Несколько недель тому назад, когда я делала рекламные фотографии Родни для программы спектакля, он всем существом излучал уверенность, но как-то слишком живо, словно делал это нарочито – как бы надевая ее на себя подобно тому, как он каждое утро закалывал галстук. Обстановка показалась мне слишком домашней: Родни сидел в кожаном кресле, с фотографиями автомобилей, развешанными на стене за его спиной.
– Это твой собственный офис? – спросила я.
– Теперь да. Раньше мы делили его с отцом. Когда мы были здесь одновременно, я обычно сидел там, где вы сейчас, или выходил в демонстрационный зал или в мастерскую, чтобы найти там себе какое-нибудь занятие.
– Тебе это нравится?
– Да, и очень. Но я не убивал отца, чтобы завладеть всем этим.
– Родни!
– Похоже, именно так думает инспектор Чарльз.
– Я уверена, что нет.
Родни взмахнул рукой, указывая на пустые полки на стене.
– Он прислал человека, и тот забрал все наши бухгалтерские книги и банковские выписки, чтобы проверить, имел ли отец долги перед кем-то, из-за которых его и могли убить.
– У него были враги?
– Чтобы я знал о ком-то – нет. Понимаете, есть различие между недоброжелателями и врагами. Отца и в самом деле не любили. Но с какой стати кому-то убивать его?
Родни на мгновение замолчал. Я снова вернулась мыслями во вчерашнее представление, вспоминая, как сидела в первых рядах, когда занавес начал подниматься. Опоздавший мистер Милнер стал пробираться на свое место, шумно прося прощения, размахивая сигарой, стряхивая с брюк сигарный пепел, и наконец уселся, не преминув откашляться. На сцене Родни в этот момент на секунду сбился с текста своей роли. «Мой сын, – громким шепотом произнес тогда Милнер, выпуская клуб дыма. – Он скажет, что я опоздал нарочно».
Словно прочитав мои мысли, Родни добавил:
– Отец задвигал людей, считая их ниже себя. Такая уж у него была манера. Но это не значит, что у него имелись враги.
Я попыталась сказать что-нибудь доброе про него:
– Мистер Милнер создал великолепное дело. Возможно, некоторые люди ему завидовали.
– На много миль вокруг никто из дилеров автомашин даже не приблизился к нашим результатам, но, насколько я знаю, они не испытывают к нему такой неприязни, чтобы пойти на убийство. Не могу представить, кто бы хотел его убить. Полиция сообщила, что он не был ограблен, его бумажник остался в его кармане. Если бы его ограбили, это могло бы стать объяснением.
– У тебя есть родственники или друзья, которые могли бы пока побыть с тобой? В ближайшие недели и месяцы тебе будет тяжело одному.
Родни взял со стола карандаш и начал нервно вертеть его в руках.
– Миссис Гульд, наша экономка… Она… когда моя мать умерла, отец оставил ей много ее вещей.
– А когда умерла твоя мать, Родни?
Он нервно сглотнул.
– Два года тому назад.
В этот момент Оуэн внес поднос, на котором стояли заварной чайник, молочник, сахарница и две чашки. Он поставил поднос на стол.
– Может быть, мне выйти и купить вам что-нибудь к чаю? Печенья, булочек? Или чего-нибудь покрепче для вас, мистер Милнер?
Родни взглянул на меня. Я отрицательно покачала головой:
– Не для меня.
– Нет, благодарю вас, Оуэн.
Теперь я была рада, что решила зайти в автосалон. Бедный Родни казался таким одиноким.
Я перемешала чай в заварном чайнике, а затем разлила молоко по чашкам.
– Твоя мать умерла так недавно. Это все тяжело для тебя.
Родни, не отрываясь, смотрел на струйку чая, лившуюся из чайника. Когда обе чашки наполнились, он заметил:
– Вы разливаете чай совсем как моя мать. Как будто не доверяете носику чайника.
– Что ж, такое порой бывает, – сказала я, – в особенности, если это незнакомый чайник.
– Могу я вам кое-что рассказать?
– Я хочу, чтобы ты поделился со мной. Я знаю, как бывает тяжело, когда теряешь кого-то из близких.
– Отец свел мою маму в могилу. Он ужасно с ней обращался.
С этим признанием словно что-то покинуло его. Родни будто стал меньше, сжавшись в своем кресле. Я же была ничуть не удивлена услышанным, хотя и жалела, что мне пришлось услышать эти слова.
– Но каким образом? – спросила я.
– О… запугивая… он может стереть вас. Да, к тому же… другие женщины… Так я чувствовал…
– Ты был слишком молод, чтобы помочь ей?
– Я не знал, как это сделать.
– А теперь ты бы смог, будь она жива.
– Если бы она была жива, я бы сделал все для нее. Я ненавидел отца за его поведение. Но я не убивал его…
Мне казалось, что для Родни было бы лучше не твердить о том, что он не убивал отца. Но я могла понять его чувство вины и то, что заставляло его повторять этот «неправильный» ответ. Едва зная мистера Милнера, я не могла испытывать сожаления о его смерти, разве что чувствовала некий шок от обстоятельств ее наступления. Не желая разрушать тон нашего разговора, я пододвинула сахарницу к Родни и ждала. Он положил в свою чашку с чаем две с верхом ложечки сахара и очень медленно размешал его.
