воевали, упивались богатством, смещали правителей с престола. С их помощью некогда единая страна распалась, и земли охватила смута.
Ольжана знала, что в истории не было ни правых, ни виноватых и что одни тёмные времена пришли на смену другим. Господарцы призвали на помощь соседа – гордый Иофат. Они приняли новую веру, принесли вассальную присягу, и всесилие чародеев сменилось годами страшных гонений.
Ольжана приподняла сарафан и с сомнением на него посмотрела. Высох, нет?.. Весело лязгнул браслет на запястье – это отвлекло от мрачных мыслей. Что ни говори, тогда всё закончилось благополучно – Вольные господарства хоть и не объединились, но оправились от тяжёлых времён. Господари научились встречать общего врага вместе, а спустя сотню лет скинули вассальное ярмо. Иофат к тому времени ослаб, в его замках начались распри за опустевший каменный престол.
А пятьдесят лет назад пять могущественных чародеев создали Драга Ложу в ответ на преследования. Их дворы стали для колдунов оплотом безопасности. Про чародейские дворы знали и священнослужители, и господари, и обыкновенный народ, но все подчинились одному закону: пока вы не трогаете нас, мы не трогаем вас – так в Вольных господарствах установился мир. И лучшее, что мог сделать чародей за пределами своего двора, – не привлекать к себе внимания.
Куда тяжелее приходилось колдунам, не принадлежащим ни к одному из дворов. В случае чего за них было некому вступиться, и они, собирая крохи тайных учений, существовали тайно. Учудишь что – могут и вздёрнуть. Ольжана об этом помнила. Если застанут, кому что она будет доказывать?.. Благоразумный ещё послушает, а глупая толпа зашибёт и не заметит. К тому же она путешествовала с Лале. Выдать в себе ведьму – значит подставить под удар и его. Где это видано, чтобы башильер любезно возил колдунью по стране?
Ольжана свернула высушенные вещи и положила их в сак. Ох, Длани, подумала она, затягивая тесёмки. Появление чудовища нарушило хрупкий мир в Вольных господарствах. Не ровен час, господарцы обвинят колдунов в создании тёмной твари и будут правы. Что начнётся позже? Снова гонения?..
Госпожа Кажимера сказала: чудовище создал удивительно сильный чародей или чародейка. Может быть, один из Драга Ложи – тогда она уже подразумевала Йовара, но что, если это был кто-то другой? Зачем ему это – уязвить госпожу Кажимеру? Посеять раздор в Драга Ложе и Вольных господарствах?.. Ольжана считала себя слишком незначительной, чтобы ради неё затевалось такое дело. Да и к тому же, если она умрёт, Сущность из Стоегоста всё равно останется смертельной угрозой – только, как отметила госпожа Кажимера, чудовище будет труднее выследить.
Ольжана подняла сак и пошла к кибитке.
Лале сидел у огня и перекладывал в горшок еду с причудливой плоской сковороды. Он поднял глаза и спросил:
– Как вы себя чувствуете?
Ольжана пожала плечами.
– Лучше всех. А вы?
– Не жалуюсь, спасибо. – Он поскрёб сковороду длинной деревянной ложечкой. – Ольжана, если вам понадобятся… какие-то отвары от боли… вы всегда можете попросить. Я лекарь, вам не стоит меня смущаться.
Она не смущалась. Ей казалось, что для мужчины возраста Лале естественно знать, как устроено тело молодых женщин и что с ним бывает.
– Длани, какой вы хороший! – Улыбнувшись, она села на покрывало и подоткнула под себя юбку. – Спасибо, не нужно.
И кивнула на сковороду.
– Что это?
Лале выслушал её похвалу с холодной серьёзностью. Должно быть, для него это прозвучало слишком панибратски.
– Садж, – ответил он, постукивая по сковороде. Та была чугунной, с двумя гнутыми ручками. – Я привёз его из Хал-Азара.
Черноглазый и черноволосый, он сидел у костра, скрестив ноги, и сейчас как никогда напоминал Ольжане чужака из восточной страны. Даже несмотря на подрясник. Ольжана заметила, что сегодня его короткая борода выглядела ухоженнее – он сбрил часть разросшейся щетины с шеи и щёк. Чуть подрезал волосы – над ушами пряди ещё были влажные.
На груди у Лале, помимо ладанки, теперь висел знак башильеров: крохотный меч, оплетённый веткой оливы. Всё – из иофатского железа. Лале надел его недавно, признавшись, что не носил нарочно, чтобы не напугать Ольжану при первой встрече.