Он покрутил в воздухе своей тросточкой и сделал несколько шагов, имитируя походку Чарли Чаплина, по выгородке в мезонине, а потом обратно, по направлению к танц-классу. Еще пара секунд – и он бы исчез в своей стране фокстрота.
– Люси пришла к вам домой после спектакля и вечеринки прошлым вечером.
Он энергично покачал головой:
– Нет, нет, нет.
Одного «нет» было бы вполне достаточно.
Не было никакой возможности представить эту ситуацию как можно тактичнее.
– Ее и Элисон заметили около вашего дома, а потом их больше никто не видел.
Месье Гиртс напрягся, на его скулах заиграли желваки.
– И кто же это утверждает?
– Мне еще предстоит побеседовать с ними. Но если вы расскажете мне всю правду, это поможет сэкономить время и хлопоты.
– Люси не была в нашем доме.
Мы довольно долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова.
– Месье Гиртс, думаю, вам не нужны новые проблемы, кроме тех, что вы уже имеете.
– Что вы имеете в виду?
Инспектор Чарльз просил меня не распространяться о найденном теле, но я была уверена: Гиртс уже знал об убийстве Милнера, точно так же, как об этом знал и мистер Крукер.
Взгляд широко раскрытых глаз месье Гиртса был искренен и наивен, словно вовсе не ему жертва преступления совсем недавно наставила рога.
– Две девушки пропадают в ночь убийства мистера Милнера.
Он побледнел.
– Но полиция же не думает… Не Люси же…
– Я не знаю, что думает полиция. У меня уже взяли показания, и я думаю, что возьмут и у вас. Полиция также хочет опросить Люси и Элисон. Я думаю, вы знаете, где они находятся. Не лучше ли вам будет сказать это мне, а не инспектору Скотленд-Ярда?
Месье Гиртс сунул руки в карман, чтобы я не заметила, как они дрожат.
– Возвращайтесь к своим ученикам, если вы предпочитаете разговаривать с полицией о Люси и Элисон.
Я начала поворачиваться к выходу, давая ему шанс остановить меня. Он приблизился ко мне все тем же танцевальным шагом на два такта.
– Куда вы сейчас пойдете? Если Люси пропала, мне это тоже не все равно.
– А как вы думаете, куда я направлюсь?
Месье Гиртс облизнул пересохшие губы. Потом пригладил усы, будто кто-то сказал ему, что к ним прилипли крошки пищи.
– Погодите. Весь город уже говорит о мистере Милнере. Я знаю полицию. Они сложат два и два и решат, что дело в шляпе.
Я, не двигаясь, ждала продолжения.
На его лбу выступили капли пота.
– Я ничего не имею против мистера Милнера. Он настоял на том, чтобы реклама нашей школы в программке спектакля была напечатана за его счет.
– Я беспокоюсь только о том, чтобы найти Люси и Элисон.
Он покачал головой:
– Люси? Я ничего не знаю про нее. Что до Элисон, то вам нужно поговорить с моей женой.
– Обязательно поговорю. Будьте добры, подскажите адрес, месье Гиртс? – С этими словами я достала свой блокнот.
Словно собираясь с духом, он несколько мгновений смотрел на свои ноги, а потом назвал адрес.
– Благодарю вас.
Его длинные тонкие пальцы прикоснулись к моему запястью.
– Видите ли… она еще не выходила из дому сегодня… моя жена, так что… она еще не знает о смерти мистера Милнера.
В комнате за нашими спинами тапер перестал наигрывать танцевальную мелодию. С первого этажа до нас донесся приглушенный детский плач. Просил ли месье Гиртс сказать его жене про смерть Милнера, или, наоборот, не говорить об этом? Похоже, он сам не знал, что предпочесть.
– Мои ученики, – произнес он, поворачиваясь спиной ко мне.
Осторожно ступая и внимательно глядя себе под ноги, я спустилась по кованой винтовой лестнице на первый этаж.
Как бы я хотела ничего не знать о мистере Милнере и мадам Гиртс. Как бы я хотела не чувствовать себя обязанной рассказать инспектору, что месье Гиртс почти наверняка видел их вместе в гардеробной.
– Доброе утро, миссис Шеклтон.
Это приветствие вывело меня из задумчивости. Со мной поздоровался инспектор Чарльз, словно я своими размышлениями его материализовала.
– Только не говорите, что вы справлялись о том, как бы записаться в школу танцев.
Я послала ему улыбку, которая, надеюсь, выглядела вполне любезной.
– Да я вроде и так уже неплохо танцую.
Он приподнял шляпу:
– Совершенно в этом уверен.
С этими словами он стал подниматься по винтовой лестнице.
Встреча с инспектором Чарльзом в галерее, поднимающимся для разговора с месье Гиртсом, расстроила меня. Месье Гиртс может вспомнить о встрече со мной прошлым вечером в коридоре театра, когда он заглядывал в гардеробную в поисках своей жены. Он вполне мог сообразить, что одна из двух женщин предали его: его собственная жена или я. «Выбрось это из головы, – сказала я себе. – Делом об убийстве занимается Скотленд-Ярд, а не ты». Кроме того, я была уверена, что инспектор Чарльз меня не выдаст. К тому же, если уж я узнала про связь между Лоуренсом Милнером и мадам Гиртс, то об этом наверняка знали и все остальные.
