И Леша пошел к Анне Дмитриевне, сжимая кулаки на удачу.
– Проходите, молодой человек, чем обязана? – Анна Дмитриевна была все еще стройна и хороша собой, несмотря на возраст, а лет ей, на взгляд Леши, было не меньше пятидесяти. Волосы она подкрашивала. Туфли носила на каблуке, в общем, следила за собой.
– Я к вам по поводу журнала «Красная Нива». Говорят, вы в нем работали?
– Вы из Литературного института?
– Нет, я из уголовного розыска, – доставая удостоверение, представился Леша. – Мы расследуем обстоятельства смерти Афанасия Зыкова.
– Афанасия Зыкова? Я знаю, что он умер, мы печатали заметку, но не знала, что это было преступление, – с интересом взглянула на Лешу Анна Дмитриевна.
– Скажите, а вы знали Афанасия Зыкова лично?
– Да. Представьте себе. Но это было еще до войны. Мы были тогда очень молоды, и я познакомилась с ним в одной компании, он тогда еще только начинал свой творческий путь.
– Вот как, а не припомните подробности? – оживился Леша.
– Постараюсь, но не понимаю, чем это вам поможет.
– И все же, – настаивал Леша.
– Хорошо. Да вы присаживайтесь. – Сгребла с одного из стульев, стоявших в тесном маленьком кабинете, пачку перевязанных бечевкой бумаг и водрузила их на и без того заваленный подоконник. – Знаете, если бы Зыков не стал знаменитым поэтом, я бы, наверное, вообще забыла о нем, а так, видя публикации в газетах или журналах, невольно вспоминала. В молодости он был совершенно ничем не выдающимся юношей. Средней внешности, скромный, ничем не запоминающийся, – закуривая, принялась рассказывать Анна Дмитриевна. – Мы познакомились в конце двадцатых, в одной компании. Был канун Нового года, у одного из наших сотрудников собралась куча народа, самого разношерстного. Он жил в здании редакции, у него была почти шикарная по тем временам комната, хоть и без удобств, но зато просторная. Народу набилось множество. Мы танцевали, выпивали, флиртовали. Зыков пришел с одной из наших коллег из редакции «Огонька», с Ирочкой Войтович. Я это хорошо запомнила, потому что был у нас некто Витя Точкин, очень неприятная личность, сплетник, склочник и бабник. Так вот, он был очень недоволен, что Ирина пришла в сопровождении кавалера, и очень гадко весь вечер себя вел, грозился все доложить ее мужу, отпускал всякие непристойности и, кажется, даже схлопотал по физиономии от Зыкова, после чего напился и уснул под столом.
– Любопытно. А что это за Ирина Войтович? Она еще работает в издательстве?
– Нет, что вы. Я даже не знаю, жива ли она, – грустно пожала плечами Анна Дмитриевна. – Сейчас об этом можно говорить, так что, насколько я знаю, ее муж, он был ученым, физиком, говорят, подавал большие надежды, но, впрочем, это лишь слухи. Так вот, он был арестован, еще тогда, в тридцать шестом. Больше я о них ничего не слышала. Возможно, Ирину арестовали вместе с мужем. Не знаю.
– А что еще вы можете рассказать о Зыкове? Может, вы знаете, чем он тогда занимался, где жил, или помните людей, которые знали его в то время?
– Ну, я еще несколько раз видела его, он приносил свои стихи в редакцию, но, кажется, безуспешно. Мне кажется, Ирина пыталась хлопотать за него, впрочем, не уверена. Чем он занимался тогда? Не вспомню, кажется, где-то служил.
Информации, прямо скажем, было негусто.
– Скажите, а этот Точкин, он еще жив? Ну, тот, который напился?
– Точкин, конечно, жив. Знаете, иногда мне кажется, что пословица о том, что кое-что никогда не тонет, абсолютно справедлива. Он пережил чистки, войну, двух своих жен и все еще на плаву.
– И где же его найти?
– На рабочем месте. В своем кабинете.
– Здесь в редакции?
– Ну да. Он работает замглавреда. Точкин Виктор Семенович.
Перед глазами Леши всплыла табличка на двери, которую он видел не более получаса назад. «Точкин В. С.»
– Я же говорил с ним, вот только что. Это же он меня к вам направил! – возмутился Леша.
– Ну, это очень в его духе, – усмехнулась Анна Дмитриевна. – Не удивлюсь, если вы его уже не застанете на месте. Но знаете, загляните в комнату двадцать три. Уверена, он там, – лукаво улыбнулась дама.
И Леша прямиком направился в двадцать третью комнату.
– В чем дело?! Почему без стука! – сердито воскликнул Виктор Семенович, спешно отскакивая от хорошенькой брюнетки с пышным бюстом и ярко накрашенными алыми губами, в очень облегающем зеленом платье.
– А я к вам, – самодовольно улыбнулся Леша. Точкин ему был противен. – Что же вы, Виктор Семенович, утаили от следствия, что сами были знакомы с покойным Зыковым и что он вам даже однажды морду набил? – Леша умышленно припомнил наиболее неприятный эпизод из прошлого знакомства Виктора Семеновича с покойным и даже грубоватое слово «набил» использовал умышленно, чтобы вывести замглавреда из себя.
– Что за бред, какие морды? – чуть не завизжал Точкин.
Голос у него был противный, лицо некрасивое, с расплывшимися, точно размазанными по лицу губами, а сальные жидкие волосы по краям лысины растрепались после бурной сцены с брюнеткой, вызывали желание вымыть руки.
«Мерзость, – скривился Леша. – И это советский руководитель? Права Анна Дмитриевна насчет “не тонет”».
