Навестивший нас полицейский явно не принадлежал к сливкам местных правоохранительных сил и не был выбран для расследования убийства.
В моем сознании возник образ Мэриэл, рвущей цветы с клумбы городского парка. Словно некий безумный адвокат-защитник, я взяла со стола кувшин с увядшими ноготками.
– Эти цветы никак не могли быть сорваны полчаса назад.
Пожалуй, он не был так уж глуп и мгновенно возразил на мой довод:
– Эти – нет. Их она нарвала раньше. За подобным она была замечена не один раз.
Бедная Мэриэл. За все ее труды по спектаклю хоть кто-нибудь должен был поднести ей букет. Я была готова дать пинок самой себе, что не подумала об этом.
– Я уверена, что здесь какое-то недоразумение.
– Ах, – медленно произнес он, словно раздумывая, на чем бы подловить меня. – Но тогда где же мисс Джеймисон?
Это был хитрый вопрос. И я чуть не сказала: так она же позади вас, потому что в этот самый момент Мэриэл появилась на верхних ступенях лестницы, ведущей в полуподвал. Она держала в руке корзинку с покупками, которые были закрыты сверху небольшим куском белой материи, а уж на ней лежал пучок гиацинтов, голубые цветы и зелень стеблей и листьев которых ярко выделялись на фоне материи.
Мэриэл всегда поражала меня своей сообразительностью и быстротой реакции. Я думаю, только такой характер и может быть у человека, который способен ставить пьесы, руководить актерами и создавать чудеса драмы, держа при этом свои вещи в ящике из-под чая.
– В ванной, – произнесла она одними губами, показывая в то же время большим пальцем, что она войдет через парадный вход.
После этой мимической сценки она тут же исчезла.
– Она сейчас в ванной, – сообщила я.
– В ванной? – В голосе констебля прозвучало сомнение. Судя по всему, он явно не поверил в то, что обитатель каморки в полуподвале может располагать ванной комнатой.
– Пожалуйста, войдите, констебль. Я скажу ей.
Полицейский осторожно вошел в комнату, будто ожидая некой ловушки, снял свой форменный шлем и прижал его к груди, как щит. Я взяла со стола записку Мэриэл и сунула ее в карман.
Это мое движение тут же вызвало его подозрительный взгляд.
– Констебль, если вы собираетесь вернуться в полицейский участок, то не будете ли так любезны передать этот конверт инспектору Чарльзу из Скотленд-Ярда?
Я протянула ему конверт со своими показаниями.
Его тон немедленно изменился от близкого к угрожающему до почти подобострастного:
– Да, конечно, мадам, передам обязательно.
Пока он прятал конверт в карман своего мундира, я взяла с раковины водопровода старое поношенное полотенце. Быстро прошла через заднюю дверь и поднялась по неосвещенной лестнице на первый этаж. Мэриэл стояла здесь, явно сомневаясь: оставаться ли здесь или продолжить свой путь и юркнуть в ванную. Корзина с покупками и цветами стояла на полу.
Я протянула ей полотенце со словами:
– Обмотай вокруг головы.
– О, отлично проделано!
Мэриэл схватила полотенце и обернула в него свои волосы. Сбросив с ног туфли, она прошептала:
– Кто-нибудь видел, как я брала молоко?
– Не молоко.
– Тогда яйца?
– И не яйца.
– Тогда какого же черта он приперся…
– Тебя видели рвущей цветы.
– И из-за этой мелочи… Я думала, у них есть более серьезные вещи, которыми стоит заняться. Цветы все равно завянут. А так я могу получить от них хоть немного удовольствия.
Она стала спускаться по лестнице, бормоча про себя:
– У меня нет времени, чтобы разгуливать по паркам, нюхая цветочки и наслаждаясь флорой. Я занятая женщина. И если я могу получить толику наслаждения за счет налогоплательщиков…
– Ш-ш-ш… Он же не глухой, – прошипела я. Удивиательно, что такой дуайен[32] театральных подмостков не чувствует, что ее сценический шепот хорошо слышен.
Намеренно повысив голос, Мэриэл произнесла:
– Что, в наше время девушка уже не может вымыть голову? – А, войдя в комнату, просияв, улыбнулась констеблю: – Доброе утро, офицер.
Он сделал шаг назад от ее ящика из-под чая, как будто тот обжигал ему пальцы.
– Доброе утро, мисс. – Прищурившись, он обвел Мэриэл подозрительным взглядом.
Она же потерла волосы полотенцем, словно высушивая их.
На какое-то мгновение мне показалось, что полицейский сейчас сорвет с ее головы полотенце и пощупает волосы. Мысли проносились в его голове так быстро, что веки нервно подергивались. Может, он думал о том, что все знакомые ему женщины моют голову вечером пятницы, а не утром в субботу?
– Я – Мэриэл Джеймисон. А это моя давняя подруга миссис Шеклтон, которая любезно приехала сюда вчера, чтобы побывать на последнем представлении моей постановки пьесы «Анна из “Пяти городов”». Вы видели этот спектакль, офицер?
– Спектакль не смотрел, но видел объявления о нем.
Туман подозрительности начал рассеиваться на его широком лице. Дама из театральной среды не обязательно должна мыть голову по тому же графику, что и другие женщины.
