Коновал смерил меня подозрительным взглядом, но дар любезно принял.
— Мать моя мречная. — тряпка упала мостовую. — Откуда. Подрагивающими ладонями он расправил то, что когда-то было лицом Корбла. Подергал, поскреб ногтем татуировки.
— Ты еще на зуб попробуй, — советую.
Коновал открыл было рот, но тут же щелкнул челюстями и торопливо огляделся.
— Ты это. Пойдем-ка в лавку.
Внутри все было завешано разделанными телами — дела у Коновала шли явно неплохо.
— Перекусить не хочешь, старшой? Могу сварганить по-быстрому. Правда, сегодня только человечина местная.
— Времени нет. Да что ты в рожу эту так вцепился?
Изложил я все довольно быстро. Коновал, как настоящий солдат, лишних вопросов не задавал. Какое-то время в лавке царила тишина.
— Мда. — Коновал нарушил молчание. — И как нам все это провернуть?
— Кто еще из наших может подсобить?
— Хм. Разве что Горелые. Мне паренек выпивку притащить сейчас должен, могу его за ними отправить. Дергунчика в дождевой яме сгноили: под мозголомкой бабу нагнул какую-то, мужика ее прирезал. Хруст с Чистюлей в бегах, вроде, в наемники подались.
— Понятно. Есть еще один момент — я похлопал себя по шее, — мне от одного приживалы избавиться надо. Ты скальпель еще держать не разучился?
— Обижаешь. Только. Ты точно уверен? Хребет — это не шутки. Может так скрутить, что на всю жизнь калекой останешься. Если вообще во Мреть не загремишь.
— Уверен. Режь.
Коновал вздохнул, но я видел, как радостно вспыхнули его глаза. Если бы не я, был бы он сейчас хирургом, может, даже в метрополии. Ладно, не время для этого.
— Так, скидывай тряпки, располагайся. Ага, прям в разделочной. Я пока тебе отвар из мозголомки организую. Только щекотку почувствуешь.
— Ты давай, меньше слов. Времени мало.
А ведь ничего ему не мешает меня сдать. Глядишь, заслужит переезд, еще и деньжат подкинут. Вот и проверим, осталось ли что от былого братства. И когда Коновал протянул мне чашу с вонючим варевом, я осушил ее одним махом.
…Горелые от Корбла пришли в восторг. Они тоже почти не изменились. С ног до головы в клепаной коже — по местной моде, одинаково взлохмаченные, жилистые и двинутые на всю голову.
— А я всегда говорил, что Берг этого хмыря все равно разделает! — Отис с нервным смешком погладил лицо советника. — А теперь еще и с ловкачей расчет возьмем.
Он злобно оскалил подпиленные зубы. Его сестра, Линда, припечатала мне сочный поцелуй, обняв за перевязанную шею.
— О, мой герой! Можно, я из него маску сделаю?
Я скривился — шея ныла немилосердно. Держался я только за счет остатков зелья, которым потчевал Корбла. Да и бессонная ночь давала о себе знать. Ничего, выдержу. Должен выдержать.
— Так, отставить разговоры! — я соскочил со стола, отстранив Линду. — Вы в деле или как?
— А то! — Отис хлопнул сестру по упругому заду. — Тяга к войне и инцесту у нас в крови!
Линда довольно хихикнула и облизнула полные губы.
— Отлично, — я чуть помолчал, ожидая, когда комната перестанет вращаться, — оружие есть?
— Само собой. У нас даже кракатита бочонок завалялся!
Я оживился. А дела-то налаживаются! Как они его достали, интересно? Потом, все потом.
Коновал принес четыре кружки с местным пойлом.
— Ну, за то, чтоб Мреть для нас светлее стала. Ох ты ж, продирает. Значит так, — я склонился над столом, где был набросан план Санатория: спасибо Корблу. — Повозку перехватим здесь. Твой парнишка кабацкий лошадьми править умеет? Отлично. Отис, арбалетом пользоваться не разучился?..
Грета, родная, потерпи еще немного.
«…я уже рядом». Вард словно парил над Санаторием, являя собой воплощение терпения. Совсем как на южном фронте три дня назад. Или три года? Поддерживать пограничное состояние было очень трудно, но оставаться во Мрети было так же рискованно, как и на улицах Выгреба. Ему нужен полный контроль над ситуацией. Тенебрат чувствовал, как сцепка над городом отзывается на ритуал кураторов, ощущал тщательно расставленные ловушки. Но еще не время. Сперва свой ход должен сделать Берг.
К воротам подъехала крытая повозка с припасами. Встречать ее вышла одна из кураторов в сопровождении нескольких солдат. Под капюшоном, как и у остальных, белела стальная маска, инкрустированная бронзой. Безликие и всевидящие, лучшие умы Империи, подавившие в себе все, кроме чувства долга.
Возница откинул дерюгу, демонстрируя опечатанные коробки, сосуды с мутной жидкостью и прочие ингредиенты успешного ритуала, затем отошел в сторонку с одним из охранников, мастеря на ходу самокрутку. Рука в бархатной перчатке нерешительно коснулась ближайшей коробки, и Вард почувствовал, как куратор пытается прощупать Мреть. Он так и не услышал вкрадчивого шипения порохового шнура.
Страшный взрыв разметал и повозку, и часть стены с караульной будкой. От куратора осталась лишь искореженная маска, заляпанная кровью. Забил тревожный колокол, подгоняя бегущих к чадящей воронке солдат. Но Варда гораздо больше интересовала калитка черного хода на противоположной стене.
