— Значит, по-хорошему не хочешь, — вздохнул старик, берясь за скотч.
— Сергей Александрович, вы хоть понимаете, что вы делаете? — Засуетился Кирилл. — Вас все равно поймают! Настя обо всем узнает, что вы ей скажете? Мы же пожениться собираемся!
— Настя погорюет и получше себе найдет, а поймают меня или нет, это еще бабка надвое сказала, — бесстрашно, с философским спокойствием проговорил Сергей Александрович.
— Но у меня нет этого проклятого медальона! — со слезами в голосе воскликнул Кирилл.
— Врешь. Врешь. Настя его у тебя видела. И откуда бы ты столько знал о нем? — Погрозил ему пальцем Сергей Александрович.
— Павел Лушин мой прадед, — после секундной заминки проговорил Кирилл. — Эту историю с медальоном у нас в семье все знают. И про расстрел царской фамилии, и про остальное. Может, из-за этого и отец мой, и я стали историками?
— А чего не следователями? — насмешливо поинтересовался Сергей Александрович.
— Потому, что мы не медальон отыскать хотели, а просто разобраться в истории, в истории страны. В истории людей. Понять, кто же был прав в том вселенском катаклизме, который разразился в нашей стране сто лет назад.
— Ах, в катаклизме хотели разобраться, — с откровенной издевкой проговорил Сергей Александрович. — Разобрались?
— Во всяком случае, попробовали, — сухо ответил Кирилл.
— Вот и хорошо, а теперь будем делами заниматься, — отрывая кусок скотча, проговорил старик.
Кирилл был так напуган его настойчивой неторопливостью, так близок к панике, что, скорее всего, отдал бы бесценный медальон, если бы ему не заклеили рот.
И, самое смешное, едва чокнутый старикашка заклеил ему рот, он тут же спохватился и понял, что должен был не кормить мерзавца байками, а орать во все горло, пока имел такую возможность, и звать на помощь. Благо слышимость в блочных домах замечательная, вдруг бы кто и откликнулся на его вопли? Но все это были лишь запоздалые сожаления. Теперь он даже стучать в пол ногами не мог, потому что Настькин дед предусмотрительно привязал его ноги к стулу.
— Ты, Кирюш, извини, если что не так будет. Я не мастер пыток, во второй раз такое доводится творить, так что… — примериваясь к клещам, бормотал он, и от этого бормотания у Кирилла все тело холодным потом покрылось.
— Говорят, лучше с ногтей и пальцев начинать, — неспешно рассуждал старик, и у Кирилла закралась в голову мысль, что тот шутит, разыгрывает его, берет на понт. Но он ошибался.
Сергей Александрович подошел к стулу, взял его указательный палец и сжал клещами.
— М-м!!! — Заливался едва слышным криком Кирилл.
— Что, больно? А я предупреждал. Отдай медальон. — И снова вцепился в палец. Кириллу показалось, что фаланга пальца вот-вот оторвется и упадет на пол. Но какое-то глупое, бессмысленное упрямство не давало ему прекратить это издевательство. — Давай, Кирилл, не упрямься, — приговаривал старик, выкручивая ему пальцы, дергая за ногти.
Эти издевательства были бессистемны, но от этого не менее болезненны. Кирилл старался не смотреть на свои руки, чтобы не упасть в обморок от ужаса. Он не считал себя крутым парнем, не служил в армии, никогда не подвергался операции страшнее, чем пломбировка зубов, и если бы мог, уже давно визжал бы, как девчонка. Но отдавать медальон по-прежнему не собирался.
— Ладно, парень, — зло бросил Сергей Александрович, — ты меня достал. Прощайся с пальцем или выкладывай, куда медальон дел.
Кирилл лишь завыл от ужаса, когда скорее почувствовал, чем услышал, как его палец со стуком упал на пол. Боль была такая, что у него потемнело в глазах и заложило уши, оттого он, наверное, и пропустил тот момент, когда в квартире появилась Настя.
— Ты что здесь делаешь? — Поспешил в прихожую Сергей Александрович, прикрывая за собой дверь в кухню. — Ты же должна в Рощино быть!
— Да, я знаю, но… Я не поехала. Развернулась с середины дороги, — торопливо объясняла Настя. — Знаешь, вдруг так страшно стало. Я не знаю почему, но внутри все переворачивалось, вот я и помчалось назад. Думала, с Кирюшкой что-то, и на звонки он не отвечает!
— Нормально все с твоим Кирюшкой. Вышел он ненадолго, — ворчливо проговорил Сергей Александрович, а проклятый телевизор заглушал стоны Кирилла. — Ты бы, Настя, лучше съездила. Ждет же человек, что ж я, зря договаривался?
— Да, да. Я съезжу, — соглашалась Настя, а Кирилл мысленно умолял ее остаться, проверить, где он, не уходить.
«Настя! — звал он из последних сил. — Если ты услышала меня в машине, на другом конце города, то не можешь не услышать сейчас! Настя, спаси!»
— Сейчас я поеду, — приговаривала Настя, заглядывая в комнату. — А что у тебя так телевизор орет? И где Кирилл? Я за него волнуюсь.
— Да что с ним случится? — Прикрывал вход на кухню старик. — За квасом пошел.
— Зачем? Не ходит он никогда за квасом. Дед, пусти меня! Пусти! Кирилл? — Теперь Настя не уйдет. Теперь не уйдет. Кирилл заплакал от счастья. — Уйди с дороги, дед! Что ты сделал? Что здесь происходит?
А в следующий миг в кухню вломилась Настя, взъерошенная, испуганная, но решительная.
