Умирает патриархат («главенство отцов»), рождается биархат (главенство обоих полов) — совершенно новый вид общества, новый уклад всех женско-мужских отношений. Возможно, биархатная революция — это один из главных мостиков к будущей цивилизации единого и равного человечества. Но шаги к этой цивилизации, которые тут делаются, мы делаем неумело, плохо.
Мужчины и женщины выбиты из привычной для них тысячелетней колеи, они выстрадывают совершенно новые отношения, ищут себя в новых ролях — причем вслепую, на ощупь, потому что им слабо помогает общество, наука.
И еще один переворот рождает в личной жизни тяжелые кризисы. Умирает ли семья? По-моему, умирает один вид семьи, который царил в нашей жизни десятки веков, — умирает со всей своей великой культурой, нравами, всем укладом домашних отношений. На смену ему идет новый вид человеческой семьи, новый уклад семейных отношений.
Старая семья была сначала экономической, а потом душевной ячейкой, муж и жена были нужны друг другу сначала как помощники в устройстве быта и выращивании детей, и только потом — как люди. Психологические отношения подчинялись в этой семье материальным.
Сейчас они все заметнее выходят на первое место. Идет переход от семьи — материально-психологической ячейки к семье — психологически-материальному союзу. Семейные устои как бы рокируются — душевные устои постепенно перенимают главенство у материальных.
Старая семья больше насыщала базовые нужды людей — житейские, половые, эмоциональные. Нынешнему человеку нужно, чтобы семья насыщала и более высокие его запросы — психологические, нравственные, умственные.
У семьи появляется новая обязанность, которой не было никогда в истории, — обязанность насыщать и наши базовые, и наши высшие душевные запросы. А чем сложнее потребность, тем труднее ее насытить. Это невероятно повышает наши внутренние требования друг к другу, ставит миллионы людей в небывало трудное положение.
Старую семью больше скрепляли внешние узы — экономические, социальные, религиозные. Сейчас рядом с ними все больше встают внутренние узы, гораздо более хрупкие — чувства людей, их сознание, совместимость, родительский долг. Старые устои семьи слабеют, новые набирают силу с опозданием, и это междуцарствие устоев резко усиливает нестойкость семьи…
И еще один сдвиг круто меняет семейную жизнь — перемены в положении пожилых людей, которые уже не могут работать. В старые времена стариков содержала семья, теперь — через пенсию — содержит общество, и пожилые получили финансовую независимость от семьи. Но у этого прогрессивного шага были — обычный парадокс истории — и явно теневые последствия; их не увидели, и это нанесло огромный ущерб детскому воспитанию.
Раньше дети были для родителей будущими кормильцами, единственным обеспечением в старости. Воспитанием в семье правила жесткая обратная связь: не вырастишь в детях трудолюбие и заботливость — умрешь сам. Воспитание трудолюбия и заботливости было для родителей вопросом жизни и смерти, и потому такое воспитание было несущим устоем трудовой семьи.
Кроме того, семья была производственной ячейкой, и сама ее трудовая атмосфера лепила детей по своему образу и подобию. И вся народная нравственность — трудовая, заботливая — строила в детях заботливую и трудовую душу. Сейчас семья стала потребительской ячейкой; из-под трудового воспитания в семье выбита главная — экономическая — база. Оно перестало быть для родителей основой их личного будущего, вопросом жизни и смерти. Семейным воспитанием правит сейчас куда менее жесткая обратная связь, уже не экономическая, а духовная — уровень родительской сознательности, воспитательной культуры.
Старая обратная связь порвалась, новая, более утлая, только начинает рождаться, а зияние между ними наука и общество проглядели. Этот громадный и неосознанный исторический переход и стал одним из корней нынешних семейно-воспитательных кризисов.
В семье пересекаются все мировые силы, которые правят жизнью, в ней фокусируются все социальные землетрясения, все сдвиги социальной почвы. Но наука и общество не сумели увидеть, как влияют на семью нынешние гигантские исторические сдвиги, как отзываются на ней неизбежные противоречия прогресса.
Они не создали систему социальных пружин, которые по-настоящему помогали бы личной жизни, облегчали перемены в семье. Социальная помощь семье (просветительная, жилищная, денежно-материальная, организационная) мала и бессильна. У нас нет стратегии борьбы с семейными болезнями, и потому эти болезни не стихают, а нарастают.
Архимедов рычаг.
«Почему общество так мало помогает семье? Почему так плохо обстоят дела с жильем, продуктами, детскими садами, и при этом зарплата маленькая, и нужных вещей не купишь. На словах — главная ячейка общества, а в жизни — забытая ячейка» (Чернобыльская АЭС, вахтовый поселок Зеленый мыс, май, 1988).
Да, у нас вопиюще недооценивается социальная роль семьи. Мы не понимаем, что семья — один из самых сильных двигателей или тормозов прогресса. Это уникальная опора общества, и она дает ему то, что просто не могут дать другие опоры.