– Леди, проходя по парку, видела, как некая женщина, по приметам похожая на вас, рвала нынешним утром цветы в Западном парке.
Мэриэл вздохнула и заправила прядь волос, выбившуюся из-под полотенца.
– Боюсь, я человек не очень-то приметный. Она, должно быть, перепутала меня с кем-то другим. Не составите ли вы нам, констебль, компанию за чашкой чая?
Чайник, закипев, начал пофыркивать. Констебль напряженно обдумывал ее предложение. А я, стоя ближе всех к черной лестнице, услышала какой-то едва уловимый шум за внутренней дверью. Кто-то подслушивал.
– Чайник почти закипел, – сообщила Мэриэл.
Слово «почти» вряд ли правильно описывало то, что сейчас происходило с чайником. Констебль, наконец приняв решение, надел свой шлем и откланялся.
Только когда за ним закрылась внешняя дверь, раздался негромкий стук в дверь внутреннюю. В полумраке прохода для слуг стоял капитан. Он показался мне не таким высоким, как накануне вечером.
– Все в порядке, леди?
Мэриэл размотала полотенце с головы.
– Заходите, капитан.
– Что хотел от вас этот констебль? Я не разобрал ни единого слова. Не слышал, о чем был разговор.
Мэриэл провела рукой по волосам.
– Он хотел знать, не довелось ли мне видеть человека, кравшего в парке цветы.
– Кравшего муку?[33]
– Нет, цветы – цветы с клумбы.
– И что вы ему сказали?
– Что, конечно, не видела, иначе сразу бы сообщила в полицию, – ответила Мэриэл, доставая расческу.
Капитан покачал головой и с явным усилием произнес:
– Цветы? Суета и ерунда по поводу каких-то цветов. Им что, этим полицейским, совсем нечем заняться? Я уж было подумал, что-нибудь случилось с Люси.
Мэриэл на секунду прекратила расчесывать волосы.
– Что-то не так, капитан?
– Нет, нет. Все в порядке.
Он повернулся, чтобы вернуться к себе. На первой ступеньке он, похоже, запнулся, но тут же восстановил равновесие.
У Мэриэл округлились глаза. Она показала пальцем на верхнюю площадку лестницы.
– Корзина! – прошептала она. – Я оставила ее на площадке.
Я кивнула ей в знак того, что принесу ее, и повернулась, чтобы последовать за капитаном вверх по крутой лестнице. Он шел раздражающе медленно, опираясь рукой о стену. Одолев все ступени, он остановился на площадке, явно не собираясь как можно быстрее скрыться в своей квартире. Повернувшись, он посмотрел мне в лицо. Спрашивал ли он себя, зачем я последовала за ним по лестнице? Наклонившись, я подняла корзину, набросив белую материю на цветы.
Протянув дрожащую руку, словно желая прикоснуться ко мне, он сказал:
– До вашего отъезда, миссис Шеклтон, не будете ли вы так любезны заглянуть ко мне для конфиденциального разговора?
Я помедлила с ответом, не понимая, о чем он хочет побеседовать со мной.
– Но это только между нами. Ничего общего с мисс Джеймисон… – Он кивнул в сторону комнаты Мэриэл. – Сугубо личный разговор, если вы не возражаете.
Я осторожно надела корзину на руку, помня, что в ней находятся украденные яйца и молоко[34], а также цветы.
– Хорошо, капитан. Я зайду к вам после завтрака.
Я подобрала туфли, которые Мэриэл сбросила с ног.
Интересно, что именно капитан собирается приватно сообщить мне? Какие-нибудь сведения о Джеральде? Хотя, конечно, моя надежда смехотворна.
Он медленно побрел к двери своей собственной квартиры, как человек, преодолевший долгий путь.
Неся корзину и яйца, я стала спускаться вниз по лестнице, тоже двигаясь довольно медленно, словно его неторопливость передалась и мне.
Мэриэл стояла над чугунной сковородкой, на которой трещали ломтики топящегося жира. Я поставила корзинку на стул и протянула ей утиные яйца.
Она тут же выпустила первое из них на сковородку.
– Не слишком ли оно большое? Может, мы его поделим?
– Хорошо. Ты будешь делать болтунью?
– Да. Надо еще каплю молока. Плеснешь?
Я нашла в корзине молоко и плеснула немного прямо на сковороду. Оно зашипело, и Мэриэл принялась разбалтывать желтки.
– Спасибо, что разобралась с нашей местной полицией, Кейт. Было бы как-то неловко давать показания перед местными судьями, вроде тех, что я давала мистеру Уитли. Ты спасла мою шкуру.
– Но не было же никакой необходимости обирать людей, Мэриэл! Мы могли бы просто выйти и позавтракать где-нибудь. И я бы купила тебе букет цветов.
– Все это как-то слишком буржуазно, – сказала Мэриэл, отметая мои слова взмахом руки. – Ты мой гость, и должна сытно позавтракать. Как правило, я веду себя по правилам, но тут вся моя наличность ушла на это представление. Театр страшно прожорлив, Кейт. Однажды он проглотит и мое сердце.
Я расставила на столе тарелки и разложила столовые приборы. Ноготки склонили свои увядшие головки. Я поменяла воду в кувшине и сменила ноготки на свежие гиацинты, добытые благодаря муниципальной щедрости Харрогейта.