Переводчик упал на колени, да так и остался стоять в грязи.
— Ты стой на месте! — прошипел Рью, не поднимая головы. — Иначе геоманты сварят тебя в грязи.
— Меня этим не удивишь, — хмыкнул капитан, — давеча делегация к нам прибыла, аккурат из Гнилова леса. Вот тоже хотели в грязи сварить, думал, вам интересно будет.
— Продолжай, — бубнил переводчик.
— Ну, дык а что продолжать-то? Вышли с какими-то рогатинами, затрубили, земля закипела. Уж явно ваши штучки, но как они оказались у болотных ведьм — ума не приложу.
Рью, припав лицом к земле, все продолжал бормотать. Видно, хранитель и геоманты уже давно разобрали речь пришельца, но их чуждый для всех подземный этикет требовал продолжать это представление.
Раздался густой бас: заговорил Старший Хранитель. Следом зажурчал сбивчивый тенор — Рью переводил.
— Мы предполагали, что это ведьмы, но не знали наверняка. Наш гарнизон ограбили несколько месяцев назад. Это была какая-то сильная магия, явно на крови. Земляные путы геомантов не спасли!
— У нас осталась с полсотни этих ваших рогатин. Могу вернуть взамен на скидку. Мне нужна информация и, видит Небо, в ваших интересах мне ее предоставить.
Старший хранитель и геоманты зашептались. Они явно были заинтересованы этим предложением.
— Я хочу знать, зачем болотным ведьмам нужен слепец, могущий у людей смерть нащупывать. Зачем, мать их растак, они целую армию против нас выпустили? Ради одного калеки? Его пытались утянуть из темницы!
Воцарилась тишина. Бледный свет люминесцирующего гриба слабо подрагивал. Геоманты слепо таращились на Дьекимовича, Старший Хранитель тяжело дышал.
— Сначала устное согласие на сделку, потом все остальное, — Рью торопко и сбивчиво переводил.
— Я согласен.
— Триста серебряных динаров. Такова начальная цена.
— Скидка сорок процентов, такова моя цена.
— Это очень дорого, солнцеход!
— Ваш выбор. Я могу распорядиться, чтобы эти рогатины переплавили и отлили шестерни для водяных мельниц. Сто шестьдесят динаров и не грошом больше.
Старший хранитель сначала утробно зашипел, но после басовито расхохотался.
— А ты умеешь торговаться, солнцеход. В тебе точно нет крови щуров? — перевел Рью.
— Знаю родню до двенадцатого колена! Без вашего брата в родословной. Ну, по рукам?
— По рукам! — пискнул Рью. — Подпиши бумаги, пан капитан, мы сейчас же отправим договор в наш банк.
Переводчик на коленях подполз к Хранителю, и тот передал ему свиток. Затем он неуклюже развернулся и медленно пополз к Адриану. Не вставая с колен, щур протянул бумаги капитану.
Капитан еще раз подивился причудливому этикету подземных жителей: оба экземпляра договора были написаны хорошим шошским языком, который суть есть — диалект Чизмеградского. Не обманули щуры, все четко — и про услугу, и про сумму.
Адриан оставил свою размашистую подпись и передал бумагу Рью. Один из геомантов поднялся, неуклюже шаркая большими когтистыми ступнями, он достал крота из-за пазухи и швырнул его переводчику.
— Я свою часть сделки выполнил, — сказал Адриан глядя на то, как Рью ладит сверток договора на спине почтового крота. — Я хочу знать — за каким болотом ведьмам этот певец смерти.
— У нас сделка, теперь мы можем говорить, — Старший Хранитель внезапно перешел на шошский диалект, — и, пожалуй, твои уши достойны этой тайны.
Вставший из-за стола шур ростом едва доходил Адриану до плеча, но был он намного-намного шире. Жир каскадами лежал на крепком теле, подбородков — невозможно сосчитать. Хранитель из складок одежды достал револьвер, казавшийся игрушечным в пухлой ладони. Он направил ствол на переводчика и выстрелил. Рью крякнул, распластался на полу и замер. Запахло кровью.