— Господи! — Настя увидела палец Кирилла, зажала рот руками и с ненавистью и ужасом взглянула на клещи, которые дед все еще держал в руках.
Больше она ничего говорить не стала. Она бросилась к Кириллу.
— Не спеши, Настасья! — окрикнул ее грозно дед. — Оставь его!
— Ты совсем спятил? С ума сошел? Кирюшка, больно? Я сейчас, сейчас! — распутывая узлы, приговаривала Настя. — Сейчас водички дам и «Скорую» вызову!
— Не надо, внучка, — остановил ее дед.
— Ты что, совсем спятил? — оттолкнула его Настя. — Ему врач нужен немедленно! Нет, лучше я сама его отвезу, в травму! В платную. — Она заметалась по кухне, ища чистую салфетку.
Кирилл с трудом удерживался на стуле, голова кружилась, смесь ужаса и отвращения душила его, почти лишая сознания. Его чувствительный организм едва справлялся с полученным стрессом.
— Не надо, Настюша. Не суетись, — снова закрыл дверь на кухню дед. — Пусть сперва медальон наш фамильный отдаст. А уж потом решим, что с ним делать.
— Что — медальон? Какой медальон? При чем здесь медальон! — нервно выкрикивала Настя, хлопая дверцами шкафов. — Вот полотенце, кажется, чистое. Господи, мамочки, — стонала она, заворачивая в полотенце палец. — Кирюш, ты не бойся, говорят, его пришить обратно можно, я сейчас. Я тебя в больницу! Тут платная клиника рядом. Я тебя туда!
— Прекрати, тебе говорят! — рявкнул, не выдержав, дед. — Никуда он не поедет! Сядь, дура! — И что-то такое прозвучало в его голосе, что Настя остановилась, с испугом глядя на деда. — Вот и хорошо. Молодец. Сядь, — велел он, переводя дух. — Ты никуда не поедешь. И он тоже. Пока не отдаст медальон.
— Дедушка, дедуля, ты, ты с ума сошел? Это Кирилл, понимаешь, он кровью истекает? — сказав это, Настя бросилась к холодильнику и, распахнув морозилку, с облегчением достала оттуда лоток со льдом. Часть насыпала в полотенце, где лежал палец, потом схватила еще одно полотенце и кое-как, насыпав в него льда, обмотала им руку Кирилла.
— Да сядь ты! — снова заорал дед. — Он никуда не поедет! Ты не поможешь ему, пока он не отдаст медальон!
— Какой медальон? Зачем он тебе? Господи, что здесь происходит? — Не зная, что ей делать, взвыла Настя, видя, что мертвенно бледный Кирилл все больше сползает со стула.
— Этот твой паршивец семейную нашу ценность украл и возвращать не хочет, ну да я его, сволочь, заставлю. Отойди, Настасья. Не мешай, — не замечая ужаса, отразившегося на кукольном Настином личике, велел Сергей Александрович.
— Дедушка, Кирилл не чужой, он ничего не крал, мы скоро поженимся. И будем одной семьей! Ты слышишь? Одной семьей! — Говоря это, Настя неосознанно прикрыла собой Кирилла, встав между ним и дедом.
— Никогда эта сволочь в нашу семью не войдет! Другого найдешь, а у него надо медальон отобрать! Обыщи его, может, в кармане спрятал! Да шевелись ты, пока не пришел никто! — И тут Настя увидела, что в руке у деда уже не клещи, а тонкое, длинное, похожее на стилет или шило лезвие.
— Нет, дед, нет. Пожалуйста! Пожалуйста! Подумай, что с тобой будет! — глядя в остекленевшие чужие глаза деда, умоляла Настя. — Я люблю его, не смей его трогать!
Настя привыкла считать деда старым и безобидным, но сейчас она вдруг заметила, что под его дряблой морщинистой кожей напряглись похожие на крученые веревки мускулы, и вспомнила вдруг, что своими большими, похожими на лопаты ладонями он запросто мог открыть закатанные консервы. Без помощи ножа, просто пальцами! И ей стало до ужаса страшно. Она вдруг подумала, что, скорее всего, не справится с ним, и в довершение всего в ее голове всплыло воспоминание о том, как когда-то давно на даче дед помог соседке заколоть свинью. Быстрым, точным, коротким движением он прикончил огромную толстую свинью, и соседка потом всем рассказывала, как ловко это у него вышло. Заглянув в глаза деда, она вдруг сама почувствовала себя свиньей, обреченной на закланье.
Деду, видно, надоело разглагольствовать, и он двинулся к ним с Кириллом.
— Уйди с дороги, дура! — Попытался отодвинуть ее дед, но Настя не тронулась с места. — Уйди, говорю! — Больше он повторять не стал, а просто отшвырнул ее в сторону, так что Настя, отлетев, не удержала равновесия и больно стукнулась головой о край стола. Кухня была маленькой, тесной, и ей казалось, что, если дед сейчас дотронется до Кирилла, ее всю забрызгает кровью. Она развернулась и, не вставая с пола, сумела лягнуть деда в коленку, он пошатнулся, но равновесие удержал.
— Ах ты, сучка продажная! — завопил дед, кидаясь на Настю.
Кирилл, который видел происходящее, словно в тумане, едва успел вытянуть ногу, чтобы помешать ему. Старик споткнулся, неловко замахал руками, стараясь удержать равновесие, но все же грохнулся на пол, опрокидывая со стуком табуретку.
— А-а!!! — Крик Насти слился с грохотом ломаемой двери.
В следующую секунду на пороге кухни появились капитан Авдеев, Денис Рюмин и Никита Грязнов, в руке капитана все еще был зажат пистолет, которым он секунду назад выбил дверной замок.