Все будет хорошо. Именно эти слова я сказала Элисон. Повторив слова Джеральда.
Нет, Джеральд. Далеко не все будет хорошо.
Перед тем, как добраться до дома Милнеров, мне пришлось сесть на какую-то приступочку и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Это было тогда. Теперь это снова меня настигло. Уже не юная невеста, теперь я была вдовой, со своими намерениями и целями – и работой, которую требовалось сделать.
Здания на этой улице стояли далеко от тротуара – так что почтальонам надо было проделать еще и приличный отрезок пути до дома.
Мэриэл рассказала мне, что половина молодых зрительниц в театральной аудитории влюблены в Родни Милнера. Он красив в стиле ведущего героя какой-нибудь костюмированной драмы – с резко очерченными скулами, густой светло-рыжеватой шевелюрой и твердым взглядом серо-стальных глаз. Хотя и несколько ходульные, его манеры на сцене соответствовали его роли – Генри Майнорса, человека, самостоятельно добившегося успеха в бизнесе. Лишь иногда раскованность его поведения раздражала. Это происходило тогда, когда сидевший в первом ряду мистер Милнер нес всякий вздор и, дымя сигарой, отпускал остроумные, по его мнению, замечания относительно игры своего сына.
С определенным трепетом я взялась за дверной молоток в виде злобной горгульи, размером и весом напоминавший скорее кувалду молотобойца, и постучала в дверь. Спустя несколько мгновений дверь открыла дебелая матрона с большим передником. Губы ее были скорбно поджаты. На меня уставились ее покрасневшие от слез глаз. За осознание того, что кто-то мог оплакивать смерть Лоуренса Милнера, на несколько секунд лишило меня дара речи. Она в нетерпении нарушила мое молчание:
– Да?
– Я – миссис Шеклтон. Могу ли я видеть мистера Родни Милнера?
Я не хотела, чтобы она подумала, будто я хочу взглянуть на тело убитого.
– Он в демонстрационном автосалоне.
– В самом деле?
Мне следовало выказать свое удивление.
– Вы слышали? – спросила она. – Про его владельца.
Я приличествующим случаю печальным голосом сообщила:
– Именно я обнаружила тело мистера Милнера и вызвала полицию.
Ее отношение мгновенно изменилось.
– Значит, вы были с ним знакомы?
– Мы познакомились совсем недавно, во время спектакля. Но в результате всех этих обстоятельств я решила, что могу зайти к Родни и выразить ему соболезнования.
– Как я и сказала, он в демонстрационном зале автосалона. Полиция выразила намерение побывать там ближе к концу дня, а ключ от зала у мистера Родни. Он решил, что должен был там.
– Как вы думаете, он не будет против, если я зайду туда к нему?
Из уголка ее глаза выкатилась слеза, которую она поспешила вытереть своим фартуком.
– Бедный парень в таком состоянии, что не способен возражать или не возражать.
Таким образом, как я поняла, слезы проливались не по Лоуренсу, а по Родни.
– Вы, должно быть, устали открывать двери все утро.
Она только вздохнула:
– Этого следовало ожидать. Первым появился парень из местной Торговой палаты. Не представляю, как он узнал. Заходила еще мисс Джеймисон, эта театральная дама, и капитан Уолфендейл.
Как это любезно со стороны Мэриэл, подумала я. Несмотря ни на что, у нее хватило такта выразить соболезнование.
– Погодите минуту! – Экономка уставилась на меня, теперь ее взгляд выражал подозрение. – Но ведь мисс Джеймисон сказала, что это она обнаружила мистера Милнера.
– Мы были вместе с ней, – рассеяла я ее подозрения. – Ладно, извините, что я вас побеспокоила. Пойду загляну в демонстрационный зал.
Идя обратно к воротам от дома Милнеров, я задалась вопросом: был ли капитан у своего бывшего сослуживца, дабы выразить соболезнование в связи с его смертью, или же полагал, что Родни может что-нибудь сообщить ему о Люси? Если Уолфендейл был так близок с Родни, что немедленно отправился к тому с соболезнованиями, то меня озадачивала его сдержанность всего несколько часов назад, когда он еле-еле признал, что Лоуренс Милнер был его другом. Возможно, разгадка заключалась в определенном снобизме старика. В конце концов, капитаны обычно не становятся закадычными друзьями капралов. Однако их определенно что-то связывало. Милнер проговорился, что некий «старый товарищ» помог ему, когда он сидел на мели, и тогда он приехал в Харрогейт и открыл свое дело. Все любопытнее и любопытнее. Если Уолфендейл помог ему тогда некоей суммой денег, то довольно странно, что теперь он считает медяки, в то время как Милнер процветает. В общем, я уже начинала жалеть, что согласилась помочь капитану. Хотя, в конце концов, если уж он смог самостоятельно добраться до Родни, то в состоянии и сам начать разыскивать Люси. Я согласилась помочь ему только потому, что старик выглядел едва ли не на грани потери сознания.
У тебя есть свое собственное дело, Кейт Шеклтон, которым тебе и следует заниматься, сказала я себе. Пропавшие драгоценности владельца ломбарда мистера Муни. Напомнив себе об этих обязательствах, я решила, что сразу же после обеда начну посещать других клиентов мистера Муни.
