Я, конечно, пришел в отчаяние.
Наместник совсем не изменился в лице, ничуть не пошевелился, когда я направил на него чей-то пистолет, поднятый с пола.
Ему, конечно, было все равно.
— Я знаю, о чем вы думаете, мой друг. Хоть я и исполнил наш уговор, документы с подписью государственного преступника вам не помогут. Сожалею. Но сожалений и без того накопилось много. Довольно отвечать за чужие судьбы: теперь я наконец-то должным образом поступил с собственной.
Я даже не был уверен, что пистолет заряжен, но какая разница — ведь ясно, что стрелять в него не имело никакого смысла.
— Почему?..
— Что «почему»?
— Почему, черт возьми, вы не могли просто умереть?! ПРОСТО УМЕРЕТЬ?!
Единственный вопрос, который мне тогда удалось сформулировать. Нельзя сказать, чтобы я всерьез ожидал ответа. Но ответ последовал:
— А почему бы вам самому просто не умереть? Теперь, когда рухнули все ваши надежды, как недавно погибли и мои? Зачем люди вообще продолжают жить, зная, что ничего хорошего их все равно не ждет — и не по собственной вине, а потому, что так все устроено и так все сложилось? Полагаю, вам не приходилось задумываться об подобном, но теперь есть такая возможность. Эти размышления могут украсить вашу книгу.
Сказать было нечего. Я просто сел на окровавленный пол напротив. Наместник какое-то время оставался в прежней позе, опустив голову и продолжая крепко сжимать меч. А потом завалился на бок рядом с телом Министра и больше не двигался.
Я смотрел на пистолет в своих руках. Ну что, опять? Как говорится, футбольный сезон окончен. Больше никаких игр. Гражданство Дорая? Можно забыть, разве что — еще десять лет на каком-то пограничном посту. Станет ли она ждать так долго? Тогда мы оба будем уже слишком старыми. Если меня, конечно, просто не казнят или не бросят в вонючий зиндан — как близкого к Наместнику человека.
Зачем все это? Можно поступить проще простого. Не впервой. Я ведь уже так делал: расслабься, больно не будет.
Но, с другой стороны, я все еще мог дописать свою книгу.
Александр ДедовГРОБОВОЙ КОЛОСС
У опциона тряслись колени. Его командир, центурион Хремет Нери-Иб, неторопливо рассказывал о грядущем путешествии. Офицер рубил правду-матку и не лукавил, говоря о смехотворности шанса вернуться обратно.
Они миновали первые ворота, затем вторые; казалось, что коридоры внутри сторожевой стены не кончатся никогда. Третьи, четвертые ворота… Рядовые легионеры увидели офицеров и отсалютовали, открыв тяжелую дверь. Снаружи бушевала метель.
— Вот и все, Ид, — сказал центурион раздраженно. — Дальше ты один. Не подведи легион, мой мальчик! Иди, проводник ждет.
Центурион похлопал Ида по плечу, затем постучал в ворота, и его впустили обратно. Опцион нервно сглотнул и плотнее закутался в меховой плащ.
В полусотне шагов, облокотившись на серебристый бок металлической лошади, стоял проводник. Он был одет не по погоде легко, его седовато-серые волосы рассыпались по плечам множеством тонких косичек.
— Не бойся меня, воин, — крикнул проводник с усмешкой. — Твое начальство платит оружейной сталью, а у нас в цене хорошие клинки!
Ид ничего не ответил, лишь глянул исподлобья на болтливого нечестивца, и тот сразу же открыл дверцу кареты.
— Прошу вас, господин офицер, — тон проводника был издевательским. — Располагайтесь поудобнее!
Внутри было тепло, пахло потом и подгнившим мясом. Ид демонстративно отсел подальше — к самому окну. Проводник захлопнул дверцу кареты и что-то прокричал на своем языке. Металлическая лошадь зашевелилась: сначала медленными шажками, а затем уверенным галопом она понесла тяжелый возок сквозь метель.
— Свинцовая! — с нескрываемым удовольствием сказал проводник. — Наш хозяин сделал. Он очень любит лошадей. Жаль, здесь для них слишком холодно. Дохнут.
Ид недовольно скривился — одна только мысль о магии демонов вызывала омерзение.
— Как тебя зовут, офицер? — нечистый не унимался. — Давно служишь в Клыке Анубиса?
Название родного легиона заставило Ида вздрогнуть. В нем вскипела ярость: подумать только, грязный рот твари из нижнего мира упомянул пограничные войска Истинного Медианна!
— Не твое собачье дело. — опцион чуть ли не прокричал эти слова.
— Экий ты серьезный. Я не собака, если тебе угодно, я крыса. — нечистый подвинулся ближе, чтобы опцион смог лучше разглядеть редкую сероватую шерсть на его лице. — Моя мать была на четверть демоном, она умела превращаться в снегокрысу. А я… Разве что холода люблю. Ты можешь и дальше строить из себя бравого пограничника, но все-таки советую быть поразговорчивее. В наших краях такая хренотень творится, что лучше лишний раз отвлечься. Не исключено, что мы с тобой и не доберемся до форта Ауш.
От этих слов опцион напрягся еще сильнее, рука под плащом сама собой легла на рукоять пистолета-пулемета.
— Х-ха! Да расслабься ты. Я шучу. Слухи о захвате Ауша до сих пор у всех на устах. Никто не посмеет на нас напасть: все знают, чья это лошадь. Только дурак сейчас захочет объявить войну моему лорду.
