и змеиная пластичность. Но главным, что поразило Ольжану, – и у девушки, и у старухи, лицо которой она на себя надевала, – была тёмная кожа. Смугло-коричневая, цвета древесной коры.
Лале кивнул.
– Это и есть панна Мореника. – Он направил кибитку к вагончику и остановился чуть поодаль. – Идёмте. Дождёмся, когда она закончит.
Ольжана спрыгнула на землю, чуть не сворачивая себе шею, – не отрываясь, она смотрела на Моренику.
Длани, как она танцевала! И как колдовала – не нужно было быть семь пядей во лбу, чтобы понять: это колдовство высшей марки. Ольжана слышала, как чародеи Двора Лиц срастались с обличьем, которое сами же для себя и вылепляли. Они приваривали себя к маске – чужому лицу – и втискивали себя в чужую кожу. Но чтобы так менять лица, как это делала Мореника, – по мановению руки? В её танце Ольжана не успевала заметить никаких масок и мягких колдовских кож, которые у неё наверняка были. Может, сжатые в ладонях или спрятанные за покрывалами – красными, лиловыми, синими; время от времени Мореника подхватывала одно из покрывал и принималась танцевать с ним.
Прыжок. Поворот. Качался тяжёлый нефритовый браслет на её запястье. Мореника выныривала из-за покрывала и подмигивала оленьими глазами красивого смуглого юноши. Закручивала другое покрывало вокруг шеи, кланялась – и выпрямлялась с лицом девушки такой белокожей, что на её щеках просвечивали розовые сосуды.
Ольжана приоткрыла рот.
– Зачем она здесь танцует? – спросила она оторопело. – На площади, как бродячая артистка, – любимая ученица пана Авро и такая талантливая чародейка? Неужели ради денег?
Лале пожал плечами, глядя на Моренику.
– Думаю, это помогает ей не терять навыки, – предположил он. – Многоглазая толпа зла и требовательна. Особенно – такая избалованная, как тут.
Ольжана восхищённо затихла. Да, постановила она мысленно, Лале точно должен был её любить.
Мореника извилась туловищем, качнула бедром. Новые искры забрезжили под её ногой, вспыхнули и закрутились вокруг рук. Мореника перекинула за спину лиловое покрывало, чертя в воздухе огненный всполох, и гибко изогнулась из-под ткани снизу вверх. Вместо девичьего лица показалась морда огромной чёрной кошки.
– Это пантера, – сказал Лале.
Ольжана не просила его умничать и расстроилась – видно, он считал её совсем недалёкой. Хотя она действительно не знала названий чужеземных хищных кошек.
Мореника с лицом пантеры хищно зарычала и сверкнула жёлтыми глазами. Ольжана недобро сощурилась.
Значит, чародеи Двора Лиц способны создавать животных?.. У неё мелькнула нехорошая мысль, но Ольжана не успела развернуть её в подозрение. Мореника резко дёрнула головой, и волна мелких – куда мельче, чем у Ольжаны, – кудрей укрыла морду пантеры. Мореника сделала незаметное движение руками, выпрямилась… Кланялась и улыбалась она уже со своим обаятельно-круглым лицом.
– Идёмте. – Краем глаза Лале продолжал послеживать за кибиткой. Видно, чтобы не подобрались знаменитые тачератские воры.
– К ней? – поразилась Ольжана. – Так сразу?
Мореника наверняка устала после такого танца. Да и тревожно было беспокоить изнеможённую чародейку, только что плясавшую с жаром языческой богини.
Лале дождался, когда поуспокоится и слегка разойдётся впечатлённая толпа. Мореника шмыгнула в вагончик, а монеты, которые швыряли на ковёр, за неё собирал юноша в тонком малиновом жилете, надетом на белую рубаху. Ольжана вспомнила, что у Двора Лиц было много негласных цветов: прозрачно-серый – как мягкое беспозвоночное тело, скрытое панцирем, – и малиново-розовый. Яркие лиловый, синий и красный – точно лоскутки, из которых шили актёрский шатёр.
Лале шагнул к ковру, и юноша поднял на него бесцветное лицо – точь-в-точь из представлений об учениках пана Авро. Тусклые светлые волосы, серые глаза. Приятная, ничем не выделяющаяся улыбка. Юноша был невысок и строен, и, помимо его жилета, единственным ярким пятном на нём было кольцо в ухе – серебряное, с россыпью багряно-розовых камней.
– Я знаю тебя, мессир? – мурлыкнул он, а цепкий взгляд скользнул по сутане.
– Не думаю, – ответил Лале с лёгким кивком, хотя чародей ему не кланялся. – Но меня знает панна Мореника.
Юноша засмеялся.
– Ты можешь не стараться, – подмигнул он. – Мореника не водится с клириками.
Ольжана скрестила руки на груди. Насупившись, шагнула вперёд и поравнялась с Лале.
– Как насчёт спросить у Мореники? – спросила она, подняла руку и нарочно медленно убрала за ухо выбившуюся прядь – так, чтобы зазвенел браслет на запястье.
Юноша перевёл взгляд на неё. Ольжана не любила, когда её так оценивающе рассматривали – особенно мужчины, – и смутилась.
– Ты из Кажимериных?
– Э-э, да. – Ольжана отдёрнула руку. – Можно и так сказать. То есть… – Раздражённо выдохнула: – Ну да.
Ей захотелось себя ударить. И это она ещё что-то думала про Лале и его избирательную застенчивость!
– Ладно. – Юноша сузил глаза. Отошёл к вагончику и позвал: – Мореника!
