– Разрешите? – вдруг возник из-за окруживших меня голов рядовой Зиновьев.
– Разрешаю. Чего там у вас?
– Докладываю, что я тоже немного обучен пилотированию. Если что.
– Да? – удивился я и уточнил: – Интересно, когда это вы успели? И на чем именно?
Симонов и Кристинка Дятлова с каким-то новым интересом посмотрели на нескладную фигуру нашего штрафника. Еще один пилот на мою голову…
Собственно, меня самого тоже кое-чему этакому в свое время подучили. Еще Долгой Зимой, когда мы месяц с лишним сидели на практически блокированной авиабазе в Моховке. А чего не сидеть, раз был приказ? Обострожились, наставили вокруг мин и сидели. Склады там были неслабые (собственно, их-то мы в основном и охраняли), печки исправны и топлива в достатке. Не скажу, правда, что там было особо спокойно, поскольку количество «спальных мест» было сильно ограничено – там кроме нас сидел персонал авиабазы (на тот момент там ничего, кроме нескольких вертолетов, не базировалось, но ВПП была длинная и склад ГСМ обширный) с семьями, вояки (опять-таки с семьями) из нескольких окрестных, прекративших существование частей и гарнизонов и кое-какие беженцы. Вот и приходилось практически ежедневно отбивать нападения оголодавших троглодитов, еще недавно считавшихся людьми – жратва и топливо в особо заднепроходные жизненные моменты нужны всем, но, как правило, достаются тем, кто успел раньше, или тем, у кого автомат многозаряднее… Стоявшие в капонирах у КПП «Шилки» в иные дни были засыпаны гильзами по самую башню, так что экипажи выгребали их лопатами и ведрами, противопехотки и растяжки приходилось обновлять иногда по два-три раза в день, а они, раз за разом, все лезли и лезли, словно там было медом намазано, пытаясь на легковушках преодолеть заваленные бетонными блоками густо минированные подходы к базе, прикрываясь бабами и детьми, не считаясь с жертвами, с последним патроном в ружбайке, перли прямо на кинжальный огонь АГС-17, «Шилок» и пулеметов…
Так вот, друг-приятель Вадя Осташков тогда научил меня пилотировать «Ми-24» и «Ми-8МТ». Ну то есть как научил – без малейшего представления о теории, я, в случае чего, смогу включить и выключить двигатели, взлететь и сесть. Ну и провести любую из этих двух машин на небольшое расстояние, по знакомой местности и по чисто визуальным ориентирам (учитывая, что тогда стояли многомесячные сумерки и учился я фактически в условиях ограниченной видимости). Как целиться и стрелять из бортового оружия, мне тоже объяснили. Я даже пару-тройку раз стрелял по вполне реальным целям (как двуногим, так и на четырех колесах) из пушек и пулеметов (боевые вылеты на облет периметра базы были регулярными), но, к примеру, НАРами я реально ни разу не выстрелил – достойных целей там практически не было, а на расход неуправляемых ракет впустую был наложен строгий запрет – боеприпасов у нас было все-таки не безразмерное количество, а какой-нибудь «уазик» или внедорожник можно и пушечно-пулеметным огнем сжечь или превратить в дуршлаг. А вот горючки для патрульных и учебных полетов было, наоборот, чуть ли не с избытком. Вопрос – можно ли считать меня пилотом, если я все это умею? Навряд ли…
– Вертолеты «Ми-2» и «Ми-8», – доложил Зиновьев. – А кроме того «Як-52», «Як-18Т», «Цессны», и реактивные «элки» – L-29 и L-39. До войны я имел летный сертификат пилота-любителя.
– И где это вас обучили?
– В одной подмосковной частной лавочке. У кого-то в качестве хобби тогда были дайвинг, серфинг, яхта и рулетка, а у меня аэроклуб. А потом, уже когда работал здесь, несколько раз летал на легкомоторниках, «Тукано» и реактивных «Эмбраерах» МВ-326 и 339 и Т-33.
– Стрелять по наземным или воздушным целям, а также бомбить приходилось?
– Нет. В учебных воздушных боях участвовал, но с имитацией поражения. Без практики…
– Ладно, учтем. Симонов, при случае проверь рядового Зиновьева на предмет летных навыков.
– Так точно, тарищ майор.
– Еще вопросы есть? – спросил я у подчиненных.
– Никак нет, – ответили они, опять чуть ли не хором.
– Тогда выходим, – сказал я. – Транспорт ждет.
Народ, подняв рюкзачки, потянулся к выходу. Когда мы подошли к нескольким, ждавшим нас у тех самых трех дубов, в честь которых и была названа усадьба (я в России, конечно, всяких дубов повидал, но эти деревья своими чудовищными размерами больше напоминали какие-то баобабы, и торчали они тут явно со времен пришествия первых конкистадоров, или как они там назывались?), перед выездом из поместья, разномастным пикапам и внедорожникам, как из-под земли возник один из людей хозяйки – слегка знакомый мне смуглый усатый малый по имени Нелито. Он что-то энергично затараторил. Я местный разговорный, да еще на слух, из уст аборигенов понимаю плохо, пришлось подозвать Кристинку Дятлову и, используя ее в качестве ретранслятора, принять сообщение о том, что горячо ожидаемый нами самолет наконец сел, зарулил в намеченное место разгрузки и это, судя по всему, лишенный какой-либо маркировки грузовой вариант «Боинга-747», что, опять-таки, предполагалось.