– Прошлой ночью я не мог заснуть. Я думал о том, что у мамы был другой парень, который заботился о ней, но она предпочла выйти за отца.
– Она сама рассказала об этом?
– Миссис Гульд, наша экономка, она рассказала мне это после смерти матери.
– Полагаю, это та самая миссис Гульд, которая и открыла мне дверь.
Таким образом, слезы она проливала по Родни и его матери.
– Прошлой ночью – ладно, ранним утром, после визита полиции – я снова и снова перебирал все возможные варианты. Дошел даже до того, что это ее бывший жених снова появился здесь, узнав, как отец обращался с мамой, и отомстил ему. Это неправдоподобно?
– Наше сознание обычно изучает все возможности, независимо от того, хотим мы того или нет.
Я прекрасно знала это по себе. Именно поэтому мне так нравилось работать детективом. Это давало моему сознанию возможность обдумывать что-то реальное, а не блуждающие огоньки или несбыточные надежды. Однако проблема была в том, что после получения телеграммы военного министерства с сообщением о том, что мой муж пропал без вести в бою и предположительно погиб, мое воображение немедленно интерпретировало это сообщение ровно наоборот. Пропал, но предположительно жив.
Сосредоточенно и в полном молчании мы допивали чай.
Когда чашки опустели, я спросила:
– Твоя мать помогла отцу начать этот бизнес?
Родни удивленно взглянул на меня:
– Не думаю. Но почему вы спрашиваете?
– Да просто интересуюсь. Мистер Милнер был капралом, к тому же еще довольно юным, когда расстался с армией. А чтобы начать такое дело, нужен немалый капитал.
– Забавно, что вы об этом спрашиваете, – заметил Родни, зажигая сигарету. – Кое-кто совсем недавно тоже задавал мне это вопрос.
– О! Могу я спросить, кто?
Он покраснел.
– Это была Элисон. Ты же знаешь, она очень быстро соображает. Научилась этому в секретарской школе, ведет расчеты и все такое прочее. Сейчас работает на одного адвоката.
Теперь настала моя очередь потерять дар речи. Как же Элисон сглупила, ничего не сказав о своей беременности Родни и доверившись Оливии Гиртс, которая тут же побежала к отцу Родни с этой новостью. Мое воображение тут же нарисовало картину того, как они вдвоем ломают себе головы над этой проблемой.
Изо всех сил сохраняя нейтральный тон, я спросила:
– И что ты рассказал Элисон?
– Да только то, что сам конкретно ничего не знаю. Мама однажды обмолвилась, что отец раздобыл деньги у капитана Уолфендейла и мы, вероятно, должны быть благодарны ему за это. Она даже как-то приглашала капитана, мисс Фелл и Люси на воскресный ужин.
Значит, я оказалась права. Существовала какая-то финансовая связь между капитаном и Милнером. И она была такого рода, что капитан имел причины негодовать. Интересно, открыл ли мистер Чарльз эту связь?
– Вы были очень близки с Люси?
Родни бросил на меня острый взгляд, сразу же поняв скрытый смысл, который стоял за этими словами.
– Здесь не то, что вы имеете в виду. Мы с ней были добрыми друзьями.
Я пришла сюда, чтобы узнать что-нибудь о Люси, и теперь мне представилась прекрасная возможность сделать это.
– Ты, наверно, единственный молодой человек в Харрогейте, который не влюблен в Люси Уолфендейл.
Я испытала облегчение, увидев, что он на мгновение забыл обо всем происшедшем и от души рассмеялся.
– Именно так я и сказал Элисон. Это потому, что я знаю Люси чересчур хорошо. Когда вы спросили меня, кто мог бы пожить здесь со мной, несколько недель или месяцев, я подумал про Люси. И Элисон. Мы с ней очень близки, как вы выразились. Мы поговаривали о помолвке.
– Рада за вас. Надеюсь, вы будете счастливы.
– Никто из девушек, наверное, еще не слышал о происшедшем, иначе они бы уже пришли навестить меня. Прошлую ночь они провели у мадам Гиртс.
Таким образом, мои рассуждения получали новое направление для поисков местопребывания Люси.
– Ваша экономка сказала мне, что капитан уже побывал здесь сегодняшним утром.
– Да. Они знали друг друга много лет. Капитан Уолфендейл и мой отец воевали вместе на бурской войне, хотя и всегда спорили между собой. Нам с Люси стало весьма скучно, когда за обедом подали ростбиф, а солонки и перечницы прыгали по всему столу, разыгрывая сражение.
– В чем же они не соглашались?
– Капитан говорил, что эта война была необходима для блага империи. Отец утверждал, что вся война велась из-за золота. Мать всегда расстраивалась при этих разговорах. Она рассказывала о том, что наши солдаты сжигали фермы мирных жителей, уничтожали их скот и зерно, вынуждая буров тем самым сдаться. Она также говорила, что солдаты загоняли женщин и детей в ужасные места, которые назывались концентрационными лагерями.
Глава 22
Южная Африка, 1900 год
Капитан Уолфендейл проклинал свое невезение. Он отдал приказ взорвать повозку с боеприпасами провинции Фри-Стейт