– Вот посмотрите. Это он.
– Беррингтон Уитли?
– Он самый.
Она оглянулась по сторонам, словно желая убедиться, что никто нас не подслушивает.
– Забавный толстячок, человек с лицом цвета горящих углей, совершенно белыми волосами и густыми черными бровями. Вы не сможете ни с кем его спутать.
Говоря это, она обрисовала пальцами на своем лице упомянутые детали, чтобы я уж точно ничего не перепутала в его описании.
У меня появились подозрения.
– Но почему я не должна его ни с кем перепутать?
Официант подошел и поставил перед нами заказанные салаты. Мэриэл заговорила, лишь когда он удалился:
– Потому, дорогая Кейт, что я хочу, чтобы вы превознесли меня до небес, когда будуте сидеть рядом с ним нынешним вечером. Он же известнейший театральный импресарио из Манчестера.
– А что делает импресарио?
Мэриэл воззрилась на меня с таким видом, словно я задала этот вопрос шутки ради.
– Он ставит пьесы, разумеется, возит их по всей стране, играет на лучших сценах. Если ему понравится моя постановка… Давайте скажем ему, что это была моя постановка. Аплодируйте, пока у вас не заболят ладони. Да и крикнуть пару раз «браво» не помешало бы.
Я произнесла с некоторым сомнением:
– Не могла даже представить, что мне предстоит ходатайствовать за вас.
Она закрыла глаза, запрокинула голову и повела плечами.
– Моя жизнь вот-вот может измениться. Печенкой это чувствую!
Мы заговорили о нашем общем друге, на карнавальной вечеринке у которого в прошлый раз встречали Новый год.
Мэриэл попросила принести еще хлеба и тайком сунула его вместе с помидором в свою сумочку.
– В Харрогейте мне повезло. Мог ли кто-нибудь вообразить, что мне удастся снять зал в оперном театре для любительской постановки в разгар сезона? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я попыталась сделать первый шаг и найти что-нибудь в Лондоне, но ничего не вышло. Я была на побегушках у любовницы помощника костюмера. Каждый день казался пыткой – я просто зарывала свой талант в землю.
Я слушала ее рассказ о пошиве театральных костюмов до тех пор, пока юноша-официант не принес нам пирожные и мороженое. Мороженое, кстати, уже начало таять в послеобеденной жаре.
Мэриэл спросила у официанта, как его зовут, а затем поинтересовалась:
– Хорошо, Малколм, а что вы можете сказать нам о постановках в оперном театре на этой неделе?
– Вроде бы, мадам, там ставят переложение романа Арнольда Беннета, «Анна из “Пяти городов”».
– Вы слышали что-нибудь об этом? – спросила она.
Официант покраснел и явно собрался удалиться.
– Ну так что? – не отставала от него Мэриэл.
– Я не уверен, что читал этот роман, – сознался он. – Но мне говорили, что самая красивая девушка Харрогейта играет там довольно большую роль.
– Благодарю вас. Это воистину превосходная рекомендация.
Ответ, похоже, вполне ее удовлетворил.
– Не имеет значения, что они говорят, дорогая Кейт, пусть пока чешут языками. – Она перелистнула страницу газеты. – Прочитайте этот обзор.
Я просмотрела часть статей. Ее постановка и в самом деле заслужила немало хвалебных отзывов.
Мэриэл вытерла платком каплю мороженого с подбородка.
– Знаете, почему я выбрала для постановки эту вещь, «Анну из “Пяти городов”»?
– Действительно, объяснить довольно трудно. Я бы, например, взялась за что-нибудь уже готовое для постановки. – Я надкусила свой шоколадный эклер.
– Я выбрала ее, потому что она раскрывает лицемерие, подлость, угнетение, тиранию.
Размахивая своей ложкой, Мэриэл умудрилась послать кусочек мороженого на шляпу женщине за соседним столиком. Учитывая то, что мороженое почти совершенно растаяло, это был впечатляющий бросок. Разглагольствуя о спектакле, она привлекла внимание довольно большой части посетителей к нашему столику.
Народу в кафе было довольно много. Поскольку все они не спешили расходиться, нам с Мэриэл следовало поторопиться.
Официант принес счет. Мэриэл тут же его схватила.
– Нет, это моя забота! – Она открыла свою вместительную сумку и принялась в ней рыться. – Знаете, я забыла свой проклятый кошелек в театре. До чего же паршиво!
Я взяла счет у нее из рук.
– Так вот, я ведь говорила, Кейт, про «Анну из “Пяти городов”». Эта героиня понятия не имеет, как сопротивляться обстоятельствам, потому что всегда жила, задавленная тиранией. У нее просто нет слов, чтобы выразить мысли; она не способна защищать свою жизнь и говорить то, что хочет. А в Люси Уолфендейл я нашла самую идеальную Анну.
– Вы увидели в ней такую же личность?
– О, Боже, конечно, нет. Нет никого, кто был бы более отличен от нее, чем Люси.
В театре, пока Мэриэл болтала со швейцаром, я прямиком направилась в театральную кассу.
В кассе седая кассирша с бифокальными очками на носу вручила мне пригласительный билет на вечернее представление. Я поблагодарила ее и спросила:
– Вы не знаете, не покупала ли миссис де Врие билет на этот спектакль? Я приехала сюда из Лидса, но не знаю ее адреса, и надеялась, что она тоже может прийти сюда нынешним вечером.