— Некоторые тайны дороже жизни, ведь все зависит от цены, — Хранитель пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд капитана. — Жизнь этого — ничего не стоит. То, что ты хочешь узнать, солнцеход, стоит значительно больше и твоей жизни. Для меня эта сделка убыточна! Но, кажется, над всеми нами нависла опасность, и столь щедрая скидка — это вклад в наше общее будущее. Присядь, — геомант как по команде сделал пасс рукой, и под задом капитана выросла земляная кочка, — и слушай. Все боятся смерти. Этот страх даже породил целую магическую науку — некромантию! Но оно все без толку: даже опытный смертовод, закупоривший душу в сосуд, лишь отсрочивает неизбежное. Старейшины твоего города, шоршеткалоки, знают об этом ничуть не хуже! Давным-давно, когда я был простым подземельепроходцем, в одном из гротов я нашел старую библиотеку. Должно быть, какой-то ученый-отшельник обустроил свой дом под землей. Мои глаза слишком слабы, чтобы различить ваш алфавит, но я нашел книгу, написанную на языке моего народа! Ее выпуклый шрифт рассказал все об ощущении смерти: тот, кто может увидеть, услышать, учуять, потрогать и попробовать смерть на вкус может ее и пленить. Он станет бессмертным, обретет силу возвращать к жизни давно умерших и гасить эту искру одним лишь щелчком пальцев. Он обретет власть над временем и пространством, станет властелином всего. Тогда я посмеялся над этой книгой и продал ее какому-то коллекционеру. Но позже… Ко мне стекаются все слухи, что могут иметь цену, солнцеход. Как-то раз крот принес письмо с докладом разведчика: кто-то похитил знаменитую на весь Шош провидицу, предсказательницу смерти. Спустя пару месяцев нашли ее безглазый труп. Тогда я не придал этому значения, но спустя тридцать лет крот принес похожие новости: в лесах нашли безъязыкое тело старого лекаря, что мог поцелуем определить у человека неизлечимую болезнь. Затем священник, что чуял чумных детей… Торговка рыбой, что прочила морякам утонуть; ей отрезали уши. И вот — теперь этот твой калека. У меня нет знаний о том, действительно ли некто всерьез решил поработить смерть, но от того и страшнее! Ведьмы обчистили наш гарнизон… У того, кто стоит за ними, должна быть великая сила, и все это складывается в не очень утешительную картину. Твой калека — последняя часть мозаики. Береги его, капитан. А лучше убей и моли свое Небо о том, чтобы такой человек не родился снова…
Капитан ощущал подступающую дурноту: подумать только, проворонь его касатики этого смердящего степняка, могло случиться непоправимое! Все это походило на страшную сказку, если бы не одно но: щуры всегда давали гарантию достоверности, об этом недвусмысленно говорили выпуклые буквы на свитках их договоров. Его ребята были отличными бойцами, но кто знает, на что пойдут ведьмы в следующий раз? Нужен особый контроль!
— Мне нужно обратно! Срочно! — Адриан уронил кисет с монетами в раскрытую ладонь Хранителя.
Геомант небрежно махнул рукой, и в стене образовался проем.
— Пэреглядэри! — позвал геомант. — Перудойесь йому до подверху. Швидко!
В проем ретиво влетели воины. Длинными носами они втянули воздух и учуяли кровь переводчика. Это их воодушевило еще сильнее: они закричали, стали хлопать Адриана по спине и поторапливать. Капитану показалось, что обратно они шли гораздо быстрее.
Воины буквально вытолкали Адриана наружу и сердито хлопнули люком.
На улице шел дождь, гроза прочертила небо лиловым всполохом. На крыльце сидел Мыреш, задумчиво смоля свою причудливую трубку с глиняной чашей.
— Мыреш, мать твоя — задница! Живо на козлы, гони лошадей!
Он видел сон: уродливое, горбатое, покрытое Небо знает чем, существо лепило комки из самой темноты, закладывая их — дрожащие, в разинутые рты усопших. Оно кричало от радости, когда мертвецы, растерзанные и изломанные, вскакивали и начинали шумно дышать. Их раны исчезали прямо на глазах. Она оживляла только красивых мужчин, чтобы совокупиться с каждым из них. И они принимали ее ласки, околдованные — припадали к иссохшим сосцам бородавчатых грудей. А потом пришел капитан и начал палить почем зря, уродливая тварь вспорола ему живот и накинула на себя кишки, словно шаль.
— Курва! — Мыреш проснулся. Сонная трава, что давеча дала ему мать, не одарила глубоким сном. Привыкание, будь оно неладно.
Великан-степняк встал с кровати и сунул ноги в сапоги. Он привык спать одетым, чтобы злой рок не мог застать его врасплох; так велел бог степняков — Всемогущий Конь-Великан, Владыка Зари.
Мыреш накинул на плечи форменную шинель, завязал на подбородке шапку-ушанку и шагнул в холодную чизмеградскую ночь.
Ветер кружил первые скупые снежинки, казавшиеся охристо-желтыми в свете газовых фонарей.
Великан сам не знал, зачем покинул теплую постель. Какая-то тревога, пелена какая-то…
После визита к щурам он сам был не свой, чуял присутствие какой-то неотвратимой силы. Он задавал вопросы капитану, но тот лишь уклончиво отшучивался. В последнее время Дьекимовича будто подменили.
Дюжий длиннобородый стражник поправил петли с топорами на поясе; степнякам не разрешалось иметь сабли.
Ноги сами принесли его к порогу капитанского дома, и Дьекимович не спал в этот час. В незанавешенном окне горел свет, и Мыреш отлично видел, как капитан один за другим загоняет патроны в каморы своих револьверов. На столе стояла початая бутыль ракии без стаканов. Капитан пил с горла.
Мыреш осторожно постучал в окно, и капитан махнул рукой, дескать — «Давай, входи, чего стоишь?»
Внутри было жарко натоплено. К своему стыду степняк подивился тому, насколько чистоплотен капитан: ни пылинки, ни соринки, чистота и порядок, над камином портрет пышной русоволосой женщины и маленькой черноглазой девчушки.
— Жена с дочкой, — в голосе капитана был лед. — Тысячу раз об этом рассказывал. Я до сих пор храню хобот болотной гончей, что отняла их у меня. Засолил в бочке. Сам не знаю зачем.
Мыреш понимающе кивнул и аккуратно, почти нежно, похлопал капитана по жилистому предплечью.
— Вижу, ты куда-то собрался. Ты честный воин, пан капитан, но утром не твои часы. Старшина еще на посту.
— И ты куда-то собрался, как я погляжу. — Мыреш хотел возразить, но капитан оборвал его на полуслове, указав на пояс. — Во всеоружии гулять пошел? Садись, выпей.