В запасе у нас было часа два-три. По всем предварительным расчетам, люди Сантоса явно собирались добраться к аэродрому до наступления темноты, с тем чтобы в течение ночи произвести все манипуляции по разгрузке-погрузке-дозаправке. Потом, до рассвета самолет должны отправить обратно, а транспорт Сантоса явно вернется в исходную точку уже засветло.
В общем, самое время было выдвигаться к месту намеченной акции. Разместившись в разнотипных камуфлированных машинах (шоферы были местные, а кроме того, нас сопровождали боевики из частной армии нашей хозяйки, правда, они охраняли в основном бронированный внедорожник с подполковником Дегтяревой), мы рванули по петляющей среди плантаций и джунглей узкой дороге, фактически представлявшей из себя продавленные в густой траве и прочей местной растительности колеи. Путь, что называется, «не фонтан», зато самый кратчайший – меньше чем через час изрядной тряски по ухабам и колдобинам мы были на месте.
Машины рассредоточили и замаскировали по загодя подготовленным укрытиям. Наше тяжелое оружие, в частности восемь ПТРКП-39 «Киржач» (больше нам сейчас явно не потребовалось бы), одноразовые гранатометы и фугасные огнеметы ждали нас на месте, в районе заранее намеченных позиций. С собой мы везли только личное оружие, пару пулеметов «Печенег» и снайперские винтовки (в том числе две крупнокалиберных).
Едва приехав на место и выбравшись из пикапа, я вдруг с удивлением узрел выбирающуюся из джипа во главе колонны хозяйскую дочь Викторию, в пиксельном камуфляже, такой же, как у всех, маскнакидке, с навороченной снайперской винтовкой (какая-то очередная хайтековско-булпаповская хрень в стиле удлиненной английской L85, только с глушителем) и крайне довольной физиономией.
По-русски кое-что из основных ругательств малолетняя красотка Вики уже худо-бедно понимала (а чему ее еще может научить наша Маша?), но я, осознавая, что мою прямую критику она вряд ли воспримет, на всякий случай снова крикнул переводчика. Непродолжительное пререкание через Кристинку Дятлову показало, что Вики, видите ли, «захотелось сегодня пострелять». Мол, «стрелять она умеет», и «мама ей разрешила». Святая простота, сельская непосредственность, батяня у нее комбат, маманя у нее марихуана. Только вот, видать, мало эту шуструю пейзанку пороли ее батяня с маманей широким кожаным ремнем. Я живо представил, как сам это делаю, но быстро осознал, что в этом деянии будет нечто противоестственно-педофильское…
Я не сразу нашелся, что ей на это сказать, но тут к нам подошла тяжело выбравшаяся из машины Дегтярева в великоватой камуфляжной куртке без поясного ремня, свободных штанах той же расцветки и каких-то продвинутых кроссовках. Вот ее-то я и решил избрать в качестве разрешительной инстанции.
– Слушайте, подполковник, а чего это тут несовершеннолетняя хозяйская дочь делает? – спросил я. – Может, вы таки знаете? А то мне насчет нее никаких распоряжений не давали, и я не знаю, чем мне ее теперь занять – дать по башке, связать и уложить от греха куда-нибудь под кустик или все-таки смириться с ее появлением?
На неестественно-загорелом лице Дегтяревой появилось задумчиво-озадаченное выражение.
– Честно говоря, не знаю, – сказала она. – А она сама чего говорит?
– Девочка жестами объяснила, что ее зовут Кончита, а также что мама отпустила ее пострелять. Так сказать, на сафари. На людей. Плохих, разумеется…
– Ну, если мама – тогда ладно, – решила вопрос Дегтярева. – Только тогда пусть будет на глазах у кого-то из твоих.
– Машенция! – позвал я Тупикову. – Подь сюды!
– Чего такое, тарищ майор? – поинтересовалась Машка и, заранее сделав свои коронные невинные глаза, подошла ко мне.
– Для вас, старший лейтенант, есть дополнительное задание командования. Неслужебное, но почетное.
– Какое задание, тарищ майор?
– Значит, так, – сказал я и кивнул в сторону Виктории. – С этой вот импортной дэвушки глаз не спускай. Пусть во время боя будет при тебе. И чтоб никакой самодеятельности с ее стороны.
– Есть, – приложила ладонь к своей панаме Машка, а потом, широко улыбнувшись, что-то сказала Виктории на ломаном испанском. Та прямо-таки расцвела.
– Что она ей сказала? – поинтересовался я у Кристинки, видя, что стоящий неподалеку боевичок из местных буквально прыснул от Машкиных слов.
– Ну, – замялась она, вопросительно-уничтожительно глядя на Машку. – Это трудно перевести…
– А все-таки?
– Это, тарищ майор, сленговое выражение местных индейцев, крестьян-погонщиков. Общий смысл сказанного в том, что товарищ старший лейтенант пригрозила Виктории, в случае неподчинения, противоестественной интимной близостью…
Тупикова, которую Кристинкин перевод, видимо, вполне удовлетворил, продолжала мило улыбаться. Я на это только укоризненно покачал головой – испанский-то я знаю на зачаточном уровне, но вот то, что в Машкиной тираде явно упоминался длительный или множественный половой акт с ослом или мулом (а может, еще какой вьючной скотиной), я все-таки уловил. Опять пытаются меня дурить, засранки. Ничего, я им это припомню…