Глава 20
Это была улица совершенно одинаковых, расположенных уступами домов, проходившая недалеко от железнодорожного вокзала. Стоя у парадной двери, я слышала трель звонка, раздававшегося внутри дома Гиртсов. На звонок из дома никто не вышел. Обойдя дом, я подошла к его задней двери. В безукоризненно выметенном дворе стояли глиняные горшки с росшими в них мятой, зеленым луком, петрушкой и тимьяном. Я постучала в заднюю дверь.
На подоконнике росла герань с высоким стеблем, несколько ее лепестков упали на чисто вымытый подоконник. Оконные ставни были прикрыты. Сквозь небольшую щель между ставнями я смогла разглядеть уютную кухню с квадратным столом и стульями с плетеными спинками. На столе стояли чашка с блюдцем и кофейник.
Я опять постучала в дверь.
Снова не получив никакого ответа, я отступила во двор и, повернувшись, бросила взгляд на окно спальни. Показалось, или там и вправду шевельнулась занавеска?
Постучав в дверь еще раз, я принялась копаться в своей сумочке, разыскивая там кое-что себе в помощь. Такая штука нашлась. В начале этого лета, когда я занималась делом Брейтуэйт, Гектор, жених Табиты Брейтуэйт, подарил мне на память свой старый скаутский нож. Открыв одно из его лезвий, я просунула его под удерживающий подъемную раму окна крючок и откинула его. После этого рама легко поднялась. Я осторожно сдвинула на подоконнике горшки с геранью и забралась внутрь дома.
В кухне пахло свежезаваренным кофе, кремом для обуви и дрожжами, как будто совсем недавно поставили бродить тесто. Из-за двери, ведущей из кухни, внезапно раздался глухой удар и вскрик. Задев длинную связку чесночных головок, свисавшую рядом с сушилкой для белья, я быстро пересекла небольшую кухоньку, пнув по дороге жестяную ванночку, вода в которой была еще достаточно горяча, поскольку над ней поднимался пар.
У подножия лестницы лежала молодая женщина, согнувшись от боли, обхватив себя руками и издавая стоны.
Я склонилась над ней.
Она взглянула на меня полными слез глазами, ее круглое лицо было обильно покрыто потом и искажено болью. Женщина была босой. Единственное ее одеяние – ночная сорочка – промокла насквозь. Длинные черные волосы падали прядями на ее лоб и щеки.
Несколько секунд я смотрела на нее, не узнавая, возможно потому, что ожидала увидеть здесь Люси или мадам Гиртс. Из глаз лежавшей хлынули слезы, а стоны превратились в рыдания.
– Элисон! Что случилось? Дай я тебе помогу. Ты сможешь встать?
– Думаю, сможет.
Услышав этот голос, я взглянула наверх.
На верхней площадке лестницы спокойно стояла, напоминая статую, мадам Гиртс, одетая в косо обрезанную голубую юбку из льна и белую блузку, с безукоризненно уложенной прической на голове.
– Бедное дитя, – произнесла она, своим выработанным долгой привычкой шагом медленно скользя по ступеням лестницы вниз. – Она упала.
Когда я помогла Элисон подняться на ноги, ее рыдания превратились во всхлипывания.
– Ты упала? – спросила я.
Ответ прозвучал неразборчиво: то ли «ох», то ли «нет».
Мадам Гиртс выпрямилась во весь свой рост, составлявший четыре фута и одиннадцать дюймов[50]. Она стояла на три ступени лестницы выше нас, что давало ей возможность смотреть на нас сверху вниз.
– Конечно, она упала. Или вы хотите сказать, что я столкнула ее?
Мадам Гиртс подошла поближе к Элисон. Теперь мы все трое стояли тесной группой у подножия лестницы, почти не имея возможности пошевелиться.
Мадам Гиртс попыталась было увести Элисон вверх по лестнице.
– Не говори. Тебе надо прилечь.
– Но мне больно, больно.
– Что у тебя болит? – спросила мадам Гиртс.
– Ради всего святого, мадам! – сказала я. – Да у нее болит все тело. Она только что пересчитала им двенадцать ступеней лестницы.
– Пятнадцать ступенек, – всхлипнула Элисон.
– Тогда поднимайся вверх на эти пятнадцать ступенек, – распорядилась мадам Гиртс.
Не обращая внимания на ее слова, я помогла Элисон войти в комнату первого этажа, которая было одновременно кухней и гостиной. Своими босыми ногами Элисон ступила в расплесканную мной воду из жестяной ванны.
Мадам Гиртс следовала за нами.
– Кто впустил вас в дом, миссис Шеклтон?
– Я сама.
– Но…
– Вы должны были слышать, как я стучала во все двери.
Я подвела Элисон к виндзоровскому креслу у печки.
– Значит, теперь дом англичанина не его крепость. А что, есть закон открывать дверь после стука в нее?
– Есть закон, не позволяющий сталкивать девушку с лестницы.
– Сталкивать ее? Сталкивать ее?
– Она… она… – сдавленно пробормотала Элисон сквозь всхлипы, – она не… я упала. Я поскользнулась на лестнице и упала… она не толкала…
Мадам Гиртс прошествовала мимо меня и повернулась к Элисон.
– Тебе лучше прилечь, Элисон.
Я встала между мадам Гиртс и девушкой.
– По всем признакам, я не думаю, что вы можете указывать, что лучше для Элисон.