Из-за темного переулка вынырнула неприметная фигура в черном плаще, припав на колено. Секунду спустя тускло блеснула стальная дуга арбалета и граненый болт пробил кирасу часового. А вот и Берг со товарищи.
В этот момент незримая сила рванула Варда наверх, к сцепке. Он с большим трудом вернулся на прежнюю позицию. Кураторы. Торопятся инициировать ритуал, как и ожидалось. Но Бергу лучше поспешить.
Я сместился вправо, уходя от палаша долговязого капитана, и ударил наотмашь, с оттяжкой, вскрыв его глотку аккурат над кирасой. Рядом Коновал прижал коленом к земле широкоплечего гвардейца. Лезвие тесака ритмично чавкало, кромсая податливую плоть.
Мы без особых проблем добрались до внутреннего двора, но здесь напоролись на отряд внутренней охраны. Вот почему Линда лежит среди легкомысленных розовых кустиков, хрипя простреленными легкими. Отис успел перегрызть глотку стрелку, и теперь склонился над ней, бережно поддерживая белокурую голову. Я некстати вспомнил, что ей еще и тридцати нет.
— Чисто, старшой, — Коновал утер рукавом пот, — сколько ж мяса-то зазря перевели.
Со стороны дверей раздался грохот — кто-то вернул солдат от раскуроченных ворот. Массивный засов пока держался.
— Я их встречу, — Отис торопливо стер с губ чужую кровь и поцеловал сестру. — Не задерживайся тут, душа моя. Мреть ждать не любит.
Не оглядываясь, он пошел к дверям, щелкая огнивом над шнуром, тянущимся из сумки на груди. Там что-то позвякивало — похоже, кроме остатков кракатита, Горелый натолкал туда гвоздей.
— Вот и кончились «Кровожады». — Коновал тоскливо вздохнул, глядя ему вслед.
— Отставить, сержант! — я зло встряхнул его за плечо. — За мной, бегом!
Флигель, пустой зал с откинутым люком, лестница в подвал, оба оставшихся пистолета наизготовку. Сзади раздаются крики, выстрелы, их перекрывает грохот взрыва. Не останавливаться!
Я с разбега влетаю плечом в дверь у подножья лестницы. Первым делом вижу двух офицеров. Разряжаю в них разом оба пистолета и вижу вспышку ответного выстрела. Удар в бедро едва не сбивает с ног, благо Коновал успевает меня перехватить. Моим оппонентам повезло меньше. Один бьется в агонии с огромной дырой в шее, высекая шпорами искры из пола, второму снесло верхушку черепа — с мозгами наружу даже тенебрату воевать затруднительно. Сквозь дым различаю шкафы вдоль стен, столик с хирургическими инструментами, массивную каменную плиту, на которой. На которой.
Коновал с побледневшим лицом забормотал молитву вперемешку с отборной руганью. Отшвырнув пистолеты, я захромал к плите, трясясь, как в лихорадке.
Грета была выпотрошена, словно дохлая рыбина. Внутренние органы аккуратно разложены рядом, соединенные с телом и какими-то банками с подрагивающими трубками. Череп был аккуратно вскрыт, в отверстии пульсировал какой-то черный комок. Нетронутым осталось только лицо.
И она была еще жива.
— Берг. — Из горла, сорванного криками боли, вырывался лишь хрипловатый шепот.
Чувствую, как невидимая лапа сдавила мне сердце.
— Я здесь, милая. Держись, мы сейчас. Коновал!
На мое плечо легла тяжелая ладонь.
— Извини, старшой, тут без вариантов.
— Я говорила им, что ты придешь, — бледные губы растянулись в вымученной улыбке, — утопишь в крови их проклятое логов. Они не поверили. Даже Вард оставил меня. Говорил, что всегда чувствует то же, что и я. Отчего тогда он не пришел?..
Вдоль хребта прошла ледяная волна. «С ней я чувствую себя почти живым».
— Когда он тебе это сказал? После Веселой чумы?
— Старшой, — Коновал торопливо перезаряжал пистолеты, озабоченно поглядывая в сторону лестницы, — надо уходить. Сейчас здесь вся стража соберется с гарнизонными!
— Ты совсем охренел? — хватаю его за грудки, едва не упав. — Бросить ее вот так?
— Не бросить. Я. Помогу, если что.
Рука, занесенная для удара, бессильно падает вдоль тела. В глазах здоровяка читается только сочувствие.
— Он прав, любимый. — одинокая слеза сбегает по щеке Греты. — Сделай это. Пожалуйста.
В следующий миг Коновал сбивает меня с ног. Слышится хлюпающий звук закрывшейся сцепки. В комнате воплощается куратор. Из его рукава вылетает что-то, похожее на застывшую молнию, и впивается в лицо Коновала. Но прежде чем череп старого сержанта разлетается мелкими ошметками, он успевает взвести курок. Пуля задевает маску тенебрата, и он приваливается к стене, мотая головой. Слышу чье-то рычание. Ловкачья тварь?
И тут понимаю, что это я.
Забыв про оружие, про рану, бросаюсь вперед, как бешеный ящер. Никогда еще мне так не хотелось чужой крови. Я сбил ловкача с ног, сдавил глотку и приложил затылком об пол. Раз, другой… В горле что-то хрустнуло, куратор захрипел. Думаешь, это все?! Отпускаю его, но лишь для того, чтобы ткнуть пальцами в прорезь для глаз.
Наконец все кончено. Я вытираю руки об мантию и отваливаюсь от обмякшего тела. Бешенство схлынуло, боль и усталость сжимают тело в свинцовых тисках.