Но Точкин уже оправился от шока. Он пригладил волосы, утер губы. Одернул пиджак, морщивший на округлом брюшке. И официальным тоном предложил:
– Продолжим беседу у меня в кабинете.
– Я хочу объясниться по поводу недавней сцены, – начал он, смущенно покашливая, когда они, войдя в кабинет, уселись возле рабочего стола. – То, что вы видели…
– Давайте пока оставим то, что я видел, а вернемся к Афанасию Зыкову и вашему вранью. А точнее говоря, не вранью, а введению в заблуждение следственных органов.
– Ну что вы! Что вы! Ни в коем случае! – еще больше переполошился Виктор Семенович. – Я просто не вспомнил. Знаете, спустя столько лет, вот так неожиданно… Но ввести в заблуждение? Ни в коем случае.
– Выкладывайте все, что знаете про Зыкова и людей, хорошо с ним знакомых, – строго приказал Алексей, приготовив для записи блокнот и карандаш.
– Извольте, с огромным удовольствием, – без всякого удовольствия, суетливо кивал Виктор Семенович. – Зыкова привела в нашу компанию Ирина Войтович, она работала в редакции журнала «Огонек» и всячески старалась продвинуть его стихи. Но стихи были бездарные, плоские, и его никуда не брали.
– А почему она так старалась?
– Ну как же, у них был роман, – противно захихикал Виктор Семенович. – И это при том, что она была замужем, к тому же у них была огромная разница в возрасте, лет десять! Хотя Войтович была очень хороша, знаете, такая утонченная аристократическая красота. Кстати, поговаривали, что она и вправду из бывших, ее отец был то ли графом, то ли бароном.
– А как долго они встречались?
– Не знаю. Недолго. Может, полгода. Может, год. Я за ними не следил, но он вдруг исчез, и все. По большому счету между ними не было ничего общего, он был простоватый парень, хотя и с амбициями, а она женщина совсем другого круга.
– А с кем еще дружил Зыков в вашем окружении?
– Да больше ни с кем.
– А у Войтович были близкие подруги?
– Дайте подумать. Да, она близко дружила с Зинаидой Кружилиной и Адой Хмельницкой. Где сейчас Кружилина, я не знаю, а вот Ада трудится в книжном издательстве, могу дать адрес.
– А вы не помните девичью фамилию Ирины Войтович и где она проживала?
– Нет. Но возможно, в отделе кадров сохранилась информация, – пожал плечами Точкин. – Я знаю, что в середине тридцатых она вдруг исчезла. Поговаривали, что, кажется, уехала куда-то, по-моему, в Ленинград. Говорили, что ее мужа, он был ученым, – понизив голос, сообщил Виктор Семенович, – арестовали и вроде бы даже того.
Леша оценил безмерную храбрость Виктора Семеновича и более про Войтовичей не расспрашивал.
– А вы не помните, где работал Зыков в то время?
– Нет. Помню, что на каком-то заводе, вроде бы они станки производили. Но точно не скажу. В то время было модно продвигать рабоче-крестьянскую молодежь, и Ирина всячески его рекламировала. Говорила, вот вам настоящий пролетарский поэт.
Демонстрация Точкину фотографии, присланной майором из Ленинграда, ничего не дала.
Глава 926 апреля 1958 г. Москва
Аду Юрьевну Хмельницкую Леша застал дома. На удивление она выглядела совершенно не так, как воображал себе Леша после разговора с Точкиным. Она была очень пухленькой, уютной, со светлыми седеющими волосами, убранными на затылке в простой узел.
– Вы ко мне? – мягко спросила она, распахивая перед Лешей двери.
– Добрый день. Ленинградский уголовный розыск, – представился Леша, – вы позволите войти?
– Конечно. Ленинградский? Вот уж неожиданность. Но у нас нет родственников в Ленинграде, – проходя в комнату, пожала плечами Ада Юрьевна. – Проходите. Юрик, быстро в кровать, – шикнула она на маленького, одетого в трусики и маечку, светловолосого мальчишку, крутившегося возле буфета. – Извините, у меня внук приболел, вот сижу в няньках, а дочка с мужем работают. Присаживайтесь. А ты быстро в кровать, конфет все равно не дам, а вот будешь себя плохо вести, отдам дяде милиционеру, – показала Ада Юрьевна на Лешу, – он как раз озорников по квартирам ищет.
Мальчик сразу шмыгнул под одеяло и высунул оттуда любопытный нос.
– Так по какому вы вопросу?
– Я по поводу Ирины Войтович.
– Ирины? Спустя столько лет? – как-то напряглась Ада Юрьевна.
– Вообще нас интересует Афанасий Зыков, но мы не можем найти никого, кто знал бы его в Москве, вот удалось раскопать фамилию Войтович, а через нее нашли вас.
– Ах, вот оно что, – успокаиваясь, закивала Ада Юрьевна. – Да, я знала его.
– Расскажите подробнее, насколько близко вы его знали?
– Не очень, – перебирая кисти накинутой на плечи шали, проговорила Ада Юрьевна. – Собственно, нас познакомила Ирина. Да, видно, без нее здесь никак, – смущенно улыбнулась она. – В общем, они познакомились на каком-то литературном вечере, где молодые дарования читали свои стихи. В те годы это было популярно. Надо сказать прямо, особым талантом он в те годы не блистал, даже удивительно, насколько с годами его стихи стали сильнее и глубже. Но вас, думаю, интересует не это. В общем, в то время у Ирины с мужем были определенные сложности, она никогда не жаловалась, но, видимо, там была замешана женщина. – Ада Юрьевна коротко взглянула на кровать, где под одеялом прятался внук. – А знаете, давайте пройдем на кухню, я чайник поставлю, – многозначительно предложила она, и Леша с радостью согласился.