Предлог был хорош, но не сработал.
Женщина покачала головой:
– Половина Харрогейта уже побывала на этом представлении, но это имя мне ни о чем не говорит. – Она нахмурилась. – Де Врие, говорите? Звучит вроде как бельгийская фамилия. Бельгийцы здесь держатся особняком, если вы хотите знать мое мнение.
Глава 4
После финальной сцены «Анны из “Пяти городов”» занавес опустился. Актеры труппы под восторженные аплодисменты публики, выходя перед занавесом, раскланивались с залом. Девушку, исполнявшую ведущую роль, встретили крики «Браво!», когда она вышла вперед. По обе стороны от нее раскланивались со зрителями и два молодых человека: герой одного получил руку Анны, а герой другого – трагически умер. Сама же Анна поклонилась зрителям только один раз.
Мистер Беррингтон Уитли, сидевший справа от меня и облаченный в бархат импресарио, о котором говорила Мэриэл, громко аплодировал актерам.
В антракте мы с ним отошли от первого ряда кресел партера вглубь зала, чтобы хотя бы на время отделаться от неприятного театрала, который опоздал к началу представления, дымил сигарой едва ли не в лицо актерам и, обращаясь ко мне, комментировал действие, шурша при этом обертками мятных конфет.
Когда аплодисменты стихли, мы с мистером Уитли выбрались из вестибюля, где теснилась публика, и остановились у основания лестницы, ведшей к гардеробу и бару. Он повернулся ко мне.
– Эта девушка, игравшая Анну…
– Люси Уолфендейл. – Я запомнила ее имя еще со времени, когда фотографировала актеров.
– Она наверняка оставляет по жизни за собой след из разбитых сердец и опустошенных бумажников, такое бывает. Но подобная актриса случается лишь однажды за целое поколение. Она совершенно естественна.
Сзади послышался звук, напоминающий рычание. Это оказался тот любитель мятных конфет и сигар, от которого мы и сбежали сюда. С изрядной долей раздражения в голосе он пробурчал:
– Такие совершенные существа, как мисс Люси Уолфендейл, появляются не раз в поколение, а раз в жизни.
Мистер Уитли удивленно подмигнул мне. Он произнес:
– Я говорил только об ее актерских возможностях, сэр. Сейчас, во время своего тура по глубинке, я разыскиваю достойные театральные представления. И я хотел бы завтра поговорить с мисс Уолфендейл.
Любитель сигар сморщил нос от отвращения. Он не отставал от нас ни на шаг, пока мы поднимались по широкой лестнице.
– Мисс Уолфендейл не будет выступать ни на какой сцене. Ее будущее здесь.
Мистер Уитли в показном удивлении двинул бровью.
– Вы ее отец, сэр?
– Ее отец? – переспросил любитель сигар, даже приостановившись на шаг.
В какой-то момент мне показалось, что он сейчас ударит мистера Уитли. Но он только пожевал сигару и холодно произнес:
– Я – Лоуренс Милнер, старый друг ее семьи. Мисс Уолфендейл – респектабельная девушка. Ее выступление в любительском спектакле вместе с друзьями вполне приемлемо. Но о профессиональном театре не может быть и речи.
Пытаясь хоть как-то разрядить ситуацию, я заметила:
– Молодые ребята тоже отлично смотрелись.
– Один из них – мой сын, – сообщил Лоуренс Милнер. – И у него больше не будет времени для подобных занятий.
Он уже говорил это во время спектакля, и сходство между ними просматривалось вполне ясно. И старший, и младший Милнеры обладали белокурыми волосами с рыжеватым оттенком.
Я решила не обращать на него внимания.
– Не кажется ли вам, мистер Уитли, что Дилан Эштон просто превосходно сыграл роль Вилли? Он представляется искренне влюбленным в Анну.
– Да это вовсе не сыграно, – пробормотал мистер Уитли доброжелательным тоном.
Мистер Милнер протолкался мимо нас и локтями проложил себе дорогу к бару.
Мистер Уитли взял меня под руку.
– Талант мисс Джеймисон в качестве режиссера заключается в том, чтобы понять, что надо сократить и что сыграть.
– О, и что же она сократила?
Мэриэл и я покинули театр последними, когда все зрители уже разошлись. Она хотела удостовериться, что никто ничего не забыл в гардеробе. Когда швейцар провожал нас к служебному выходу, она горячо поблагодарила его, сказав, что никогда не забудет его любезность.
– Да, не помешало бы дать ему чаевые, – прошептала она мне на ухо. – Но со всем этим барахлом в сумке я не могу найти свой кошелек.
Как только мы вышли из театра и ступили на маленькую боковую улицу, крупные капли теплого летнего дождя превратились в тугие струи ливня. Я поспешила укрыться у входа в ближайший магазин и принялась рыться в своей битком набитой сумке.
– Где-то здесь у меня был зонтик.
Мэриэл набросила на голову капюшон.
– Вы должны позволить мне нести зонтик. Я ведь повыше.
Моя нога коснулась чего-то на тротуаре. Я взглянула вниз и тут же, вскрикнув, шагнула назад, чтобы не наступить на земле человека.