Свинцовая лошадь без устали пересекала сугробы, огибала упавшие теневые сосны, желтый свет глаз-прожекторов пугал гигантских мохнатых нетопырей.
— Ты слишком бледный для египтянина, — сказал нечистый после долгого молчания.
— Моя мать из римлян, — зачем-то ответил опцион. — Я полукровка.
— Как и многие-многие в сраной спирали! Я вижу, это твоя первая поездка за пределы сторожевой стены, верно? Можешь не врать, это заметно.
— Врать глупо. Покажи мне человека, который отправился бы сюда по своей воле! Даже ты бы не стал здесь жить, будь у тебя выбор.
— Это точно. Но знаешь, ко всему можно привыкнуть. Ты привык пить вино на ужин, я привык трахать грязных баб и жрать мороженную свинособачатину. Когда растает, так себе… Есть одна вещь, которая нас объединяет, офицер: мы оба родились в Великой спирали. И мы не выбирали, где именно родиться. Если бы я знал — каково оно жить там, за рубежами. может, и задумался бы над своею долюшкой. Пока твое начальство платит, меня все устраивает. Шлюхи, моховое пиво, хорошая одежда: мне для счастья большего и не надо.
— Ты очень болтлив, нечистый.
— Профессия обязывает. Сколько я вашего брата катал туда-сюда по Тоттенланде! Рожи кислые, хуже тухлых кишок. А так оно вроде и ничего, пока болтаешь — весело вроде. Иногда можно узнать чего о соседях. Вон, у тебя мама из римлян.
По спине Ида пробежал холодок: он понял, что сболтнул лишнего.
Опцион безучастно наблюдал за однообразным пейзажем. Снежная пустыня и редкий субарктический лес то и дело сменялись почти голой каменистой местностью; сани начинало трясти.
Вдалеке, неуверенно покачиваясь на ветру, шагала фигура. Человек: голый и тощий, длинный как тополь.
— Фьюить! — присвистнул проводник. — Какой хороший экземпляр! Давай-ка притормозим.
Нечистый достал из-под козел тяжелый арбалет с притороченной лебедкой. Он наклонил оружие и бешено завертел рукоятями взводного механизма. Затем снарядил арбалет тяжелым болтом, больше похожим на гарпун.
Опцион с недоверием покосился на проводника, крепче сжав рукоять автомата под плащом.
— Пошли наружу, пошли-пошли! Такой подарочек я упустить не могу! — Проводник прокричал что-то на своем языке, и свинцовая лошадь плавно притормозила.
Ид вышел из теплой кабины: снег хрустнул под сапогами, мороз защипал безбородое лицо.
— Эй, мяско, родненький! Стой! — крикнул проводник, целясь из арбалета.
Голый человек остановился и медленно повернулся, глянув на своих преследователей. Он вскрикнул и попытался бежать быстрее, но у него получалось скверно. Движения были медленными и неуклюжими.
Щелкнул спусковой механизм, гарпун пролетел сорок шагов, пронзив голое тело насквозь. Проводник дернул за лебедку, и одеревеневшая жертва рухнула в снег.
Нечистый, весело насвистывая, тянул лебедку, ловко перебирая руками; брыкаясь и кряхтя, в снегу барахтался голый человек. Ид догадался, что сейчас имеет неудовольствие наблюдать охоту на ожившего мертвеца. Раньше он никогда не видел умертвий, но много о них слышал, и эти слухи были далеки от правды.
— Пожа-а-а-а-алуйста! — молил мертвец. — Не сажайте мен-я-я-я-я-я в тепло-о-о, я начну-у-у-у-у гн-и-и-и-и-ить. — Голос его надсадно хрипел.
— Ничего, сильно не испортишься, — нечистый открыл задние двери возка, отбросил в сторону какой-то хлам и затолкал мертвеца внутрь. — Скоро уже приедем.
Легионер недоумевающим взглядом проводил нечистого, пожал плечами и залез за ним в кабину следом.
Свинцовая лошадь тронулась и понеслась неутомимой рысцой. Вскоре из-за холмов показался высокий частокол.
Форт Ауш хранил следы недавней битвы: в бревенчатых стенах застряли стрелы, виднелись дыры от пуль и подпалины. Должно быть, прежние ворота протаранили и снесли с петель. Новые хоть и висели криво, но зато были сделаны из металла.
Обитатели Хадеса не имели привычки убирать тела с поля битвы, лишь вешали иногда самых мясистых мертвецов на частокол, чтобы позже съесть. Но здесь было чисто: ни недвижимых фигур, замотанных в шкуры и грязное тряпье, ни пирующего воронья и песцов.
Свинцовая лошадь не сбавляла скорости. Нечистый приоткрыл дверь и крикнул что-то на нижне-общем. Тяжелые ворота с надсадным скрипом отворились, нечистый снова крикнул и лошадь начала замедляться. Металлический скакун протащил сани еще несколько футов и встал как вкопанный; в грузовой части возка мертвец шумно ударился об пол.
Люди окружали экипаж с разных сторон. В слабом свете факелов Ид заметил, что каждый из них одет в тяжелые металлические доспехи, отороченные мехом: небывалая для здешних мест расточительность. Даже самый щедрый лорд-полудемон в лучшем случае не скупится на сносные харчи.
— Не бойся, — сказал нечистый. — Тебя не тронут, хозяин их предупредил.
Они вышли из кареты. Слуги уже отворили задние двери и вывели мертвеца. К Иду подошел высокий старик с фитильным ружьем.