Демонстрационный зал автосалона «Милнер и сын» располагался на углу Соммерфилд-авеню и Лидс-роуд. Это было дерзкое в своей футуристической простоте треугольное здание, которое выглядело так, словно собиралось двигаться вперед и было готово снести все, что ему помешает. Камни фасада, облицованные белым фарфором, образовывали фриз поверх зеркального стекла витрины. Поверх них, на втором этаже, шел ряд отделанных металлом окон поменьше. Два новых с иголочки автомобиля «Уолсли», выставленных в витрине, соперничали друг с другом своими обводами и привлекали внимание прохожих. В глубине демонстрационного зала были расставлены несколько менее новых автомобилей, один из которых очень походил на мой, превосходя его качеством полировки.
Здание было построено в столь авангардистском стиле, что я поначалу даже не могла сообразить, где находится вход. По другую сторону стекла витрины усталый старик в коричневом комбинезоне, склонившись, медленно и методично работал шваброй. Заметив меня, он понял мои трудности и указал на входную дверь слева от меня. А сам тем временем приблизился к этой стеклянной двери и молча указал мне пальцем на табличку, гласившую: «Закрыто в связи с тяжелой утратой». Разыграв небольшую пантомиму, я дала ему знать, что пришла поговорить с Родни Милнером.
Уборщик открыл мне дверь.
Войдя в демонстрационный зал, я погрузилась в атмосферу блеска полировки и запаха кожи. Уборщик прижимал ручку швабры так плотно к себе, словно без опоры на нее немедленно упал бы, и стоял так близко ко мне, что я могла слышать его неглубокое хрипящее дыхание и ощущать «аромат» тела, насквозь пропитанного никотином.
– Добрый день, мисс, – вежливо произнес он с мягким ирландским акцентом. – Мистер Родни в офисе, но он просил его не беспокоить.
– Все в порядке, я знаю его.
Однако уборщик по-прежнему стоял, загораживая дорогу, ручка швабры несколько наклонилась вперед, готовая превратиться в оружие.
– Я пришла, чтобы выразить свое соболезнование. Именно я обнаружила тело мистера Милнера.
Пока он обдумывал эту информацию, я обогнула его и направилась к офису, вход в который заметила слева.
Постучав в дверь, я открыла ее.
– Родни, могу я войти?
Родни с первого взгляда производил впечатление светского человека. Он был облачен в темный шерстяной костюм, о складки отутюженных брюк, казалось, можно было порезать палец.
Родни поднялся из кресла. Как будто забыв на какое-то мгновение о ситуации, он «включил» полупрофессиональную краткую улыбку. Улыбка эта излучала уверенность в том, что у посетителя салона есть все наилучшее в жизни. А уверенная манера поведения хозяина салона словно говорила посетителю: «Я в этом салоне просто потому, что мне приятно здесь с вами встретиться, а не по необходимости торчать тут».
Но эта выработанная практикой улыбка никак не соответствовала выражению его глаз, и он стер ее с лица, когда протянул мне руку.
– В полиции сообщили мне, что это вы обнаружили отца.
– Я хотела сказать, Родни, что мне очень жаль.
– Спасибо. Для вас, должно быть, стало шоком увидеть его тогда в том дверном проеме.
– Я должна была бы сказать это вам, что для вас стало шоком узнать о его смерти.
– Может, вы присядете? Довольно необычно для меня находиться здесь, когда на двери висит этот знак. Обычно по субботам здесь много посетителей. Сегодня же это… Я хотел сказать, как на кладбище… Мне как-то не по себе.
– Извините меня, мистер Родни. – В приоткрытую дверь просунулась голова уборщика в комбинезоне.
– Да, Оуэн?
– Не угодно ли вам по чашке чаю?
Родни вопросительно взглянул на меня. Я кивнула:
– Да, благодарю вас, Оуэн.
– О, сэр, я буду вам нужен на следующей неделе?
– Ну, конечно, – ответил Родни немного удивленно. – Разумеется, не в понедельник. Мы будем закрыты в знак уважения памяти моего отца, а затем в день похорон, но я еще не знаю, когда его назначат. Однако я хотел бы, чтобы вы пришли первым в понедельник, чтобы гарантировать наличие знака на двери. Я уже говорил со старшим техником, но желал бы, чтобы вы были здесь на случай, если кто-то из механиков не получит сообщения и придет на работу.
– Благодарю вас, сэр, – скорбно произнес Оуэн, но мне показалось, что в его голосе прозвучало нечто вроде удовлетворения или облегчения.
Рискуя показаться излишне любопытной, я бросила на Родни вопросительный взгляд.
– Мой отец уволил его. Сказал, что он слишком медлителен. Сегодняшний день должен был стать для него последним на этой работе, Оуэн был предупрежден неделю назад. Но я оставлю его на работе. Какое имеет значение, будет ли он мести демонстрационный зал или чистить автомобиль от пыли двадцать минут или тридцать пять?
Мне пришло в голову, что со смертью старшего Милнера их семейный бизнес может улучшиться. Родни не похож на одного из тех современных молодых людей, которые дают полученному наследству утечь сквозь пальцы.