Та удивлённо выглянула.
– Что? – приподняла брови.
И тогда увидела Лале – лицо её просветлело. Мореника выбралась на ступеньку и ловко спрыгнула на землю.
– Тебя тут спрашивают. – Юноша мотнул головой.
Мореника шагнула к ним, тряхнув волосами. Закачались её крупные серьги с иноземными узорами.
– Лале! – улыбнулась она и втянула воздух так, будто ещё не до конца отдышалась после колдовства. – Ничего себе!.. Пан Авро сказал, что тебя можно ждать, но не говорил, когда именно…
Она сжала плечи Лале и засмеялась.
– Что у тебя с носом?
Лале весело отмахнулся – долгая, мол, история, не сейчас… Мореника тут же развернулась к Ольжане.
– Ты та ученица госпожи Кажимеры, да? – Её глаза забегали по её лицу, точно считывали его, как раскрытую книгу. – За которой гонится чудище?
– Да, – хрипнула Ольжана, ловя протянутую руку Мореники. И назвала своё имя. – Слушай, а это… твоя настоящая внешность?
Мореника хохотнула.
– Да. – Чуть качнула бедром. – А что?
– Ты очень красивая, – проговорила Ольжана, чувствуя себя неотёсанной деревенщиной, которой показали нечто чудесное. – И танцуешь восхитительно. Я никогда не видела, как колдуют чародеи твоего двора, и… это всё… – Поводила рукой перед лицом. – Совершенно удивительно.
Она укорила себя за то, что не сдержалась и начала нахваливать, – зачем такой, как Мореника, её похвала?.. Но Мореника снова поймала её руку и легонько сжала пальцы.
– У-у, да ты прелесть, – разулыбалась она. – Спасибо!
Выпустив Ольжану, она повернулась к Лале.
– Как добрались?
Лале чуть покачал головой.
– Не без приключений, – сказал уклончиво.
– Ладно, – кивнула Мореника. – Сейчас обсудим. И пану Авро расскажешь, только он вернётся к вечеру… – Положила ладонь на плечо юноши с серьгой. – Это Якша. Наверное, вы не знакомы?.. Якша, это – да, тот самый Лале. – (Она произносила его прозвище ласково и тянуще: «Ла-але».) – Который башильер.
Подмигнула Ольжане.
– Мы про него всем новеньким рассказываем. Не у каждого чародея есть друг из ордена… А у нас есть. – Она взяла Лале за запястье и тихонько потянула на себя. – Чего же мы стоим? Пойдёмте в Мастерскую.
Махнула рукой с нефритовым браслетом.
– Якша, запряжёшь вагончик?..
Ольжана растерялась.
– В какую мастерскую?
– Нашу, – пояснила Мореника с улыбкой. – У Йовара есть изба в Чернолесье. У госпожи Кажимеры – Птичий Терем. У господина Грацека – замок в скале, а у нашего пана Авро – Мастерская.
Она подхватила Ольжану под локоть.
– Как раз тебе всё покажу.
Ольжана думала, что «мастерская» окажется пристройкой к особняку пана Авро (а может, к его палаццо – в представлениях Ольжаны он жил с размахом савайарского богача). Но нет.
Мастерской чародеи Двора Лиц называли прямоугольную башню в пять или шесть ярусов. Как объяснила Мореника, во времена савайарского владычества эта башня была построена как кампанила – городская колокольня. Её светлый фасад перебивался полосами из цветных узорных плиток – приглушённо-зелёных, охряных и красных. Окна – стрельчатые арки – соседствовали с такими же стрельчатыми углублениями, похожими на альковы. В них стояли мраморные скульптуры.
Мореника рассказала, что не все чародеи Двора Лиц жили в Мастерской постоянно – спальни располагались на верхних ярусах, – но работали всегда здесь. А из спален выделялась лишь комната пана Авро – ему было тяжело постоянно подниматься по лестницам, поэтому он обустроился внизу.
– Как это? – не поняла Ольжана. – Если ему тяжело, почему он просто не примерит на себя другое тело?
– Смешно. – Мореника толкнула плечом тяжёлую дверь кампанилы. – Ты рассуждаешь как Лале в его первый приезд к нам.
Лале за её спиной молча развёл руками.
– Если на лицо со шрамом надеть маску, шрам никуда не денется. – Мореника шагнула в Мастерскую. – Пан Авро может укутать себя в самые тонкие колдовские кожи, но это не омолодит его суставы. Да, когда он колдует, он может прыгать и плясать, словно ловкий юноша, и никто не заподозрит в нём старика – но поверь мне, сам пан Авро никогда не забывает, каков он на самом деле. Чародейство всегда берёт плату.
Мореника предложила Лале отдохнуть от его многодневной дороги, пока она покажет гостье – перед обедом и если та пожелает – их рабочие комнаты. Лале уже бывал в Мастерской, поэтому легко согласился – Мореника передала заботы о нём Якше и появившейся чародейке, пани Мариголь.
Оказалось, что пани Мариголь знала Лале – не в пример Якше, она давно жила при Дворе Лиц. На взгляд Ольжаны, ей было лет сорок или пятьдесят: маленького роста, с крохотными ладонями. Её лицо зауживалось к подбородку – черты были приятными, мелкими, но Ольжане казалось, что она не могла запомнить их, даже когда смотрела в упор. Ни лисью улыбочку, ни загоревшую золотистую кожу, ни длинную рыже-каштановую косу, стекающую ниже бёдер. Стоило отвлечься, и черты пани Мариголь таяли, как льдинка в тёплых руках.