У семьи четыре великие социальные роли. Во-первых, это главная демографическая ячейка общества, единственный поставщик тех людей, из которых общество состоит. Во-вторых, семья — главная ячейка, в которой мы восстанавливаем истраченные на работе силы, — важнейшая опора всей экономики.
В-третьих, семья — главная воспитательная ячейка общества: именно в семье, в первые годы жизни, вырастает сердцевина человека, и от того, хорошо или плохо это делается, зависит, каким именно гражданином и работником он станет — хорошим или плохим.
И, наконец, семья — уникальная психологическая ячейка. Чувства, на которых она стоит, рождают в нашей душе способность дорожить близкими как собой, их интересами — как собственными. А дорожение другими как собой — это основа человечности.
Поэтому семья может быть мощным источником гуманизма. Повторю еще раз то, что уже говорилось (правда, говорилось это о любви). В быту, в личной жизни семья может давать людям то, что в обществе дают высшие идеалы и высшие принципы жизненного устройства, созданные человечеством. Семья — естественный союзник этих идеалов, один из их главных внедрителей в жизнь.
Потому-то весь ход прогресса зависит от семьи не меньше, а то и больше, чем от производства, науки, международных отношений, взятых вместе. Но общество тратит на «счастье в личной жизни» в десятки раз меньше сил и средств, чем на «успехи в труде». Оно резко ослабляет этим и семью, и — рикошетом — все свои другие области без исключения.
Как получается такой рикошет? Семья и воспитание (дошкольное, школьное) — это как бы «духовно-воспитательное производство». Оно создает человека как центральную фигуру всех областей общества — главного двигателя труда, главного строителя общественных отношений, главного творца быта, семьи. Здесь как бы выделывается ключ ключей — ключ ко всем ключевым областям жизни.
Потому-то семья и воспитание должны бы стать одним из главных центров всех практических забот общества — не менее важным, чем любая другая область жизни. Забот не на словах, в теории, а на деле, в практике: чтобы на помощь семье, личной жизни шло бы не меньше сил, чем на общественную жизнь.
Но для этого нужна новая стратегия социальной помощи семье.
Частичная помощь неспособна избавить семью от недугов. Лишь действуя одновременно — системно — на все болезни семьи, можно смягчить их. Нужна, видимо, всесторонняя, универсальная помощь семье, во всех областях ее жизни: жилищная, денежная, хозяйственная, воспитательная, просветительная, культурная, организационная…
И помощь эта должна быть во много раз больше, чем сегодня: без этого, по-моему, семью не удастся поднять из ее провала. Перестройка семейной стратегии должна, наверно, быть такой же революционной, как и перестройка экономической и политической стратегии.
«Взрыв перемен» и обеднение чувств.
А как именно теперешние социальные перевороты влияют на наши чувства? И как влияют на них другие глобальные сдвиги — НТР, урбанизация, сидячая цивилизация? Сдвиги эти — шаги гигантского перелома в земной цивилизации, и они несут с собой разительные перевороты, в корне меняют весь уклад будней.
Первая перемена в этом укладе — как бы взрыв перемен. Ритм жизни все убыстряется, круто растет число перемен в единицу времени: в году сейчас столько сдвигов, сколько раньше вмещалось в десять, двадцать лет. Этот взрыв перемен несет с собой потоки новизны, которые и обогащают людей, и резко повышают их нервные нагрузки.
Человеческая психика попадает в тиски таких перегрузок, каких у нее никогда не было. И чтобы уберечь себя от распада, наша психика начинает экономить нервные силы. Она отпускает теперь меньше этих сил в каждое ощущение, в каждое переживание. В каждую нервную реакцию идет теперь меньше нервной энергии, в подсознании человека возникает новый психологический механизм — ослабитель, глушитель эмоций. Он входит в число главных механизмов психики, все больше правит ее работой.
Он спасает психику от разбалансирования, но человеческие чувства от этого слабеют, делаются менее сердечными, эмоциональными, более головными, рациональными, чем раньше. Такое обеднение чувств — первая резко невыгодная для нас перемена в современной психологии. Это плата за приспособление наших нервов к нынешнему сверхритму жизни, и если этот ритм будет и дальше убыстряться, чувства, очевидно, станут беднеть еще больше.
Недавно эстонские социологи опросили студентов Тартуского университета, что для них главное в семейной жизни. На первом месте оказалось уважение друг к другу, потом жилье, понимание, доверие, дети, и только на шестом месте шла любовь. И это у студентов, у которых чувства всегда стояли на вершине пирамиды…
Рассудочных людей становится все больше, и человек-рационал, видимо, делается одним из главных человеческих типов. А такой человек хуже приспособлен к семейной жизни: его привязанность к близким людям слабее, все его чувства — любовные, дружеские, родительские, родственные — резко теряют в глубине и долготе. Это несет в личную жизнь новые, небывалые беды, и мы, наверно, только начинаем осознавать весь их размах…